И шарик вернется… - Метлицкая Мария (читать книги регистрация .TXT) 📗
Подняли на ноги пол-Москвы. Диагноз поставить не могли — просто человек не хотел жить.
Пролежала в кровати год. Потом начала выходить — за руку с мужем — до ближайшей скамейки. Еле шла на дрожавших ногах. Сил не было совершенно. Все казалось пустым и бессмысленным. Разговаривать могла только с Андреем. Он сидел на краю кровати и держал ее за руку. И текли слезы и у него — он смущенно вытирал их ладонью, и у нее — без остановки. Господи! И откуда столько слез у одного человека! Просто бездонное море.
На врачей уже и не надеялись. Но спасение утопающих, как известно…
Таня взяла себя в руки, открыла медицинские справочники. Все оказалось проще простого и сложнее сложного — депрессия.
Верка
Гурьяна выписали из больницы. Верка делала ему перевязки. Чувства вины она почему-то не испытывала, хотя объявила Крутову, что все закончено. Он подчинился.
– Твоя воля. — И добавил: — Зря ты так. — И положил трубку. Больше не позвонил ни разу.
Верка умоляла Вовку «закончить со всем этим». Он смотрел на нее и крутил пальцем у виска. Кричал, что она ничего не понимает. Кто продолжит ратное дело? Выскочить оттуда не получится. Никогда. Так что живи и радуйся. Денег — море. Хочешь, за границу жить отправлю? В Европу или на теплые моря? Хочешь — живи за городом, в лесу. Дом в три этажа. Пять сортиров. Повар и прислуга. Верка мотала головой и умоляла, умоляла…
А потом взорвали Вовкину «бээмвеху», прямо у дома. Его самого в машине не было, погиб водитель — пацан двадцати трех лет. Еще одна могила прибавилась на «аллее славы» на Востряковском. Там, справа и слева, уже лежали Вовкины подельники. Братва. На памятники денег не жалели. На цветы тоже. Целая улица молодых ребят. Целая улица монументов из черного мрамора. Длинная, страшная улица борцов за ратное дело.
Друзей ее мужа.
После взрыва машины Вовка отправил Верку с дочкой в Германию. Снял квартиру в хорошем районе. Обошел все комнаты, бросил на стол пачку денег и сказал:
– Обживайся. Приеду, как только смогу. — И улетел тем же вечером.
Верка уложила Лиечку спать и села на кухне. Свет не включила. Сидела и тихо подвывала, раскачиваясь на стуле.
Господи! Как жить? Объясни! Пожалуйста, объясни! И за что мне все это! За какие такие грехи?
Во сне захныкала дочка. Завтра наступит утро. Надо будет накормить Лиечку завтраком, убрать в квартире, сходить в магазин и сварить обед.
Завтра надо будет жить.
Только как?
– Разберемся, — сказала вслух Верка.
А разве есть другой выход?
Лялька
Лялька была вполне довольна жизнью. Да, пахала как папа Карло. Да, денег хватало еле-еле — оплатить квартиру и купить какую-нибудь еду. И это — после ее-то сытой жизни!
Но она была счастлива. У нее были сумасшедшая любовь и сумасшедший, запредельный секс! А эта сторона жизни всегда для нее имела немалое значение.
Она спокойно развелась с Этьеном и, совершенно огорошив его семью, не стала ни на что претендовать. А право, между прочим, имела.
Глеб, ее возлюбленный, тщетно пытался продать свои картины. Но сколько в Париже художников! Больше, чем бродячих кошек. Он сидел дома и размышлял о смысле жизни. Вечером, когда Лялька, абсолютно измученная, с почерневшим лицом, приползала домой, он начинал философствовать и делиться впечатлениями о прочитанном за день. Она кое-как съедала бедняцкий ужин и падала в кровать. Он обижался, удивлялся и хотел любви, но Лялька, свернувшись в клубок, мгновенно засыпала.
Он еще долго курил на кухне, слушал католические мессы по радио и размышлял о несовершенстве и бренности жизни. Потом выпивал бутылку пива и принимался читать какую-нибудь непростую книгу — Ницше или Канта, к примеру. Спать он не торопился.
Куда спешить? Утром-то не вставать. Можно расслабиться.
Светик
Торжественно — в более чем дорогом ресторане — Гарри сделал Светику предложение. Приглушенный свет, зажженные свечи, дорогое вино в тяжелом хрустале. Конечно, цветы. И конечно, сафьяновая коробочка. Светик открыла синий пенал. Думала, что удивить ее в этой жизни уже мало что может. Ан нет, удивилась. В пенале лежало рубиновое ожерелье. Светик такие вещи секла на раз. Ожерелье было определенно старинным. Антикварным.
