Плоть и кровь - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Юсеф скользнул на свое место рядом с Винсентом и посмотрел на экран. Продюсер обернулся и прошептал:
— Рик неподражаемо сыграл Моисея, правда?
— Да. Как вам удалось так удачно выбрать актера?
— Трудно было ошибиться. Настоящее имя Салливана Израэль Соломон, он взял псевдоним, когда начал сниматься в кино. Соломон просто не может плохо сыграть Моисея!
Юсеф вытаращился на лицо Моисея, как раз поданное крупным планом. Ну конечно! Как же он раньше не догадался? Этот человек — типичный еврей.
Сзади послышался шорох: это вернулись Джордана и Рик Салливан. Уголком глаза Юсеф проследил, как они прошли к бару и уселись за стойкой. Рик глянул через плечо на экран и что-то шепнул своей спутнице. Та захихикала и взяла бокал, только что поставленный перед ней барменом.
Юсеф почувствовал приступ ненависти и отвращения.
— Радуйся, сука! — свирепо подумал он. — Радуйся, жидовская подстилка.
Теперь ему было ясно, что делать с записью. Бейдр будет по гроб жизни благодарен ему за то, что он спасет его имя от позора, скрыв от всех, что жена изменила ему с евреем.
ГЛАВА XV
Лейла приблизилась к матери.
— Мама, я же тебе сто раз говорила: Хамид мне просто друг и больше ничего. Между нами нет ничего серьезного. Я не собираюсь выходить за него замуж.
Мариам вздохнула.
— Не пойму, что с тобой творится. Простой сириец, даже не из хорошей семьи… И что только ты в нем нашла?
Лейла закурила сигарету.
— Ну, надо же с кем-то словом перемолвиться.
— Кругом столько симпатичных юношей. Вон дедушка говорит, что о тебе спрашивал промышленник Фаваз. Его сын достиг брачного возраста. Они очень интересуются тобой.
— Кто интересуется? — ехидно спросила Лейла. — Фаваз или его сын?
— Не будь такой грубиянкой. Дедушка хочет тебе только добра.
— Как и тебе в свое время.
— Он не виноват. Никто не мог подумать, что твой отец окажется подлецом. Мы все сделали правильно, никто не может показать на нас пальцем.
— На отца тоже никто не показывает пальцем. Никому нет дела, кто прав, кто виноват, были бы деньги.
Мариам горячо замотала головой.
— Я всегда говорила, что ты пошла в отца. Видишь вещи такими, какими хочешь их видеть. Я была против твоей учебы в Швейцарии. Ты там только и научилась, что грубить матери. Твоя сестра никогда себе такого не позволяет.
— Моя сестра—дура! — огрызнулась Лейла. — Только и думает, что о своем доме, да детях, да проблемах с прислугой.
— О чем же еще должна заботиться женщина? Что ей еще остается?
Лейла сделала широкий жест в сторону открытого окна.
— Весь мир, мама. Неужели ты не понимаешь? Мы столько лет жили под гнетом, наш народ полностью порабощен, над ним веками измывались наши враги! Разве ты не слышишь, как стонут наши братья под игом израильтян, отнявших у нас Палестину? И ты еще спрашиваешь, что остается!
— Пусть этим занимаются мужчины, — возразила Мариам. — У женщин другие обязанности.
— Что толку спорить? — выпалила Лейла и пошла к двери. — Я ухожу.
— Куда? Опять к этому Хамиду?
— Нет. Просто ухожу, вот и все.
— Тогда к чему такая спешка? Скоро обедать.
— Я не хочу есть, не ждите меня.
Мариам проводила дочь беспокойным взглядом. Послышался шум отъезжающего автомобиля. Она встала и подошла к окну. Маленький «Мерседес» как раз заворачивал за угол.
Лейла была в точности как ее отец. Никого не желала слушать. Мариам вызвала в памяти тот день в прошлом месяце, когда дочь возникла в дверях со своим другом-сирийцем. Они были в таких отрепьях и так грязны, что поначалу новая прислуга не хотела впускать их в дом и только потом неохотно отправилась доложить госпоже.
При виде дочери Мариам испытала настоящий шок. Кожа лица и рук Лейлы потемнела и огрубела, словно она много дней провела под палящим солнцем пустыни. И куда только делась приятная округлость ее тела? Лейла стала тощей и прямой, как мальчишка.
