Триумф Клементины - Локк Уильям (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗

— Сядем здесь, — сказала она. — Тут так прохладно и спокойно. Эта жизнь а ля кабаре начинает мне действовать на нервы. Я смертельно устала от всего этого…

Хьюкаби засмеялся.

— Эта новость мне нравится.

Она взяла у него сигаретку. Некоторое время оба молча курили.

— Как ваши дела? — спросила она.

— Огромными скачками идут вперед. Я становлюсь писакой. Я — виртуоз. Я счастлив. Труд — добродетель. Для меня настоящая добродетель отдаться труду.

— Какому труду?

— Я сотрудничаю вместе с нашим другом в его новой книге, — с легким оттенком хвастовства ответил Хьюкаби. — Отсюда мне может открыться возможность стать секретарем антропологического общества.

— Вам везет, — сказала Лена Фонтэн.

— А как ваши дела?

— Как всегда… Никто не нуждается в добродетели женщины…

— Кроме мужа, что я вам уже не раз предлагал.

— Кого же вы имеете на примете?

Он посмотрел на нее любующимся взглядом, она могла быть предметом желания любого мужчины.

— Ваш покорный собеседник не имеет никаких шансов? — шутливо осведомился он.

— Никаких, — засмеялась она.

— Вы простите мою дерзость, но, будучи галантным, я все-таки должен был предложить себя.

— Нет, — добродушно возразила она. — Вы не должны были этого делать. Если бы вы имели пять тысяч ежегодного дохода, я бы еще подумала, потому что вы мне не противны. Но так как вы их не имеете, то я в вас не нуждаюсь, как в муже, конечно.

Они засмеялись над ее шуткой. Внезапно она замолкла и нахмурилась.

— Евстас Хьюкаби, друг вы мне или нет? — спросила она, наклонившись к нему через стол.

Она хотела быть совершенно искренней с этим человеком, искания которого она только что оттолкнула. Но она забыла про великолепную красоту своих глаз и близость своего лица к его.

— Друг ли? — воскликнул он, кладя свою руку на ее. — Как вы могли усомниться в этом?

— Я могу поклясться!

— Догадываетесь вы, зачем я здесь остаюсь, как будто только теряю время?

— У меня были некоторые предположения, но мне самому они показались абсурдом.

— Какой абсурд?

— Квистус — муж?

— Да. Почему нет?

Он оставил ее руку и откинулся на стуле, теребя бороду.

— Он вам нравится?

— Да. Отчасти. И вполне искренно. Конечно, если вы предположите, что я безнадежно в него влюблена, то этого нет. Это было бы, действительно, абсурдом, и не в моем духе.

— Что вы этим приобретете?

Она сделала нетерпеливый жест.

— Дом… Мир… Счастье… Он состоятелен и даст мне необходимый комфорт. Я не могу жить в бедности. И затем, он будет хорошо со мной обращаться.

— А он, извините за грубость моего вопроса, что он приобретет?

— Я, прежде всего, все-таки леди, — возразила она, — и сумею вести солидно дом и, кроме того, я привлекательна, как женщина. Я пойду прямым путем, не уклоняясь в сторону…

— А если появится какой-нибудь дух прошлого?

— Мне везет. Я всегда выхожу сухой из воды.

Хьюкаби закурил новую папиросу.

— Он смотрит на вас, как на безупречного ангела чистоты, — сказал он. — Если он женится на вас с этим убеждением и впоследствии ему придется разочароваться, то заварится дьявольская каша. У него уже был такой случай… Я бы не хотел подвергнуть его второй раз подобному испытанию. Я его на вашем месте хотя бы немного просветил…

Она нервно подняла обе руки:

— О, нет, нет. Никогда женщина не должна этого делать. Из этого ничего не выйдет. Я останусь для него такой, какой он меня представляет, и постараюсь держаться на этой высоте. Поверьте мне, что это будет самым правильным. Единственной помехой будете вы.

— Я?

— Конечно. Вы сможете в любой момент выдать меня, вот почему я и спрашиваю, друг ли вы мне.

Хьюкаби в глубокой задумчивости дергал свою бороду. Он решил со времени своего возрождения быть честным по отношению к Квистусу. Но имел ли он право в данном случае препятствовать спасению женщины? Он терялся в решении этой задачи. Лена Фонтэн протянула ему через стол свою руку.

— Говорите, — сказала она.

Он взял ее руку и пожал.

— Я останусь вашим другом.

Она глазами поблагодарила его и встала.

