Возвращение. Танец страсти - Хислоп Виктория (читать книги полностью без сокращений txt) 📗

Сейчас большая часть арены находилась в тени, и наконец повеяло прохладой. Лучи низкого вечернего солнца играли на золотой вышивке куртки Игнасио. Настало лучшее время для боя.

Бык бросился к матадору, коснулся его плаща, передние ноги оторвались от земли. Несмотря на раны, нанесенные пикадорами и бандерильеро, животное продолжало излучать мощь и энергию. Игнасио продемонстрировал искусный удар — лезвием мулеты пощекотал спину быка.

После нескольких простых поворотов Игнасио осмелел. Он изумлял толпу грациозностью «бабочки», размахивая плащом у себя за спиной, а потом, к восхищению зрителей, встал на колени.

— Какое безрассудство! — затаила дыхание толпа. — Какая самоуверенность! Какие нервы!

Бык склонил голову. Сможет ли Игнасио увернуться, находясь в такой позе? Секунду спустя зрители уже знали ответ.

Игнасио вскочил на ноги и сорвал аплодисменты. Сейчас он стоял спиной к быку — он продолжал демонстрировать животному свое превосходство. Это был жест, граничащий с пренебрежением. Если бы бык мог, он бы пронзил рогами идеальные круглые ягодицы дерзкого противника, но воля животного уже была сломлена.

Faena [60] подходила к концу. Игнасио осталось лишь сделать несколько вероник, раскручивая плащ над головой. На последнем пируэте раненый бык пробежал так близко от Игнасио, что его белая куртка стала алой от крови животного.

— Теперь я понимаю, зачем он оделся в белое, — сказала Конча.

Игнасио коснулся левого рога животного. Была в его жесте какая-то нежность, как будто он гладил быка, благодаря того за возможность испытать себя.

Предварительная работа Игнасио с быком грацией и элегантностью напоминала танец в замедленном исполнении, а сейчас бык шел прямо на него, почти на полусогнутых, достойный уважения. Игнасио поднял клинок и глубоко вонзил его в быка, поразив животное в самое сердце. Когда зрители увидели предсмертные конвульсии поверженного быка, они вскочили и замахали платками. Противостояние между Игнасио и быком было почти совершенным.

Родители Игнасио весь бой сидели молча, разве что несколько раз вскрикнули, когда вся толпа, затаив дыхание, ждала, что будет дальше. Пару раз Конча хватала мужа за руку. Матери было тяжело смотреть на то, как сын оказался один на один с быком, она испытывала при этом настоящий ужас. Лишь когда лошади протащили тушу животного по арене в последний раз, Конча перевела дыхание. Затем Пабло стал ликовать с остальными, опьяненный гордостью оттого, что его сын купается в поклонении толпы.

Загремели фанфары. Игнасио вновь вышел на арену и прошелся перед зрителями, подняв руки вверх, приветствуя радостные возгласы. Чувственные и соблазнительные узкобедрые юнцы с важным видом сделали круг почета, ослепляя зрителей блеском алых, розовых и белых костюмов, испачканных кровью.

Конча встала. Она тоже гордилась Игнасио, но ненавидела это место, от корриды ее тошнило, и она была рада, что уже можно уходить.

Коррида, казалось, стала кратковременным возрождением былой Гранады: на улицах было множество людей, бары переполнены, все гуляют. Отряды ополчения, находясь в состоянии боевой готовности, настороженно следили за происходящим, но все, кому было не по себе от триумфа правых сил, в ту ночь предпочли остаться дома.

Игнасио стал уважаемым человеком. В самом модном баре возле арены он в окружении своей свиты и десятков богатых землевладельцев и страстных любителей корриды, которые выстроились в очередь, чтобы пожать ему руку, праздновал свою победу. Здесь же сидели десятки женщин, ловивших его взгляд; веселье продолжалось до глубокой ночи. Все в этом тесном кругу придерживались одинаковых взглядов на происходящее в Испании, в пьяных тостах и песнях отражалось их отношение к ситуации в стране.

Красавчик Лорка, что за скука!

Держу пари, досталось суке!

Они повторяли эти слова снова и снова, получая истинное наслаждение от их двойного смысла.

