Обрекающая - Кук Глен Чарльз (версия книг .TXT, .FB2) 📗
Жрица подняла глаза.
– Ты прав, торговец. То, что они хотят сделать, – отвратительно. Но возможно – если бы они застали нас врасплох. Ты принес нам великое благо. И мы у вас в великом долгу. Сестричество Рейгг своих долгов не забывает.
Багнель ответил жестом благодарности и повиновения – скорее дипломатическим, чем искренним, как решила Марика. И сказал:
– Если таковы истинные чувства старшей жрицы Акарда, хозяин Критцы желал бы обратиться с маленькой просьбой.
– Говори.
– Есть точно такой же план захвата Критцы. И он сработает, пусть даже будет нам известен. Если только…
– Ага. Вы принесли нам эти темные вести не только из любви.
В голосе старшей жрицы послышалось острие тончайшего сарказма.
Гонца это не задело.
– Хозяин считает, что вы могли бы счесть желательным в интересах сестричества поддержать хотя бы еще одну цитадель цивилизации здесь, в Понате.
– Может быть, да. Может быть, нет. К делу, торговец.
– Как прикажете, старшая. – Взгляд Багнеля снова метнулся к Марике. – Хозяин просил бы, чтобы две или три сестры, предпочтительно специалистки по темной стороне, были направлены в Критцу, чтобы помочь отбить ожидаемое нападение. Хозяин надеется, что кочевники, потерпев два подряд крупных поражения у обеих крепостей, не будут нас больше беспокоить. Хотя бы этой зимой. Смогут прокормиться собственными убитыми.
Марику передернуло.
Но доказательства, виденные ею летом в захваченных стойбищах, были неопровержимы. Кочевники пустили к себе граукена и покорились ему. Чем бы ни было то, что разрушило старую систему стай и согнало кочевников в орду, оно изменило не только это.
– Твой хозяин мыслит здраво. Для мужчины. Может быть, он и прав. Если допустить, что в этих бумагах сказано все.
В примечании старшей мелькнул намек на вопрос.
– Я участвовал в допросе, старшая. Я желаю добровольно подвергнуться допросу правды у силт, дабы свидетельствовать их подлинность и полноту.
Это произвело на Марику впечатление. Выдерживать допрос правды – врагу не пожелаешь.
– Пошлите Марику, – вдруг бухнула Горри. – Она это умеет в совершенстве. И никто не пожалеет, если она не вернется.
– Тебя бы послать, – буркнул себе под нос кто-то из сестер. – О тебе точно никто не пожалеет.
Горри услышала. Она обвела взглядом собрание, лицо ее окаменело.
Старшая метнула на Горри недовольный взгляд за непрошеное предложение, но потом задумалась.
У Марики сердце бухнуло и провалилось.
– В том, что ты говоришь, есть правда, Горри, – сказала старшая. – Хоть тобою движут низкие мотивы. Так насмехается Всесущий над ничтожностью наших сердец, заставляя говорить истину под личиной лжи. Хорошо, торговец. Ты получишь сестер. Мы пошлем трех – из числа самых молодых и сильных, хотя не обязательно самых искусных, – поскольку им предстоит путешествие очень суровое. Ты вряд ли захочешь потерять их по пути.
Каменное лицо Багнеля не изменилось.
– Итак? Твой ответ?
– Благодарю вас, старшая.
Старшая хлопнула в ладоши:
– Строглей!
Названная сестра отворила дверь и позвала. Тут же появилась пара старших рабочих. Старшая приказала:
– Отведите этих мужчин в кельи, где они проведут ночь. Дайте им лучшую еду, которая у нас есть. Торговец, вы не покинете свои кельи ни при каких обстоятельствах. Это ясно?
– Да, старшая.
Движением лапы Кеник приказала рабочим увести торговцев.
– Есть ли добровольцы? Нет? Никто не хочет увидеть изнутри таинственную крепость Критцу? Марика? Даже ты?
Нет. Даже Марика. Она не хотела идти добровольцем.
И никто другой не хотел.
3
Марика не хотела идти добровольцем. Но пошла все равно. Со старшей жрицей не спорят.
Почти все время они шли в свете Клыка по снегу, под которым на глубине многих ярдов, холоднее, чем сердце верлена, текли воды Хайнлина. Кое-где снег был хорошо утоптан, поскольку кочевники тоже использовали русло как магистраль, хотя передвигались только днем.
