Письмо Софьи - Девиль Александра (книги хорошего качества .TXT) 📗

– Конечно. Я ведь обещала Домне Гавриловне.

– Погоди думать об этом обещании. Прежде надо до дома добраться, прийти в себя, а уж потом…

– Но и медлить нельзя. Ведь Ольга Гавриловна больна. Поеду к ней при первой возможности.

Путники двигались быстрым шагом, настороженно поглядывая по сторонам. Слева потянулись вытоптанные поля и разоренные деревни, над которыми с карканьем кружили стаи черных птиц.

– Войны между людьми всегда заканчиваются пиршеством для воронья, – со вздохом заметила Эжени.

– Будем надеяться, что дальше на восток этих падальщиков станет меньше, – откликнулась Софья. – Только бы скорее миновать места, где были военные стычки…

Наконец, дорога подошла к лесу, где под укрытием деревьев путники сделали короткий привал, чтобы переодеться в крестьянскую одежду и немного утолить голод. Женщины боялись волков, хотя Эжени и уверяла дрожащим голосом, что в окрестностях Москвы их нет. Но страшнее сытых в это время волков могли быть одичавшие собаки, а также и люди, ушедшие в леса, чтобы жить кровавым разбоем. На случай опасной встречи Франсуа имел при себе заряженный пистолет и длинный охотничий нож, а другой пистолет отдал Софье. Впрочем, путники, конечно, понимали, что их оружие окажется слабой защитой, если путь им преградит не один хищник, а целая шайка или стая.

Солнце уже закатилось за горизонт, когда трое смертельно усталых людей добрели до какой-то деревушки, которая, хоть и была заброшена, но не производила столь зловещего впечатления, как предыдущие, и отвратительным запахом разложения поблизости не веяло. Здесь они и решили заночевать, найдя на краю села покосившееся строение – не то сарай, не то овин, где на полу были разбросаны охапки сена.

Осень, поначалу обманувшая своим теплом Наполеона, теперь с каждым днем становилась все холоднее, предвещая раннюю зиму, но путники не решились разжечь костер, боясь привлечь к себе внимание.

Проснулись они рано, еще до рассвета, и, с опаской выглянув из своего ненадежного укрытия, удостоверились, что вокруг все спокойно. Теперь, подкрепившись вином и скудными запасами еды, можно было продолжать свой путь. Шли они бодро, быстрым шагом, энергично размахивая руками и постепенно согреваясь от движения. Дорога, тянувшаяся вдоль леса, была удобна тем, что можно было, почуяв неладное, тут же укрыться в зарослях. Хотя, вместе с тем, лес являлся и средоточием тревоги, местом обитания одичавшего и разбойного люда.

Но судьба в тот день оказалась благосклонна к путникам, до самого вечера ограждая их от опасных встреч. Землю уже окутал сумрак, когда они увидели в некотором отдалении барскую усадьбу, окруженную деревьями. Софья сразу узнала ее, хотя не была здесь с детства.

– Ниловка!.. – воскликнула она приглушенным голосом, стискивая руку Эжени. – Мы все-таки добрались до нее! И кажется, здесь спокойно. Благодарю тебя, Господи!

Путники, уже изнемогающие от долгого путешествия, в последнем приливе сил кинулись вперед. Но через несколько шагов Франсуа, не заметивший в пожухлой траве какой-то пенек или корягу, споткнулся, подвернул ногу и, не сдержавшись от внезапной резкой боли, вскрикнул:

– Sacristie!.. Ma jambe!.. Quel dommage!.. [18]

В первые секунды он вообще не мог идти, только стонал, потирая ушибленное место, потом, опершись на плечо Эжени и прихрамывая, сделал несколько шагов.

Но не это было самым страшным, а то, что последовало дальше. Из-за придорожных кустов внезапно выскочило пятеро вооруженных крестьян, впереди которых стоял сухопарый мужичок с ружьем и в солдатской фуражке, а за ним – широкоплечий бородатый детина с топором.

– Эге, французы и сюда добрались, – сказал первый, походивший на отставного солдата. – Кто такие, почему здесь? От своих отбились али шпионы, засланные в наш отряд?

– Никак, и бабы у них шпионами служат? – хмыкнул бородатый.

– А чему ж удивляться? – пожал плечами солдат. – У нас вот тоже нашлась такая баба – Василиса Кожина, отрядом ополченцев командует. Да и среди наших офицеров, я слыхал, есть одна кавалерист-девица. Чего ж и у французов такому не быть?