— Видели бы вы моего братца, когда он узнал о смерти Лорки, — смеялся Игнасио в кругу своих приятелей. — Полностью раздавлен!

— Значит, он тоже педик, да? — спросил, испуская густой сигарный дым, один из его наиболее вульгарных приятелей.

— Скажем так, — заговорщическим шепотом признался Игнасио, — он не разделяет моего влечения к девушкам…

Одна из самых роскошных женщин в баре во время этого разговора украдкой приблизилась к Игнасио, он обхватил руками ее талию, продолжая беседу со своими приятелями. Он сделал это непроизвольно. В три часа ночи, когда бар наконец-то закрылся, они вместе направились в ближайшую гостиницу «Мажестик», в которой всегда оставляли свободными пару номеров для звезд корриды.

И в последующие дни Игнасио был неугомонным. Он едва сдерживал свое ликование. Родным подарили голову быка — результат его изумительной победы. Где-то в темном углу кафе она провисела много лет, ее безучастные глаза молча взирали на посетителей, входивших в «Бочку».

Но даже в то время, когда Игнасио праздновал победу, зверства продолжались. Лорка был лишь одним из сотен исчезнувших с лица земли.

Месяц спустя раздался страшный грохот — в три часа ночи кто-то постучал в стеклянную дверь «Бочки». Удары были настолько сильными, что дверь чуть не разбилась.

— Кто там? — крикнул старший Рамирес из своей комнаты на третьем этаже. — Кто, черт возьми, барабанит там в дверь?

— Рамирес, открывай! Немедленно! — Резкий голос и фамилия Пабло свидетельствовали о том, что дело безотлагательное.

К этому моменту уже все жители улицы проснулись. Ставни были открыты, женщины и дети высунулись из окон, несколько отважных мужчин вышли на улицу и оказались лицом к лицу с десятком солдат. Залаяли собаки, звук их отрывистого лая рикошетом отлетал от стен, создавая на узкой улочке оглушающую какофонию. Удары продолжали сыпаться на стекло двери даже тогда, когда Пабло начал отодвигать засов. Лишь после того как дверь распахнулась, стук прекратился и даже собаки замерли. Пятеро солдат ворвались в кафе, с грохотом захлопнув за собой дверь. Остальные околачивались на улице и курили, не обращая ни малейшего внимания на возмущенные взгляды окружающих. На улице стало тихо. Прошло минуты две, а может двадцать, никто не знал, сколько именно.

Наконец двери распахнулись. Молчание нарушил крик сеньоры Рамирес.

— Вы не можете его забрать! Вы не можете его забрать! — рыдала она. — Он не сделал ничего плохого. Вы не можете его забрать!

В ее голосе слышались отчаяние и беспомощность. Она понимала, что никакими протестами солдат не остановить. Тот факт, что у них не было официального постановления об аресте, не имел ни малейшего значения.

На улице не горели фонари, поэтому было трудно с точностью сказать, что происходило в полутьме, но все увидели, что на улицу вывели Эмилио. Он был в ночной сорочке, которая казалась неестественно белой в ночном сумраке, руки связаны за спиной, голова опущена. Он стоял и не двигался. Один из солдат ударил его в живот прикладом.

— Шевелись! — приказал он. — Немедленно!

От удара Эмилио, казалось, очнулся. Он, спотыкаясь, точно пьяный, чуть не падая на неровной мостовой, побрел прочь из дому.

Потом раздался голос сеньора Рамиреса, старавшегося успокоить жену:

— Его отпустят, дорогая. Его отпустят. Они не имеют права его арестовать.

Человек шесть солдат проследовали по улице вслед за Эмилио, двое постоянно толкали его между лопаток, чтобы он шел, куда надо. Вскоре они скрылись за углом, стук металлических набоек на форменных сапогах растаял в тишине ночи. На улицу высыпали соседи, женщины бросились утешать Кончу, мужчины были разгневаны и напуганы.

Антонио с Игнасио стояли нос к носу.

— Пошли, — сказал Антонио. — Мы должны их догнать. Быстро.

Уже давно Игнасио перестал слушаться брата, но теперь их хотя бы связывала общая цель. Тревога за родного человека, особенно за мать, на короткое время объединила их.