— Что с тобой случилось? — разволновалась Мариам.
— Ничего, мама.
— Но посмотри на себя, в каком ты виде. Как будто много месяцев не принимала ванну.
— Я в порядке, мама, — упрямо твердила Лейла.
— Откуда ты взялась? Я думала, ты все еще в колледже.
— Мы рванули домой. На попутках.
— Но зачем? Можно было позвонить, мы бы купили тебе билет.
— Если бы мне был нужен билет, я бы позвонила.
Только тогда Мариам заметила Хамида, ждавшего на дороге. Она перевела вопрошающий взгляд на дочь.
— Это мой друг Хамид, — небрежно сказала Лейла. — Он сириец.
Хамид сделал шаг вперед и, приложив палец ко лбу, поздоровался по-арабски. Мариам невольно ответила на приветствие.
— Мы встретились в пути, — объяснила Лейла. Он направляется в Дамаск.
Мариам молчала.
— Он очень мне помог, — настаивала Лейла. — Если бы не он, я попала бы в беду.
Ее мать вновь повернулась к сирийцу.
— Добро пожаловать в наш дом.
Он поклонился.
— Спасибо, мэм, но мне есть, где остановиться.
Тем лучше, подумала Мариам. Он был диковат и зауряден, как большинство сирийцев.
— Я рад, что ты наконец дома, — сказал он Лейле. — Ну, а теперь мне пора идти.
— Позвонишь перед отъездом из Бейрута?
Хамид кивнул. Они пожали друг другу руки. Несмотря на официальный тон, Мариам подметила, что между ними существует какая-то близость.
— Позвоню, — пообещал он.
Но прошел уже целый месяц, а он все еще оставался здесь, в Бейруте. Мариам не представляла, чем он занимается, знала только, что Лейла почти каждый день встречается с ним в отеле «Финике». Знакомые видели их коротавшими время за кока-колой в кофейне.
Лейла припарковала свой автомобиль возле кромки тротуара и вошла в кофейню со двора. Она терпеть не могла пользоваться шикарным вестибюлем с витиеватыми Украшениями и толпами нагруженных сумками американских и европейских туристов.
Хамид в одиночестве ждал за своим обычным столиком, у окна. Перед ним стоял стакан неизменной кока-колы с ломтиком лимона. Девушка подошла и села напротив. Официантка тут же принесла ей кока-колу.
Хамид подождал, пока официантка не отошла, и сообщил:
— Завтра я уезжаю.
Лейла пытливо взглянула на него, но на его лице ничего не отразилось.
— Домой?
— Наверное. Здесь для меня нет работы. Зато я получил письмо от двоюродного брата. Мне светит должность армейского сержанта с выслугой лет и премиальными. Они берут ветеранов с опытом боевых действий.
— Не понимаю, — с расстановкой произнесла Лейла. — Вот уже месяц, как от них ни слуху, ни духу. Может, решили, что я погибла вместе с остальными?
— Они знают, что ты здесь. Я доложил, когда в последний раз ходил за жалованьем.
— Тогда почему не вызывают? Я с ума схожу от безделья. Мать постоянно придирается.
— Им хватает других забот. Там что-то говорилось насчет твоего отца—будто бы «Аль Иквах» хотел, чтобы он помог им с иностранными инвестициями.
— Я знаю. Он отказался. Это произошло перед моим отъездом из Франции, — Лейла сосредоточенно потягивала напиток через соломинку. — Они просто помешались. Да отец палец о палец не ударит, чтобы помочь кому бы то ни было.
— Они опять на него насели. Видимо, считают его больно важной шишкой.
— Желаю удачи. Но он придет им на помощь в одном-единственном случае: под дулом пистолета.
— Почему ты так думаешь?
— Просто знаю своего отца. Он всегда считал деньги панацеей от всех бед.
— Так или иначе, я завтра уезжаю. Лучше служить в армии, чем нигде.
— Может, мне самой пойти поговорить с ними? Не для того я училась, чтобы сидеть под крылышком у мамочки.
— Не делай этого, — быстро произнес Хамид. — Сказано было ждать.
Лейла подняла на него глаза.
— Тебе обязательно нужно ехать?
— Надо же что-то делать. Деньги на исходе.
— У меня есть деньги.
— Нет.
С минуту Лейла молчала, уставясь на свой стакан, потом вновь взглянула на сирийца.
