Светорада Янтарная - Вилар Симона (список книг .TXT) 📗
– Все мы под богом ходим, – снисходительно улыбался кесарь, видя, каким напряженным и взволнованным становится личико его возлюбленной славянки от таких рассказов.
Хотя, честно говоря, в чем– то она его понимала. Она сама была рождена у власти и знала, как Олег Вещий вошел в Киев, убив Аскольда и Дира. Когда княжна поведала об этом Александру, он удивил ее, сообщив, что читал про киевских князей. Рассказал, как русы некогда имели дерзость приплыть со своим флотом под стены Константинополя, когда там не было базилевса с войсками, как в городе началась паника. Но тогдашний патриарх Фотий стал молиться во Влахернском храме, где хранится одна из величайших святынь христианского мира – покрывало матери Иисуса Христа. Патриарх Фотий трижды опускал эту реликвию в воды моря, прося великую заступницу о чуде, и Богоматерь откликнулась на призыв и ниспослала на море невероятную бурю, которая разметала корабли русов. Барахтавшихся в воде захватчиков ромеи ловили сетями, как рыб, а потом многие из них были доставлены на ипподром и отданы на растерзание диким зверям. Но самого плененного Аскольда все же помиловали – при условии, что он примет веру Христа и понесет ее в свою варварскую страну.
– Однако он не сдержал обещания, – сухо закончил Александр, и Светорада предпочла отвлечь кесаря, видя, как хмурятся его темные брови.
Александр был прекрасно образован, многое знал, во многом разбирался, владел несколькими языками, играл на музыкальных инструментах, увлекался античными легендами. Светораде всегда было интересно с ним. А еще весело. Ибо ее кесарь был великим выдумщиком. Ему было двадцать восемь лет, но он выглядел моложе своего возраста и по– прежнему оставался беспечным мальчишкой. Он мог затеять игру в прятки с любимой в садах Палатия, пригласить ее в циканистр [104] на конную игру с мячом, в которой Александру не было равных, сводить ее в царский зверинец под трибунами ипподрома, где княжна с удивлением взирала на длинношеих жирафов, жутких носорогов или на величественных гривастых львов.
Александру нравилось развлекать и удивлять свою возлюбленную. Один раз они уплыли в море на дальние острова, оставили на берегу всю свиту, а сами уединились, разделись и долго плавали в море, как в день их первого знакомства… Это были удивительные и счастливые мгновения, как и их упоительные ночи, когда они страстно и безудержно предавались любви. Правда, Светорада и не предполагала, что их любовные игры могут быть такими изощренными, словно Александру всегда чего– то не хватало и он желал испытывать все новые и новые ощущения. Его выдумкам не было предела. Ранее Светорада, познавшая не одного мужчину, и помыслить не могла, что можно делать из близости такие развлечения. Она была чувственной женщиной, любовь с мужчиной дарила ей наслаждение, но никогда прежде ей не доводилось испытывать ощущений, подобных тем, которые дарил ей Александр. Например, он умащивал ее тело медом, как сладкое блюдо, а затем слизывал с нее мед, доводя Светораду своим почти кошачьим языком до стонов и содроганий. Княжна не ведала, что ее можно подвесить на ремнях и взять – совершенно нагую, извивающуюся между полом и потолком и не понимающую, больно ей или приятно до остроты. Она даже не предполагала, что ее милому нравится, когда его распластывают на ложе и привязывают ремнями, прикрутив кисти рук к крылатым божествам, удерживающим пышный балдахин кровати: он изображал раба, а она – повелительницу. Все эти игры вводили ее в раж… но нравились.
Раздетая и растрепанная, она садилась верхом на раскинувшегося на ложе Александра, целовала и покусывала его, щекотала разметавшимися волосами, дразнила своими прелестями и смеялась негромким русалочьим смехом. Александр рвался к ней, просил дать ему в рот сладкие плоды ее грудей, раскрыться навстречу его устам, молил о пощаде… Она мучила его, пока сама не начинала испытывать почти нестерпимое желание. И тогда она надевалась на его стержень, скакала, как степнячка на буйном коне, а потом в изнеможении падала на его тело, мокрая, растрепанная и бессильная. Александр даже волновался, что она уснет, так и не отвязав его от кровати.
На другой день у него на запястьях и лодыжках оставались багровые следы от ремней, но он не огорчался.
– Сегодня я был пленен и побежден полностью, – говорил он, целуя ее перед уходом. – Но мне сладостно такое поражение.