Светик оценила. Гарри взял ее руку и поцеловал. Светик томно опустила глаза и тихо сказала «да».
А что, собственно, удивительного? Какая у Светика перспектива? До старости ходить в наложницах? Впрочем, кому она в старости будет нужна? А годочки летят, шелестят, как страницы на ветру. В любовь Светик не верила. Какая любовь? Плавали, знаем. Интимная жизнь ее вообще-то мало интересовала. Ну если приспичит, выход всегда найдется.
Женишок, прости господи, богат, знаменит, влиятелен. С переменами в стране весить стал еще больше. Окружение — Светик о таком и мечтать не могла. Кто ее в свет выводил? Никто. Все только пользовали. Щедр женишок. На такую красоту денег точно не пожалеет. И будет у Светика и квартира по высшему разряду, не меньше четырех комнат. А еще прислуга, и загородный дом, и лучшие курорты в мире.
Но главное — у Светика будет статус: жена известного адвоката. Кем она была в прошлой жизни? Ждала, когда ей пакеты из супермаркета привезут?
А теперь она развернется, не сомневайтесь! Да и женишок ей не противен — умный, галантный, фактурный. Молодым еще фору даст.
Поди найди такого мужа, да еще в ее годы! Сколько баб вокруг него всю жизнь вилось! А ведь никто захомутать не смог! Никто. А Светик смогла! Потому что всегда себе цену знала — и красоте своей, и уму, и практичности.
Так что все по справедливости. И по заслугам. Теперь Светик будет там, где и должна быть.
Свадьба была громкая, в шикарном ресторане. Из гостей — весь московский бомонд. Гарри любовался молодой женой, что, впрочем, неудивительно — Светик была сказочно хороша. Да что — Гарри! Все любовались! Те, кто поумнее, вздыхали и украдкой качали головами. Но каждый кузнец своего счастья, как гласит народная пословица. Влип мужик, понятно, потерял голову. А ведь какой опыт, какой стаж!
Зоя
Зоя защитила докторскую, конечно же, блестяще. Общественной работы было тоже невпроворот: съемки на телевидении, на федеральных каналах, между прочим. Заседания в районной управе: жалобы, просьбы. Ко всем относилась одинаково внимательно, особенно — к старикам и многодетным. Уставала как собака, но такая жизнь ей определенно нравилась, нравилось быть человеком, от которого подчас зависят чужие судьбы, который стоит у руля серьезной структуры — огромного института, отвечает за чужие жизни. Успевала даже раз в неделю читать лекции врачам — что-то вроде повышения квалификации.
Сложная жизнь, но зато не пустая, не зряшная. Зоя думала, что бабушка бы ею определенно гордилась.
Только бы здоровья хватило! Не девочка все-таки. Но здоровье у Зои было отменное.
Шура
Разговоры шли давно, правда, Шура не верила. Ну не может такого быть! Просто не может — и все. Если есть на свете хоть какая-нибудь справедливость! Нет. Справедливости не было и, наверное, уже не будет. Жестокое время диктует жестокие нравы, и нет закона, чтобы защитить слабых и немощных. Деньги, все решают деньги. И чьи-то интересы.
Интернат расформировали. Старую усадьбу выкупил кто-то из новых, всемогущих. Говорили, что там собираются открывать элитный санаторий для нуворишей.
Место вполне подходящее: от Москвы двадцать минут езды, прекрасный старинный парк, огромная территория, озеро с песочным пляжем, проезжая часть далеко. А что дом не в очень хорошем состоянии, так это и вовсе ерунда. Деньги сделают свое дело, будьте спокойны! Сильных мира сего не волнуют судьбы больных детей и оставшегося на улице персонала.
Конечно, и коллектив, и родственники писали письма. Даже сняли маленький сюжет на три минуты и показали по телевидению. Устроили пикет, рисовали до утра плакаты. Все тщетно. Ничего не помогло. Приехали чиновники, вежливо и терпеливо объясняли, что никто не останется на улице, и почти тут же больных детей распределили по разным интернатам, в основном в дальнем Подмосковье, в Калужской и Тверской областях. Кто-то попал в Тамбов, кто-то в Тулу. Кого-то — их было совсем мало — забрала родня. Всех разделили, разрезали по живому. Если раньше родня еще навещала детей, то в отдаленные места, в область, добираться было труднее, да и родня у этих несчастных детей, как правило, была нищей и пьющей.
