Рота Его Величества - Дроздов Анатолий Федорович (книга жизни .txt) 📗
Подлетевшая официантка выставила на стол стаканы с чаем, большую вазу с пирожными и фужер с водкой для меня.
— Борщ! — напомнил я.
— Сию минуту, Илья Степанович! — Она упорхнула.
Я придвинул пирожные студенткам.
— Это нам? — спросила Даша, круглыми глазами разглядывая пирожные.
— Мы не голодны! — поддержала Вера.
— Зато я голоден! — сказал я. — Сейчас мне принесут борщ… Я не могу есть, когда на меня смотрят!
— Мы отвернемся! — пообещала Даша.
— Не поможет! — вздохнул я. — Я буду чувствовать себя буржуем, который обжирается в присутствии голодных. Неужели нельзя хотя бы попробовать? Комсомолкам запрещают есть пирожные?
Даша посмотрела на Веру. Та подумала и кивнула.
— За ваше здоровье! — Я поднял фужер.
В отличие от пойла, продаваемого в местных магазинах, водка в ресторане была хорошая. Как мне объяснили, сделанная из зерна. Для прочего люда гнали из корнеплодов; я даже не стал спрашивать, из каких. Водка мягко пролилась в желудок и растеклась по нему теплым одеялом. Барышни отхлебнули из стаканов и взялись за пирожные. Как ни старались они соблюдать приличия, через минуту пальцы и губы обеих были в креме.
«Завтра станут упрекать себя: поддались на буржуйскую приманку! — подумал я. — Ели пирожные! Славные они, конечно, но…»
Официантка принесла борщ, и мысль моя сменила направление. Бифштекс поспел вовремя, когда я расправился с ним, Вера и Даша сидели перед пустой вазой, глядя на нее слегка осоловевшими глазками.
— Еще? — спросил я.
— Я… — начала Даша и икнула.
Я придвинул ей стакан с чаем. Она схватила и осушила до дна.
— Больше не надо! — поспешила Вера. — И без того живот заболит.
«С непривычки!» — дополнил я.
— Вы здесь часто бываете? — спросила Даша.
— Обедаю.
«От вашей перловки меня воротит», — хотел добавить я, но промолчал.
Они сделали понимающие лица. Даша заерзала на стуле.
— Илья Степанович, — спросила горячим шепотом, — правду говорят, что вы ари?
Вера с осуждением глянула на подругу, но Даша не обратила внимания. Я кивнул.
— Самый настоящий?
— Внесен в Бархатную книгу именным повелением императора.
— И Антон Витальевич?
Я сделал загадочное лицо: врать не хотелось.
— Вот это да! — восхитилась Даша. — Никогда не видела живых ари!
— Потому ходите на наши лекции?
Даша густо покраснела.
— Нам интересно! — пришла на помощь Вера.
— Правовая система Старого Света?
— Ну… — Вера потупилась. — Не только.
— Он красивый! — вмешалась Даша. — Антон Витальевич!
— Да ну? — усомнился я, ощутив некое подобие ревности.
— Голубые глаза, белая кожа, светлые волосы, к тому же они вьются! — перечислила Даша и закатила глаза. — Ни одной лекции его не пропустила!
«М-да! — подумал я. — Надо будет сказать Антону. Он мнит себя Цицероном».
— Девочки в него влюблены, — простодушно сообщила Даша. — Он женат?
Я покачал головой.
— Почему?
— Не встретил суженую!
Вера с Дашей многозначительно переглянулись, и я понял: Антон в опасности.
— Я тоже не женат, — сообщил я, но эта новость комсомолок не взволновала.
— Правда, что у вас в Петрограде дворец? — спросила Вера.
— Особняк, — уточнил я, чувствуя обиду за их реакцию.
— Большой?
— Два этажа.
— Сколько комнат?
— Восемнадцать.
Глаза их округлились.
— Вы там жили один?
— Почему? Брат, сестра, — стал перечислять я, — мажордом, повар, горничная… Полно народу!
— У нас на семью дают комнату, — вздохнула Даша. — Многие живут в общежитиях, по трое-четверо. Бывает и по десять.
«Знакомо», — подумал я.
— Вы оставили дом, богатство, чтоб перебраться в Союз? Добровольно?
Я виновато склонил голову.
— У нас многие этому не верят. Есть такие, что говорят: «Дурак!»
«Как они правы!» — подумал я.