— Нужно присоединиться к остальной компании, а то подумают, что у нас невероятный флирт.

Она заметила, что обращение с ней Квистуса в последующем значительно изменилось. Он стал еще предупредительнее по отношению к ней; выражал еще больше восхищения ее красотой и отдавал еще усиленнее дань ее изяществу. До его отъезда в Марсель ей легко было вызывать в нем безумие, сидящее в каждом мужчине. Достаточно было легкого изменения в голосе и выражения глаз, чтобы сделать его еще влюбленнее. Теперь это было труднее. Он не так легко поддавался ее кокетству. Он стал духовнее, идеальнее. Она должна была сложить свое оружие для другого, переменить разговор на более высокие темы.

На самом деле в Квистусе говорили угрызения совести за нанесенное оскорбление; он содрогался при мысли о своем желании влюбить в себя это восхитительное создание. Он не обратил внимания на то, что леди, казалось, с большой охотой поднимала брошенный платок. Решив не вводить ее больше в заблуждение, он тщательно следил за каждым своим словом и поступком.

Погода испортилась. Начались проливные дожди.

Метеоролог, сообщая о циклонах с Атлантического океана, предсказывал еще на некоторое время скверную погоду. Лена Фонтэн начала раздумывать. Париж летом, да еще в дождь — неподходящее место для флирта даже высшей пробы.

Приходится довольствоваться отелями и ресторанами для бесед на высокие темы. Но она великолепно знала элементарную аксиому отношений между полами, что надоевшая мужчине женщина — пропала. Высокие темы хороши, когда на них смотришь со стороны, а на деле мужчину нужно развлекать чем-нибудь иным. Она объявила свой ближайший отъезд из Парижа.

— Может быть, вы доставите мне и Хьюкаби честь сопровождать вас, — заметил Квистус, — хотя по всей вероятности мы окажемся лишними…

Она засмеялась.

— Когда вы слыхали, дорогой друг, что мужчина может быть лишним при путешествующей женщине? Одинокая женщина никогда так не одинока, как en voyage [26]. Все сопровождаемые мужчинами женщины смотрят на нее с оттенком снисходительной жалости, как будто они говорят: «бедняжка, она не могла приобрести себе ни одного мужчины, чтобы позаботиться о себе». И тогда хочется царапаться…

— Действительно? — улыбнулся Квистус.

— Да, — засмеялась она. — У одинокой женщины есть с чем бороться, и особенно со злыми языками…

— Дорогая м-с Фонтэн, — удивился он, — неужели есть настолько злые языки, что говорят дурно даже о вас?

— Таких тысячи на этом свете. Кто знает, какие толки возбудила наша хотя бы невинная маленькая дружба?

Квистус вспыхнул.

— Я не сварлив по природе, — заявил он, — но изобью всякого, от кого услышу что-нибудь подобное.

— Вам придется, по всей вероятности, иметь дело с женщиной.

— В таком случае мне, наверное, удастся без насильственных мер убедить ее, что она позорит свой пол.

— Во всяком случае, я бы хотела иметь вас своим защитником, — взглянув на него, произнесла она.

— Я, вообще, понимаю слово «джентльмен» — возразил Квистус, — как защитник беспомощной женщины.

— Я хотела сказать — моим защитником, д-р Квистус, — увидев, что он не желает понять, сделала она ударение, — и, пожалуйста, не возражайте, иначе я упаду на пол.

Но он был слишком серьезен, чтобы улыбнуться на ее кокетство.

— М-с Фонтэн, — повторил он, — никто не осмелится сказать о вас что-нибудь дурное в моем присутствии.

Она встала.

— Благодарю вас, — впадая в его тон, серьезно сказала она, — благодарю вас. Я поеду с легким сердцем в Лондон.

И как мудрая женщина, она оборвала разговор и отправилась переодеваться к обеду.

ГЛАВА XXI

Июль принес с собой тихие счастливые дни. Особенно счастливыми они были для Клементины. Нужно было закончить заброшенные портреты, писать новые; опять для нее началась полная переживаний и сутолоки жизнь студии. Только художник может понять все наслаждение подыскивания световых эффектов и подбора красочных тонов. Многие, возвращаясь к труду, вспоминают об ушедших праздниках. Художник, возвращаясь к кисти, сейчас же о них забывает. Клементина всем существом погрузилась в работу. Вопреки своему обыкновению ей удалось совместить ее вместе с вновь приобретенными многочисленными заботами. Ее дни были заняты до позднего часа, и она была счастлива. Она наняла для Шейлы няньку, тихую, работящую вдову.