И все-таки это судьба (сборник) - Райт Лариса (книга регистрации TXT) 📗
– Я так устаю.
– У меня нет времени.
– Я иногда пытаюсь, но ничего не помогает.
– А мой говорит: «Не смей худеть, мне так нравится».
Нет, ну бывают, конечно, исключения. Однако мода давит не только на женщин, но и на мужчин. Подиум предпочитает сушеных вобл и не признает кустодиевских красоток. И не надо жаловаться своему благоверному на нехватку времени, и не стоит уповать на жалость и понимание. Не пожалеет и не поймет, а про себя подумает, что не хватает жене одного: силы воли. И будет прав, между прочим.
Она ни в коем случае не презирала этих женщин без профессии и желания добиться в жизни чего-то еще кроме умения потрясающе стругать оливье. Она просто радовалась, что ей удалось взять себя в руки, вырваться из будничной рутины и не превратиться в одну из них. Она их жалела. Она не хотела вызывать их черную зависть. Не хотела ехидных фальшивых улыбок в лицо и злых слов и взглядов за спиной. Но разве можно этого избежать?
Да, она не видит своих детей так часто, как хотелось бы. Но каждое мгновение, которое она проводит с ними, наполнено смыслом. Да, она не торчит на этих плебейских площадках, не обсуждает соседей, не советуется по поводу прикорма и режима дня. Для этого у нее есть высококлассный педиатр, принимающий в клинике, где сумма годового контракта может ввергнуть в шок любую из мамочек-площадниц. Зато все четко, зато без очереди. И не надо никаких направлений, талонов и ожиданий. А сэкономленное время в пользу детей: зоопарк, цирк, дельфинарий, музей. И раз в год на море. Это обязательно. Только не на две недели, а на полные четыре месяца, чтобы заложить не кирпичик, а целый фундамент из иммунитета.
Конечно, сидеть с детьми все это время в снятой прямо у пляжа вилле возможности у родителей не было. Если честно, она понимала, что и желания такого не возникало. Это же с ума сойти можно от нескольких месяцев упорядоченной жизни без всякого цейтнота. Скучно. А детям хорошо. И это главное. Пусть набираются сил у моря, а не неправильных ударений в словах у подъезда. Она была счастлива, что может себе позволить дать своим детям максимум. А тех, кто на это не способен, очень и очень жалела.
Потому она и не задерживалась на площадке. Сухой кивок, мимолетная улыбка – и бежать. Прочь, прочь от косых завистливых взглядов, от фырканья и дружного обсуждения ее жизни, заканчивающегося излюбленными фразами «везет же некоторым» и «мне бы так».
Площадка живет по своим правилам. Ей нет дела до мыслей и чувств какой-то там женщины, наряжающей своих детей так, будто они вышли на подиум, а не во двор прокатиться с горки и поваляться на грязной земле. Малыши у нее, правда, симпатичные, воспитанные. Только держатся особняком. Но это и понятно: они все время вместе, им компания не нужна. Иногда подходят к общему кругу, когда молоденькая мусульманка Лейла, выгуливающая сразу троих, выуживает из коляски пакет воздушных шариков и кричит: «Налетай!» Ребятня выстраивается в недружную очередь, которая толкается, вопит, дерется и дрожит от нетерпения. Двойняшки подходят и спокойно ждут, когда и им Лейла надует по шарику и улыбнется из-под хиджаба ослепительной улыбкой: «Держите». Еще им нравится наблюдать, как Лена – мама хорошенькой Ксюши, которая в три года говорит всего пару слов, да и те картавя, – выдувает мыльные пузыри. Они разлетаются по площадке на десятки маленьких круглых радуг и лопаются то на дереве, то на траве, а то и прямо на носу ароматными мокрыми каплями. Мальчик при этом озадаченно хмурится, а девочка задорно смеется и просит Лену: «Еще».
– Сейчас, сейчас, – отвечает малышке Лена, одновременно сдерживая свою Ксюшу, которая пытается исхитриться и отвесить сопернице тумака.
И в этот момент на площадке возникает Она. Как всегда, при параде. Идеально сидящий костюм, искусно сделанный макияж, походка деловая, стремительная. И как только можно не сломать шею на таких каблуках? Она подбегает к детям, треплет их по головам и приглушенным голосом отдает няне какие-то распоряжения. Через мгновение ее и след простыл. Девочка снова подходит к Лене, теребит ту за штаны, требовательно хнычет:
– Еще!