Когда кесарь удалялся, Светорада проводила дни, отдыхая, принимая портных и торговцев, примеряя многочисленные наряды и украшения, придумывая изысканные яства к очередному приходу любимого, или же просто любовалась садами через большие полукруглые окна дворца. По воле Александра они обосновались в одном из наиболее древних и роскошных строений, именуемом дворцом Дафны. Название это было дано дворцу в связи с тем, что в его приемном зале стояла позолоченная статуя нимфы Дафны, по легенде превратившейся в лавровое дерево. Возможно, именно этим объяснялось то, что от дворца в сады уводила прекрасная аллея из подстриженного пирамидами вечнозеленого лавра. Светорада любила прогуливаться по ней, углубляясь в прекрасные сады Палатия.
Вообще, императорский дворец с его парками был недоступен простым гражданам Византии. Константинополец мог всю жизнь прожить рядом с дворцом и никогда не иметь случая попасть внутрь. А ведь здесь было на что поглядеть, было чем восхититься. Золоченые крыши дворцов и храмов, мраморные колоннады галерей и переходов, широкие, спускавшиеся к искусственным водоемам лестницы, клумбы с изумительными цветами, к которым сходились посыпанные разноцветным песком аллеи, легкие беседки и многочисленные замысловатые фонтаны, скульптурные группы в античном духе или изваяния святых – все из редких пород мрамора или богато позолоченные. А еще кипарисы, пальмы, оливы, целая роща лимонных и апельсиновых деревьев, выращенных умелыми садоводами– сирийцами и несших на своих непривычно высоких стволах кровлю из вечнозеленой глянцевой листвы. С высоты дворцовых окон они казались очаровательным лугом, который простирался террасами до самой стены Палатия, за которой синело море.
Светораде порой не верилось, что она живет среди подобной красоты. Где же те дубравы на берегах Днепра, по которым она так сильно скучала? Где еловые боры, куда она уходила с подружками собирать ягоды или грибы? Где бревенчатые настилы улиц Смоленска, где каждый знал ее и радовался встрече, ибо считалось, что встреча с княжной со столь звучным именем сулит непременную удачу. Было ли это в ее жизни? Что сон, а что явь?
Но прошлое не отпускало. Однажды, когда они с Александром, мокрые и усталые, еще не отдышавшиеся после бурного соития, лежали на смятых простынях, кесарь вдруг огорошил княжну вопросом:
– Что такое Стема?
Она замерла, почувствовав, как гулко ударило в ребра сердце.
– Это по– русски, – только и смогла ответить.
– Это я понял, – приподнявшись на локте и нежно касаясь пальцем ее влажного горла, ответил кесарь. Негромко засмеялся. – Ты забавная. Порой в минуты наивысшего наслаждения, когда ты извиваешься в моих руках и я чувствую, насколько ты моя, ты вдруг восклицаешь непонятные слова на чужом языке. И чаще всего ты произносишь слово «Стема». Что оно означает?
Светорада отвернулась от него, легла на бок. «Нет, милый, в такие мгновения я как раз не твоя». Ей стало так горько… Она чувствовала себя предательницей. По отношению к одному и другому. Какое– то время княжна молча смотрела на свет звезд за высоким овальным окном.
– Это означает… самый лучший, – отозвалась наконец Светорада, видя, что кесарь не сводит с нее глаз.
Александр засмеялся ей в волосы, довольный ответом.
– А как по-вашему будет «любимый»?
– Ладо мое.
– Ладоооо моооиоооо?
Он снова засмеялся, а потом вдруг попросил ее рассказать про Русь.
Раньше он никогда не интересовался ее прошлым. Да и сейчас спросил не о ее судьбе, а о далекой варварской Скифии, как называли Русь надменные ромеи. И Светорада стала рассказывать… О зимах, каких тут никогда не ведали, о пушистом снеге, который поднимается сугробами до самых кровель изб, о курящихся на капищах жертвенных дымах, о том, как хорошо играть в снежки и скатываться на санках с горок. О том, каким чистым и благоуханным бывает воздух после стаивания снегов, как пробиваются из– под снега голубые пролески, как свежо и радостно вздыхает земля, давая жизнь многочисленным всходам. И о том, как вскрываются реки и по ним сходят на воду крутобокие ладьи, как поляны покрываются цветами, а потом наступает пора ягод. Хорошо уйти далеко в лес, найти среди папоротников маленькую ягодку землянику и съесть ее. Земляничка– то махонькая, а положишь на язык – вкус ее наполняет все существо. Сладко!
104
Циканистр – ипподром для верховой игры с мячом, нечто вроде конного поло в те времена.