Зависть - Годберзен Анна (книги полностью бесплатно TXT) 📗
— Генри скоро перестанет вести себя как грубиян и начнет уделять тебе больше внимания, — словно читая мысли невестки, произнесла Изабелла, сидящая рядом в платье из кружева цвета слоновой кости, перемежающегося с белым. Хотя она намеревалась ободрить Пенелопу, её тон никак не усиливал утверждение.
— Я не волнуюсь, — ответила Пенелопа, откидываясь на спинку стула. Она посмотрела на себя в зеркало и вытянула шею. Она уже давно привыкла говорить совершенно противоположное тому, что было у неё на уме, но сейчас её ложь прозвучала натянуто. Пенелопа бы не поверила, что Генри осмелится сказать отцу о своем намерении расстаться с женой, но днём в гостиной Изабеллы в его поведении чувствовалась твердая решимость. Пенелопа была полна беспокойства и гадала, что он может вытворить за ужином, но, к сожалению, не знала, как можно ему ответить.
В дверях появился Грейсон, и Изабелла с надеждой встала. Заметив это, юная матрона не смогла сдержать тихое фырканье, поскольку Изабелле уже пора бы и позабыть об этом увлечении. Хотя когда-то он и уделял ей внимание, теперь казалось, что мистер Хейз едва заметил её присутствие. Было очевидно, что пришёл он за сестрой.
За его спиной Пенелопа заметила Бака в ослепительно-белой парадной рубашке. Пенелопа не могла сказать почему, но в последнее время находила его присутствие рядом невыносимым. Возможно, в связи с тем, что он мало чем помог ей, когда она так нуждалась в поддержке, или потому что знал, как много она хочет иметь и какой малой частью обладает на самом деле. Изабелла медлила, ожидая, что Грейсон предложит ей руку, а когда он этого не сделал, позволила Баку проводить себя к столу.
Грейсон с серьезным видом предложил руку младшей сестре.
— Сегодня ты выглядишь изумительно, — сказал он, когда они ступили на мраморный пол коридора в черно-белую шахматную клетку. Бак и Изабелла уже были далеко и не могли слышать разговора Хейзов, и в промежутке между парами звучало эхо цокота каблуков. Пенелопа отметила серьезность тона брата и на радостный миг подумала, что он нашел способ наказать Диану. Тогда у неё будет нечто, что можно будет предъявить Генри, и, возможно, она не потеряет его.
— Спасибо. — Пенелопа шла расслабленной походкой, опираясь на руку Грейсона. Изабелла наверняка отчаянно желала повернуть увенчанную белокурыми локонами голову, но гордость и правила приличия даже малейший жест такого рода признавали непристойным.
— Мне нужно вернуть тебе деньги.
Натянутая улыбка Пенелопы слегка потускнела.
— Деньги?
— Да.
— Разве они тебе больше не нужны?
— Нет.
В его голосе прозвучала незнакомая почти вдумчивая нотка, которую Пенелопа нашла загадочной и вместе с тем до боли неприятной. Но ей бы не понравилось сказанное им и вне зависимости от тона.
— Но почему, дорогой братец?
Они подошли к входу в малую гостиную, примыкавшую к обеденной зале. В комнате стояли клубные стулья, обитые бордовой тканью, и золотые вазы, в которых стояли стебли травы из пампасов. Внутри обитого дубовыми панелями пространства её семья, семья Генри, художник Лиспенард Брэдли и другие гости топтались по ковру из верблюжьей шерсти, попивая свои напитки. Джентльмены медленно брали за руки леди и провожали их в обеденный зал. Все они казались Пенелопе глупыми и никчемными, пока она не заметила кое-кого ещё.
— А она что здесь делает?
Диана Холланд вряд ли услышала её, поскольку сидела у камина рядом со своей тетей Эдит, единственной, кого могла пригласить в компаньонки, но подняла голову и посмотрела прямо в глаза Пенелопе. Она не улыбалась, а в глазах читался завуалированный вызов. Она была в бледно-зеленом платье цвета дыни, и Пенелопа отчетливо вспомнила, что во время осеннего сезона видела соперницу в нём не единожды.
— Я пригласил её, — сообщил Грейсон.
— О боже, зачем?
— Потому что ты просила меня… — Он замолчал и в его глазах появился мечтательный блеск. — И потому, что я начинаю думать, что влюбляюсь в неё.
Когда Пенелопа увидела его щенячий взгляд, то в полной мере ощутила глупость брата. Что в ней такого, в этой коротышке с буйной шевелюрой и ложной непорочностью? И почему вообще кто-то, особенно эти двое, любит её столь беззаветно?