— Не слушайте! — вмешалась Вера. — Сами они дураки! Во все времена были люди, которые пренебрегали положением, богатством ради того, чтоб быть с народом. Вы честный человек и не захотели угнетать веев…
— Ари не угнетают веев.
Она осеклась.
— У меня было время познакомиться с вашими учебниками, барышни! То, что в них написано, полный бред. Политическая власть в Новой России принадлежит ари, но промышленность, финансы и сельское хозяйство в руках веев. Это они установили для наемных работников десятичасовой рабочий день и платят им гроши. Веев угнетают сами же веи, ари всего лишь не подпускают их к руководству страной. Если б ари исчезли, ничего б не изменилось. Диалектика!
— У нас лучше?
— Гм! — сказал я.
Она смотрела требовательно.
«Обещал! — вспомнил я. — Ответить на вопросы…»
— Ваше политическое устройство справедливее, чем в Новой России. Бесплатные медицина и образование, пенсии для стариков и инвалидов. Нет безработицы, общественные блага распределяются равномерно. Беда в другом: благ мало! Все одинаково нищие.
Вера надулась:
— Вы неправильно понимаете ситуацию! Мы бедны из-за вас! Ваши цены на зерно…
— Хлеб можно вырастить самим!
— У нас мало земель!
— Земель немного, — согласился я, — но они плодородные. Ваши зерновые по качеству лучше импортных. Дело в другом. Вы собираете семь центнеров с гектара, в то время как веи — двадцать. Если б вы собирали четырнадцать, то строили б нормальные дома, а не пихали по десять человек в комнату. Двадцать центнеров с гектара принесли бы вам независимость от поставок продуктов. Тогда не вы бы просили зерно, а веи умоляли его купить — у них перепроизводство. Соответствующей была бы цена. Между Союзом и Новой Россией не стало бы вражды — за что воевать? Вам не понадобилось бы содержать огромную армию, а это не только расходы, но и отвлечение от процесса производства тысяч молодых, здоровых и образованных мужчин. Вот вам влияние экономики на политику. А как бы изменилась жизнь! При двадцати центнерах с гектара пирожные продавали бы на каждом углу и стоили они б копейки!
— Но почему? — воскликнула Даша. — Почему у нас не двадцать?
— Потому что сеют и убирают не крестьяне, а инженеры, рабочие и студенты. Вы ездите на картошку?
— Конечно! — сказала Вера. — Мы комсомолки!
— И разбираетесь в сельском хозяйстве?
— Ну… — смутилась Вера.
— Вы срываете с учебы студентов, забираете с заводов рабочих и инженеров, отправляя их на сезонные работы. Почему? На селе некому работать. Труд там тяжелый, а жизнь и того хуже. Крестьянин не заинтересован в результатах труда и при первой возможности сбегает в город, где сытнее и теплее. Если не может сбежать, выпихивает в город детей. Села вымирают. Вы заимствовали колхозный строй в самом худшем его варианте — периода тридцатых годов прошлого века. А теперь маленький пример: СССР, имея в избытке пахотных земель, завозил хлеб из-за границы. После развала СССР Россия хлеб покупать перестала, более того, экспортирует его. Что изменилось? Добавилось тракторов, комбайнов и другой техники? Ничуть! Увеличились субсидии сельскому хозяйству? Наоборот, уменьшились. Сельское хозяйство в России не является образцом для подражания ни для кого в мире, тем не менее хлеб есть. Почему? Изменились общественные отношения, у людей появился стимул производить больше. Это наука, барышни!
— Какая наука? — насупилась Вера.
— Марксизм!
— Мы изучаем марксизм!
— «Капитал» читали?
Барышни отрицательно покачали головами.
— Слава богу! У меня была знакомая, прочитавшая «Капитал», она его постоянно цитировала.
— И что? — заинтересовалась Даша.
— Мужчины обходили ее за километр!
Даша прыснула, Вера улыбнулась.
— Вы интересный человек, Илья Степанович! — сказала со вздохом. — Но не большевик!
Я развел руками.
— Вам у нас не нравится?
— Отчасти.
— А что нравится?
— Люди. Вы добры и отзывчивы: будучи бедными, готовы поделиться последним. Вы отправляетесь на комсомольские стройки, живете в палатках, возводите заводы и плотины, считай, на одном энтузиазме. Ваши отношения между собой просты и искренни: если вам кто-то нравится, вы говорите об этом вслух, если же нет, не таите камень за пазухой. Вы трудолюбивы и любознательны, вам интересно жить. Мне неприятно видеть, что такие замечательные люди живут впроголодь. Это неправильно, так не должно быть!
