Хозяин дракона - Дроздов Анатолий Федорович (прочитать книгу txt) 📗

– Хайре, рус! – говорит он звучным, приятным голосом.

От неожиданности я немею. С каких это пор императорские чиновники здороваются с рабами?

– Хочу спросить тебя, – продолжает он, словно не заметив моего удивления, – это правда, что русы носят нож в сапоге?

– Да, господин!

– Как вы крепите их? Нож может поранить!

– Пришиваем изнутри ножны.

– Они не мешают ходить?

– Мы делаем их из мягкой кожи, а голенища наших сапог не прилегают плотно.

– Ты хорошо говоришь по-ромейски, – замечает он. – Бывал ранее в наших землях?

– Нет, господин.

– В городе ты недавно, – он поднимает брови. – Хочешь сказать, успел выучить?

– Старался, господин.

– Не называй меня господином! – морщится он. – Я служу у эпарха, но ты принадлежишь басилевсу.

– Как же мне звать тебя?

– Как, как?.. – Он морщит лоб и вдруг смеется: – Не знаю.

Улыбаюсь. Он забавный, этот старик.

– Ты сделаешь мне ножны? – он указывает на сапог.

– Покажи нож.

– У меня его нет.

– Тогда не смогу.

– Закажу кузнецу. Может, посоветуешь, какой?

– Для чего нож?

– Ну… – Он смотрит испытующе. – Ваши для чего?

– Убивать.

– Мне для того же.

– Не поместится: у твоего сапога слишком короткое голенище.

– Да? – он задумывается. – Мне не потребуется длинный.

– Коротким не просто убить.

– Смотря кого! – возражает он.

– Люди сопротивляются, когда их режут.

– Этот не будет.

Он смотрит пристально, и я вдруг понимаю…

– Тогда тебе нужен… – Я черчу пальцем на крышке стола. – Если б господин дал мне кусок пергамента…

Мгновение он изумленно смотрит, затем лезет в сумку. Роется, достает обрезок. Подойдет: нож поместится в натуральную величину. Кузнецу останется только примерить… Он ставит на стол чернильницу, протягивает перо. Я расправляю пергамент, обмакиваю перо и осторожно веду им по мягкой коже. Он смотрит из-за плеча.

– Странный нож! – замечает, когда я протягиваю рисунок. – Лезвие треугольное – как плавник акулы, оно шире рукояти и короткое…

– Чтоб перерезать жилу, достаточно.

– Где резать? Здесь? – Он показывает запястье.

– Можно и здесь. Тогда умирать будешь медленно.

– А если захочу быстро?

– Тогда тут! – Я касаюсь шеи. – Сонная артерия. Сто ударов сердца – и уснешь! Навсегда…

– Как ты сказал? Сонная?

– Да, мой господин!

– Покажи!

Я беру его ладонь (она маленькая и сухая) и прижимаю к своей шее.

– Чувствуешь, господин?

– Да! – кивает он. – Значит, сто ударов?

– Возможно, скорее. Скажи кузнецу, чтоб не делал накладки. Я обмотаю рукоять кожаным ремешком. Она будет тонкой и не натрет тебе ногу, в то же время не выскользнет из руки.

– Хайре!

Он забирает пергамент и уходит. Назавтра является и кладет на стол нож. Кузнец сделал его точно по размеру и закалил сталь. Нож пружинит в руках и отменно заточен. Не только артерию, палец отрезать можно.

– Кузнец сказал: такие ножи заказывают лекари – ими удобно открывать кровь. Ты лекарь, рус?

– Нет, господин!

Я смазываю рукоять рыбьим клеем, затем медленно и плотно – виток к витку – оборачиваю тонким ремешком. Гость садится на убогий топчан, служащий мне постелью, и внимательно смотрит. Закрепляю конец.

– Дай! – он протягивает руку.

– Испачкаешься, господин! Клей не подсох!

– Чепуха! – Он берет нож, примеряет к руке. – Ты прав, рус, держать удобно.

– Теперь сними левый сапог!

– Почему левый?

– Потому что ты – левша.

– Я пишу правой! – возражает он.

– Нож брал левой. Оружие берут, как сподручнее.

– Ты зорок, рус! – бормочет он, снимая сапог.

Кусок выделанной кожи приготовлен мной заранее. Прикладываю нож, очерчиваю шилом, затем пришиваю ножны с внутренней стороны голенища. Он наблюдает молча.

– Примерь, господин!

Старик надевает сапог, прячет оружие, затем несколько раз достает и возвращает его на место.

– Пройдись!

Он послушно ходит по каморке.

– Не трет?

Он качает головой, лезет в сумку и кладет на стол монету.

– Это много, господин!