Они больше не могли оставаться на пороге, и Грейсон потянул сестру вперед. Их руки, даже после его предательства, оставались сомкнутыми в локтях. О, если бы здесь не было её матери, рыщущей в поисках комплиментов их огромному дому, отца, бормочущего что-то, уткнувшись в стакан, и старшего Шунмейкера, критично разглядывающего обстановку гостиной! Тогда Пенелопа напомнила бы Грейсону, что он находится в безвыходном положении или настояла, что они заключили сделку, от которой он не может так просто отказаться. Но в комнате повисло монотонное гудение голосов людей, обменивающихся приветствиями, и Пенелопа нехотя раздвинула губы в улыбке благодарной дочери и новобрачной, устремившись вперед. Никогда прежде она не ненавидела слово «любовь» так, как в эти минуты.
Старый Шунмейкер, который только что приехал, с улыбкой на лице говорил что-то Диане, а Генри, замерев под руку с миссис Хейз, повернулся, чтобы посмотреть на это. Пенелопа сразу поняла, что его внимание приковано к беседующим, и из-за озвученных днем намерений Генри только ждал момента, когда у него получится заговорить с отцом. Генри повернул голову, чтобы видеть лучше, и свет ламп играл на его гладко выбритом горле. На этот раз в его чёрных глазах не крылось никакой загадки. То, как он смотрел на Диану, вызвало в Пенелопе страстное желание завизжать и бросить в него чем-нибудь. Как бы ей хотелось рвануться на другой конец комнаты и вырвать скромные ленты из волос Дианы! Она могла бы объявить при всех собравшихся, что эти Холланды со своей благородной бедностью и старомодными манерами на самом деле две развратные девицы: одна отдалась чужому мужу, а вторая весьма вероятно вынашивает ублюдка. Но вместе с растущей яростью к Пенелопе пришло идеальное решение, как выйти из положения.
Грейсон, как одержимый, пробивался через толпу разодетых гостей, но Пенелопа тоже ускорила шаг и весьма естественно шла рядом с ним. Она прошла вместе с братом к месту, на которое, казалось, устремились все взоры — туда, где стояла Диана.
— Мисс Диана, я польщен тем, что вы смогли прийти, — произнес Грейсон.
— Рада, что меня пригласили, — ответила она. Пенелопа отметила тон, каким были произнесены эти слова, и сделала вывод, что между её братом и Дианой существует какая-то тайна, известная только им двоим. Диана повернула голову и самодовольно улыбнулась Пенелопе. Если бы они оказались наедине, такая улыбка послужила бы приглашением к пощечине, но у Пенелопы была затея получше. Она больше не нуждалась в насилии и вместо этого сама улыбнулась маленькой дурочке, и подождала, пока Ратмилл, дворецкий, не появился в дверях обеденного зала с объявлением, что ужин подан.
— Могу я сопроводить вас? — спросил Диану Грейсон. Она улыбнулась, и они вместе — Грейсон в черном смокинге и Диана в пышном платье — прошли к входу в зал, оставив позади леди, под руку с которой Хейз вошёл в гостиную. Пенелопа беспомощно огляделась, зная, что все остальные уже встали в пары. Затем она встретилась взглядом со старым Шунмейкером. Он был крупным мужчиной, а его лицо напоминало обрюзгшую версию Генри, хотя темные глаза и квадратная челюсть остались нетронуты временем. Он предложил ей руку, и они проследовали за Грейсоном и Дианой. За ними шли Генри с Изабеллой, а следом все остальные.
— Разве они не очаровательно смотрятся вместе? — легкомысленно прошептала Пенелопа, кивая подбородком в сторону брата-предателя и маленькой развратницы.
— Верно, — как всегда лаконично ответил Уильям Шунмейкер.
— О, наверное, в такой прекрасный вечер вы согласитесь со мной, что такую пару можно представить у алтаря.
Шунмейкер проворчал что-то неопределенное, не выразив этим ни согласия, ни возражения.
— Но вы не волнуйтесь, отец, — продолжила она чуть громче, и тембр её голоса стал нежнее и женственнее. Прежде она никогда не называла его отцом, и в эту минуту ей показалось, что это прозвучит уместно. — Я не из тех женщин, которые, едва выскочив замуж, начинают сводничать. И не думайте, что мне не нравятся увеселения! Может быть, совсем чуточку меньше, чем другим дамам. Но, по правде говоря, боюсь, что нечасто буду появляться в обществе летом и осенью, а потом в нашем семействе случится небольшое прибавление.