Брайдик говорила, что сейчас основная масса кочевников ушла к югу от Акарда, сгоняя живших там метов. Она еще говорила, что поток выговоров и невыполнимых инструкций из Макше не ослабевает. И все без толку. Единственный способ для них заставить выполнять свои приказы – прибыть на Север самим. К чему старшая жрица Кеник и хотела их вынудить.
Марика была несчастна и напугана. Молчание ночи было молчанием смерти. Холод ее – холод могилы. Хоть сверху и светил Клык, каньон Хайнлина казался огромной пещерой, и пещера эта вызвала давний страх пещеры Махен.
Что-то злобное было в этой ночи.
– Только потому меня послали, что хотят избавиться, – сказала Марика Грауэл и Барлог. Обе ее одностайницы вызвались с ними, услышав о вызове охотниц-добровольцев и узнав, что Марике велено идти. Марика подумала: а смогли бы силты их удержать, если бы захотели?
– Может быть, – ответила Барлог. – А может быть, если будет позволено перед сестрой говорить прямо, ты приписываешь мотивы виновного меньшинства невинному большинству.
Грауэл тоже с ней согласилась:
– Ты молода и самая непопулярная среди силт. С этим никто не поспорит. Но это дело твоих лап, Марика. Хотя ты и старалась. Да, ты старалась. Стой! Послушай и подумай. Если беспристрастно рассмотреть теперешние обстоятельства, ты должна будешь признать, что никто в Акарде не подходит для этой работы лучше – оставив в стороне все прочее. Ты узнала самые темные пути силт. Смертные пути. Ты молода и сильна. И ты лучше всех выдерживаешь холод.
– Если будет позволено перед сестрой говорить прямо, – снова повторила Барлог, – ты скулишь, как обиженный щенок. Перекладываешь вину на других и отказываешься от ответственности. Я вспоминаю тебя в избе матери – там ты такой не была. Ты была медлительна, спала наяву и была чумой для всех, но ты была хозяйкой своих действий. Ты изменилась к худшему, Марика. И не очень приятно наблюдать это в той, кто обещал так много.
Марика была так поражена этим смелым укором, что просто промолчала. На ходу, стараясь не отстать от заданного торговцами темпа, она все обдумывала слова охотниц. И в моменты, когда хотела быть честной с собой, признавала, что истину, лежащую в основе этих обвинений, не спрятать.
Она стала себя жалеть – по-силтски. Она стала считать, что есть вещи, полагающиеся ей сами по себе, не заработанные, – как силты считают, что весь мир им должен. Она попала в одну из ловушек Горри.
А ведь было время, когда она дала себе обет, что не впадет в то умонастроение, которое так противно было в ее наставнице. Время, когда она верила, что, воспитанная в стойбище, она не подцепит эту заразу. А теперь стала подражать Горри.
Через много миль, много передумав, Марика спросила:
– Что ты имела в виду, Барлог, когда сказала: «Обещала так много»?
Барлог покосилась в ее сторону:
– Тебе никогда не надоедает слушать, что ты – особенная?
Марика чуть не взорвалась, но тут на ее плечо легла лапа Грауэл и больно стиснула:
– Спокойнее, щена.
– По крепости ходят слухи, Марика, – сказала Барлог. – И часто говорилось, что ты обещаешь подняться высоко. И тебе это тоже много раз говорили. Теперь говорят, что ты пойдешь выше, чем кто-нибудь мог подозревать, если тебя хорошо выучат в монастыре в Макше.
– Если?
– Они твердо намерены послать тебя этим летом. Это факт. Старшая спрашивала, не пожелаем ли мы с Грауэл тебя сопровождать.
Такая возможность не приходила Марике в голову. Она всегда думала о Макше с ужасом, уверенная, что будет там совсем среди чужих.
Еще через сто ярдов Грауэл сказала:
– Она не сплошь ледяная вода и каменное сердце, эта Кеник. Она знала, что мы все равно пойдем, пусть сотни миль пешком по Хайнлину. Быть может, она свою стаю вспомнила. Говорят, что она пришла, как ты – наполовину взрослая, из какой-то стаи Верхнего Поната, а Брайдик забрали с ней в наказание ее матери – за то, что скрыла Кеник от силт. Их стойбище было среди разрушенных во вторую зиму. Тогда об этом много говорили.