– Мне лучше знать! – хмыкает он. – Я не собираюсь дарить тебе золотой, рус. Возьми номисму, сходи в корчму к толстому Арсению и принеси кувшин вина. Скажи: это для спафария [6] Георгия, не то нальет кислятины. Не забудь лепешки и сыр. Сдачу оставишь себе.

…Вино отдает мускатом и корицей, оно густое и терпкое.

– Прошлогоднего урожая! – замечает Георгий, ставя кружку. – Арсений – жулик! Думал, обманет, добавив пряности. Я взыщу!

Я молчу: вино мне кажется необыкновенно вкусным. Не помню, когда пил. Георгий отрезает сыр, бросает в рот, жует.

– Свежий, коровий, выдержанный… Пожалуй, не буду взыскивать.

Я согласен: сыр тает во рту.

– Как зовут тебя, рус?

– Иван.

– Иоанн… – Он усмехается. – Ты хоть знаешь, варвар, чье имя носишь? Апостол, евангелист, любимый ученик Христа. Любил Господа ревностно и горячо. Когда Матфей, Марк и Лука написали свои евангелия, он сказал: «Они написали о Христе – человеке, а я напишу о Боге…» Слыхал об этом, Иоанн?

– Да, спафарий!

Смотрит недоверчиво. Я прикрываю глаза, мысленно переводя текст на ромейский. Кажется, так…

– В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…

В глазах его изумление.

– Ты умеешь читать, Иоанн?

– И писать.

– Я понял это, когда ты чертил на пергаменте – перо в руке лежало привычно. Пишешь по-славянски?

– По-ромейски не могу. Знаю ваши слова, но букв не ведаю.

– Понятно… – Он барабанит пальцами по столу. – Кем ты был в своих землях, Иоанн?

Молчу.

– В этом городе только лекари знают слово «артерия». Остальные говорят «жила». И про сто ударов сердца ты не соврал: лекарь подтвердил. Тебя учили врачевать?

– Я воин, спафарий.

– Воины русов не умеют читать и не цитируют по памяти Благую Весть.

– Ты мало знал их, спафарий!

– Зато я знаком с шорником, – усмехается он.

Молчу. Чего ему надобно? Он прячет нож и смахивает крошки с плаща.

– Не тревожься, Иоанн. Я стар, а старики болтливы. Им нужен слушатель. Образованный – чтоб смог оценить изящество мысли. И умный – чтоб не донес о разговоре.

– Зачем мне доносить?

– Обычно в том ищут выгоду. Деньги, должности…

– Рабу не дадут должности.

– Как и денег: я всего лишь мелкий чиновник. Ты умен, Иоанн. Тебе не придется скучать: обещаю приходить с кувшином. Тебе понравилось вино?

– Да, спафарий!

– Можешь звать меня Георгием…

Он усмехается и встает.

– Хайре, шорник! Вино плещет в кувшине, есть сыр и лепешка… Наслаждайся! Я рад, что Господь привел меня к тебе.

У дверей он оборачивается:

– А ромейским буквам я тебя научу…

Я рассказал ему о себе спустя месяц. Не все, конечно.

– Княжья междоусобица, – пожал он плечами, – обычное дело в Руси. Князей много, уделов мало, а князья к тому же плодятся, как саранча. Они резали, режут и будут резать друг друга.

– Это невозможно прекратить?

– Отчего же? – Он глотает из кубка. – Проще простого!

– Как?

– Убить князей!

Я гляжу удивленно.

– Думаешь, это трудно? – усмехается он. – Ничего подобного. Надо созвать их под каким-нибудь благовидным предлогом, пообещав неприкосновенность, а как соберутся, вырезать. Всех! – подтверждает он, поднимая палец. – До единого. Причем вместе с потомством – чтоб не осталось претендентов.

Я не нахожу, что сказать.

– Считаешь, это жестоко? – усмехается он. – А разорять земли соперников, резать смердов, уводить их в полон и продавать в рабство – милосердно? Что значат жизнь сотни хищников в сравнении с благоденствием государства?

– Князья – ладно, – бормочу я. – Но их дети…

– Из маленьких хищников вырастают большие… Можно, конечно, детей пощадить – продать в рабство. Только я бы не советовал. Их купят враги, и у них появится повод напасть. Под предлогом возврата земель законному владельцу… Запомни, Иоанн, настоящий правитель не колеблется. У Господа к нему другой спрос. Долг правителя: защитить народ от опасности. Неважно, откуда исходит угроза – извне или изнутри, но действовать следует жестко и решительно. Второй Рим стоит семь веков и будет стоять еще долго – как раз потому, что басилевсы не колеблются. Силой и хитростью, подкупом и лестью они борются с врагами, благодаря чему мы с тобой сегодня пьем вино, вместо того чтоб по-рабски кланяться басурманам.