Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн полностью .txt) 📗
На башню уже лез, срываясь со скоб сапогами, Шверченко.
- Так! - завопил сверху. - Вы все слышали? Вроде бы все гладко сообщил нам товарищ Павлухин. А ежели разобраться?
- Разбирайся, - сказал Павлухин, но с башни не спустился.
Закрыв огонек руками, он на свирепом ветру раскуривал папиросу.
- Большевики, - выкрикивал Шверченко, - разжигают войну гражданскую, они будят зверя, с которым сами потом не смогут справиться!.. Братцы, не верьте в грядущее торжество алчной диктатуры толпы! - И рука Шверченки, вскинутая резко, вдруг вытянулась в сторону океана. - Там, - рявкнул эсер с высоты броневого настила, - там есть некто!.. Некто третий уже решает нашу судьбу!
Ванька Кладов, потирая руки, толкнул Небольсина в бок.
- Вот сейчас начнется, - сказал плотоядно.
И на весь рейд рвануло криком Павлухина:
- Кто это "некто третий"?!
- Давай первого сначала! - задирались головы с палубы.
- Первый - Ленин! - ответил Павлухин.
- Тогда эторого... давай! - требовали с палубы.
На башню вскинулся Мишка Ляуданский, и толпа братишек встретила его ревом - так встречают чемпионов, любимцев публики.
- Второй, братишки, я знаю, - сказал Ляуданский, - это буржуазия, которая уже кажет нам... Жаль, что тут прекрасные женщины, а то бы я сказал, что она кажет.
Павлухин бросил окурок, и его унесло ветром под небеса. Шагнул прямо на Шверченку:
- А-а-а!.. Боишься назвать своего "третьего"? Так я отвечу, кого ты имел в виду... Вот он, "некто третий"!
И рука аскольдовца выбросилась вперед. Все невольно посмотрели на серый борт британского линкора "Юпитер", на котором, вытягиваясь в нитку, распластался брейд-вымпел Кэмпена.
- Вот он, твой "некто третий"! Он ждет... Он ждет от тебя, чтобы ты завопил на всю гавань: караул, помогите! И ты этот сигнал ему подал. Он, этот "некто третий", тебя сегодня услышал... Услышал и запомнил!
Башня торчала над людьми немым грохотом огня и стали. Наверху ее - над дулами орудий - три маленьких человека. Между ними - ветер. Ветер с просторов океана...
- Мы, - снова заговорил Павлухин, - команда "Аскольда", протестуем против предательской резолюции Центромура... Вы, лиговские да одесские, войны и не нюхали! Недаром вас адмирал Колчак пинкарем под зад с флота высвистнул. Чем хвастаетесь? Тем, что на поезде из Севастополя до Владивостока прокатились? Тем, что оттуда до Мурмана своим ходом притопали? Это не работа. А я войну видел... - закончил Павлухин почти тихо. - От Сингапура до Хайфы наш героический крейсер прошел с боями. И хватит... Мы против вашей резолюции... вот так!
Снизу, с палубы, выкрики:
- Контра! Таких топить будем!
- Топи! - взорвало Павлухина. - Топи, в такую тебя мать!.. Нас в Тулоне стреляли офицеры, а здесь, в Мурманске, свои же топить будут?
Мишка Ляуданский попер на Павлухина грудью, прижимая его к срезу башенной брони, а там, внизу, баламутились его кореша да приятели, которые любого разорвут зубами...
- Значит, так! - сказал Ляуданский, и ветер расхлестал его гигантские, измызганные в грязи клеши. - Значит, так... Четырех ваших хлопнули, это мы знаем. Но за што их хлопнули? Пусть товарищ Павлухин и расскажет нам, как они продавались за немецкие деньги! Как вино по кабакам во Франции качали на эти самые деньги! Как по бардакам хаживали...
Небольсин весь вытянулся на трапе: даже издали ему было видно, как брызнули слезы из глаз Павлухина.
- Братцы! - сказал Павлухин в толпу. - Неужто вы верите, что кровь четырех матросов с "Аскольда", пролитая напрасно в Тулоне, была кровью... продажной?!
Навстречу ему полоснуло бранью торговок:
- А иде Ленин твой? Он - главный шпион Вильгельма...
- Бабка, - перегнулся Павлухин с башни, - хоть бы ты, дура старая, заткнулась... Тебя-то кто спрашивает? А вы, чесменские, развалили свой корабль. Шмары у вас с мешками да корзинами по трапам ползают. Барахолка и притон у вас, а не корабль революции... Немец придет и раздавит вас, как клопов... Мешочники вы, паразиты и сами продажные суки!