Эжени, поначалу застывшая от испуга, теперь опомнилась и торопливо забормотала:

– Да вы что, мужички, побойтесь Бога! Какие мы шпионы? Неужто не видите, что я простая русская баба, а это – Соня, племяшка моя.

– И правда, люди добрые, мы идем от Москвы, добираемся до своего села, – подтвердила Софья, надвинув платок на самые брови. – Я раньше жила в этой усадьбе, в Ниловке.

– Гляди-ка, по-нашему лопочут, – переглянулся с бородачом солдат. – А этот ваш долговязый отчего по-французски тарабарит? Кто он такой?

– Он простой лекарь, давно в России живет, – сказала Софья, заслоняя собой Франсуа. – Он потому и не уехал вовремя из Москвы, что барыню свою больную бросать не хотел, лечил ее.

– А пистолеты у вас для чего? – спросил солдат и велел бородачу: – Слышь, Ерема, забери у них оружие.

– А чего с ними калякать? – выступил вперед мрачный мужик со шрамом во всю щеку. – Они-то нашими только прикидываются, а сами басурманы как есть! В колодезь их или на осину! Только баб сначала используем.

– Да ты что, Исай, мы ж не нехристи какие-нибудь! – возразил солдат. – Командир наш такого не одобряет.

– А как над моими дочками супостаты ругались, так это можно было? – свирепо нахмурил брови мужик со шрамом.

Один из товарищей Исая поддержал его, и Софья с Эжени похолодели от испуга, а Франсуа дернулся вперед, но был схвачен с двух сторон крепкими крестьянскими руками.

– Нет, – решительно заявил солдат, – так не годится. Отведем их в усадьбу, пусть его благородие, когда вернется, сам с ними дело решает.

Ополченцы погнали перед собой плененных «шпионов» к ниловской усадьбе, где, очевидно, располагался штаб партизанского отряда. Франсуа шел, припадая на поврежденную ногу и постанывая при каждом неловком движении. Эжени и Софья поддерживали его, хотя у них самих ноги деревенели от страха.

– Надо же: убежать от французов, чтобы свои чуть не порешили! – шепнула Софья, опасливо озираясь по сторонам.

– Гляди, а мусью-то хромает совсем как наш командир, – с усмешкой заметил Ерема, обращаясь к солдату.

– Только его благородие хромает, потому что рану получил в бою, а этот… лекарь на ровном месте споткнулся да себя же голосом и выдал, – заметил отставной, подгоняя пленников прикладом ружья. – Слышь, поспешайте, странники, а то эдак и до темноты не доковыляете.

Ниловская усадьба, очевидно, совсем недавно покинутая стоявшими здесь французскими солдатами, выглядела такой же разоренной, как другие подмосковные имения. Дом с обвалившейся во многих местах штукатуркой зиял темными провалами окон, которые почти все были без стекол, со следами копоти от костров. Можно было не сомневаться, что и внутри дом имеет такой же разоренный вид, как снаружи. А на дворе, похоже, еще совсем недавно лежали тела убитых в военных стычках, о чем свидетельствовали свежие холмики возле рощи.

Навстречу небольшому отряду из дома вышел с ружьем наперевес рослый мужик лет шестидесяти, в котором Софья сразу узнала Трофимыча, слугу своего отца. Это придало ей бодрости, и она кинулась вперед с радостным восклицанием:

– Трофимыч! Ты меня узнаешь? Я ведь Софья, дочка Ивана Григорьевича!

Трофимыч, с сомнением оглядывая троих пленников, только покачал головой.

– Вот, говорил же я, что эти супостаты только прикидываются православными, – проворчал хмурый Исай. – В колодезь их – и дело с концом!

Но тут Софья сообразила, что Трофимыч, который видел ее совсем маленькой, не мог узнать взрослую девушку, и быстро напомнила:

– Трофимыч, но я ведь дочка Мавры, экономки твоего барина! Помнишь Мавру?

– Мавру помню, как не помнить, – кивнул Трофимыч и внимательно пригляделся к Софье. – Ты и вправду на нее похожа. Только я ж тебя видел, когда ты еще малышкой была.

– Да, меня в восемь лет увезли из Ниловки! – подтвердила Софья и оглянулась на конвоиров: – Вот видите, и Трофимыч вам подтвердит, что я дочка здешнего барина и его экономки. А Евгения и ее муж служили у моей тетушки, сестры Ивана Григорьевича.