Лена охотно дует пузыри. Лейла пытается одновременно качать ногой коляску с трехмесячной Радимкой, левой рукой поддерживать двухлетнего Маратика, который вознамерился добраться до самой высокой перекладины разноцветной лестницы, а цепким взглядом следить за пятилетней Мадиной, что упросила мать разрешить ей покататься на самокате по тротуару напротив площадки. Правой рукой Лейла старается удержать хиджаб, упрямо съезжающий на плечи. Рот ее не закрывается. Она говорит без пауз в напевном ритме колыбельной:
– Осторожнее, Мадина, за машинами следи; Маратик, перекидывай ножку, не спеши, баю-бай, баю-бай, Рада, глазки закрывай, поправляйся же, платок, ты меня совсем измучил.
У Лейлы забот хватает. На женщину, у которой только двое детей, она не обращает никакого внимания.
Две подруги, Маша и Света, ритмично покачивают качели. В них будто впаяны двухлетние Артем и Гриша, оба в толстых цветных комбинезонах. Артем поет какую-то лишь ему понятную песню, Гриша качает головой в такт движению качелей. Обе мамочки могут быть спокойны, какое-то время дети посидят на месте, никуда не удерут, нигде не споткнутся, ни обо что не ударятся. Молодые женщины могут расслабиться и поговорить.
– Вчера пыталась разобраться в этой системе. Черт голову сломит, – жалуется подруге Света. – Не пойму, как найти нужный сад.
– Ты через округ ищи, – советует Маша. – Там по округам деление, просто так не найдешь. А все остальное легко. Нашел, записался. Только нужно СНИЛС вбить. Ты получила?
– Да, еще летом, пока народу не было.
– Ой, ой, расскажите про СНИЛС, – присоединяется к разговору Оксана – мама трехлетней Дарины.
– А тебе зачем? – удивляется Маша. – Вы ведь в сад не идете.
– Так у меня же старшая. Я ее в лагерь хочу отправить, а теперь без СНИЛСА и туда не берут.
– Придумали мороку! – недовольно произносит Света, и три женщины еще какое-то время негодуют на власть, постоянно придумывающую новые бюрократические ступени, которые приходится преодолевать обычным гражданам. Они поглощены разговором, временное появление мамы двойняшек не производит на них впечатления. Она вряд ли отправит своих детей в детский сад или в государственный лагерь. Чем эта женщина может им помочь? Даже советом не поможет. Полина – ей два с половиной – сидит на горке и кричит на всю площадку:
– Не поеду! Не пойду! Не поеду! Не пойду!
– Полька! Горе луковое! – орет ее мать, продавщица Наташа. – Едь давай, коза, а то мигом по жопе схлопочешь.
– Не поеду! Не пойду!
– Я те говорю, поганка, домой пора. Ща батя придет, у нас суп не варен.
– Не поеду! – Полинка вскакивает и забивается в угол высокой площадки, чтобы мать не сумела ее достать.
– Ах ты, паразитка! – Толстая Наташа спешит к лестнице, поднимается, переваливаясь, за непослушной дочерью. Та с визгом и хохотом катится вниз и бежит в противоположную сторону, к другой горке.
– Полинка! Ну никаких нервов не напасесси! Стой, дрянцо такое!
Полинка и не думает останавливаться. Маленькие ножки бегут по заданной траектории, тонкие косички прыгают по остреньким плечам, широкий рот неустанно хохочет. Полинка совсем не боится мать. Знает – та поорет и перестанет. И по жопе не надает. Если чего и даст, так сладких сухарей, которые сама делает.
– Вот оторва! – разводит руками Наташа и застывает посреди площадки. И вместо усталости и раздражения в голосе ее одно восхищение. Она смотрит на свою дочь, а не на покидающую площадку мать двойняшек.
– Бедняга! – От карусели слышится громкий вздох. Но относится он не к Полинке и даже не к страдающей теперь одышкой Наташе. Катя, мама Вики, рыжеволосой пухлой малышки, что уже минут пятнадцать не слезает с карусели, единственная из всех присутствующих смотрит вслед стремительно удаляющейся фигуре. Вот она подходит к своей иномарке, вот щелкает замком, вот легко впрыгивает в салон и, нажав на газ, лихо выруливает со двора.