- Круто взял, - шепнул Ванька Кладов, пихая Небольсина локтем. - Пора смываться. Сейчас будет заваруха.
- Ты думаешь? Но мне любопытно. Погоди... Павлухина уже сорвали с башни. Зверино и ненасытно били.
Прямо лицом колотили аскольдовца в броню, и броня стала красной от крови. Базарные бабы, страшные и патлатые, как ведьмы, с хрустом цеплялись в волосы Павлухина.
- Мы тебе не... эти самые! - визжали маркитантки. - Мы тебе за три рубля по каютам не валяемся...
Небольсин с ожесточенным отчаянием вспомнил, как била его на рельсах вот такая же разъяренная толпа, и очень хотел вмешаться. Но он был человеком с берега, а тут нужен моряк.
- Мичман, - сказал он Ваньке Кладову, - вступись... Ты же видишь человека убивают...
- Ну да! - ответил Ванька (негодяй известный). - Мотаем отсюда скорее. А то, гляди, и нам перепадет по разу... Если бы этот большевик сюда не затесался, так все бы гладко прошло!
И тут на весь рейд могуче взревела сирена. "Аскольд" ожил, и все увидели: вздернувшись, поползли вдоль берега орудия носового плутонга. Сирена выла не переставая, а накат стволов плоско двигался через гавань. И - замер! Он замер точно, как в бою, уставившись прямо на "Чесму".
Вспыхнули на мачтах "Аскольда" комочки флагов. Опытная рука сигнальщика раздернула фал, и эти комочки распустились вдруг в яркие бутоны цветовых сигналов.
- Читай! - сказал Небольсин. - Что там пишут? С опаской Ванька Кладов перевел значение сигнала:
- Сейчас грохнут. И кажется, им можно верить. Требуют освободить члена их комитета Павлухина, иначе...
- Освободят, как ты думаешь?
Ванька Кладов, весь побледнев, закричал Ляуданскому:
- Мишка! Ты с этой резолюцией не шути... "Аскольд" - посудина нервная. Они люди воевавшие и, видать, боевыми зарядили. Ежели шарахнут, так быть нам всем в туалетном мыле...
- Дорогу, дорогу!.. - раздались вопли. - Полундра! Небольсин отступил назад. Мимо него, с вывернутыми назад руками, провели к трапу Павлухина. Нахлобучили ему на голову бескозырку, бросили матроса в катер:
- Отходи прочь, собака! На полных...
Качаясь на катере, быстро отходящем, задрав кверху окровавленное лицо, Павлухин еще долго кричал на "Чесму":
- Еще вспомните... еще придет время! Революция в опасности, и первые предатели ее - вы, шкуры...
Ветер и расстояние быстро гасили его голос. В сознании Небольсина этот голос избитого матроса неожиданно сомкнулся с предостережением инженера Ронека. Они говорили разно, но едина была суть их речей. Впрочем, обдумать это совпадение до конца мешал Ванька Кладов.
- Пойдем, пойдем, - тянул он инженера за рукав. - Пойдем, я тебя с хорошенькими барышнями познакомлю...
В кают-компании "Чесмы" полно детей и женщин.
В проходе коридора, касаясь пирамид с карабинами, сохли пеленки и подштанники. Вовсю бренчало разбитое фортепьяно, и солидная дама, закусив в углу рта папиросу, пела - утробно и глухо:
Распылила молодость я среди степей,
И гитар не слышен перезвон,
Только мчится тройка диких лошадей
Тройка таборных лошадушек, как сон...
Просто не верилось, что под настилом палубы, на которой сейчас спорили и дрались люди, - здесь, немного ниже, даже не вздрогнул обывательский мир... Ванька Кладов быстро затерялся среди каютных дверей, почти неисчислимых, как в лабиринте, и вернулся, возбужденный от спекулятивного пыла:
- Десять кранцев калибра в пять дюймов. Порох - бездымный. Просят недорого: два ящика консервов и шампанеи. Тушенка-то у меня есть, а вот шампанеи... где достать?
И тут Небольсин понял, с чего живет этот табор. Линкор - мощный завод боевой техники, и на распродаже ее можно безбедно прожить половину жизни... Даже хорошо прожить! И, возвращаясь с "Чесмы" на катере-подкидыше, он долго переживал:
- Как можно? Сегодня - пушку, завтра - торпеду... Что останется? Коробка с тараканами?
