Хижина - Янг Уильям Пол (читать книги без сокращений .txt) 📗
— Как все это прекрасно, — прошептал он, пораженный священным величественным зрелищем.
— Воистину, — прозвучал голос Сарайю откуда-то из света, — А теперь, Макензи, оглядись по сторонам.
Он последовал совету и ахнул. Даже в темноте ночи все лучилось светом различных тонов и оттенков. Сам лес полыхал огнями и красками, и при этом были отчетливо видны каждое дерево, каждая веточка, каждый лист. Птицы и летучие мыши, пролетая, оставляли после себя хвосты цветного огня. Он даже видел в отдалении выжидательно застывшую толпу других детей Творения. Там были и олень, и медведь, и горный баран… Величественный лось стоял у самой опушки леса, выдра и бобер плескались в озере — все переливались собственными цветами и испускали сияние. Мириады крошечных существ сновали повсюду, и каждое из них оживляло собственное свечение.
Сверкая оттенками персика, сливы и смородины, ястреб метнулся к поверхности озера, но в последнее мгновение взмыл вверх, чиркнув по воде, и искры с его крыльев посыпались в волны снежными хлопьями. А ниже радужная форель выскочила из волны, словно дразня промахнувшегося охотника, а затем канула обратно во всплеске красок.
Мак ощущал себя чем-то большим, чем был, словно в его власти было оказаться там, куда он смотрит. Два медвежонка, игравшие под ногами у матери, привлекли его взгляд, оттенки охры, мяты и ореха переплетались, пока звери кувыркались, переговариваясь на своем наречии. Мак ощутил, что с того места, на котором стоит, он может коснуться их, и, не раздумывая, он протянул руку. И тут же отдернул, поняв, что и сам он светится. Он смотрел на свои руки, отчетливо видимые в каскадах цветного огня, который облегал их, словно перчатки. Он оглядел свое тело и убедился, что свет и краски полностью окутывают его: это был наряд непорочности, который давал ему одновременно свободу и достоинство.
Мак понял также, что не ощущает боли даже в своих обычно ноющих суставах. Он никогда не чувствовал себя так хорошо, так целостно. Голова была ясная, он глубоко вдыхал ароматы ночи и спящих в саду цветов, многие из которых уже начали пробуждаться, чтобы принять участие в праздновании.
Беспричинная радость родилась в нем, он подпрыгнул, медленно взмыл в воздух, затем плавно опустился на землю.
«Как похоже, — подумал он, — на полеты во сне».
А потом Мак заметил огни. Одинокие движущиеся точки вырывались из леса, собираясь на лугу на том месте, где стояли Мак с Сарайю. Он видел их теперь и на окрестных горах, они появлялись и исчезали, направляясь к ним по невидимым дорожкам и тропкам.
Они стекались на луг, целая армия детей. У них не было свечей — они светились сами. И помимо собственного свечения каждый был облачен в особенный наряд, который, как понял Мак, обозначал принадлежность ребенка к какому-нибудь племени или народу земли. Хотя он узнал всего нескольких, это было не важно. Это были дети земли, дети Папы. Они входили со спокойным достоинством и грацией, лица их были преисполнены довольства и умиротворения, маленькие дети несли на руках совсем младенцев.
Мак подумал, не с ними ли Мисси, но, поискав глазами, оставил это занятие. Он рассудил, что если она здесь и захочет к нему подбежать, то сделает это сама. Дети образовали па лугу огромный круг, через который тянулась свободная дорожка, примерно от того места, где стоял Мак, в самый центр круга. Небольшие сполохи, похожие на медленные фотографические вспышки, возникали каждый раз, когда дети смеялись или перешептывались. И если Мак понятия не имел, что именно должно произойти, они, очевидно, знали и с трудом сдерживали нетерпение.
Вслед за ними, образуя второе кольцо огней, входили и останавливались, как предположил Мак, взрослые, такие же, каком сам, тоже сверкающие многочисленными красками. только приглушенными.
Внезапно внимание Мака привлекло какое-то необычное движение. Казалось, у одного из светящихся существ во внешнем кольце возникли трудности. Вспышки и искры фиолетового и бежевого тонов взмыли по дуге на фоне ночного неба к тому месту, где стояли они с Сарайю. Их сменило лиловое, золотистое и карминное пламя, оно выбрасывало переливающиеся искры света, которые тоже устремились в их сторону, полыхая на фоне черного неба, но затем вернулись к своему источнику.
Сарайю засмеялась.
— Что там такое? — шепотом спросил Мак.
— Там стоит человек, который с трудом сдерживает свои эмоции.
Тот, кто старался сдержать чувства, не совладал с ними и взволновал своих ближайших соседей. Сцепная реакция была отчетливо видна, поскольку вспышки распространились и по кругу детей. Те, кто стоял ближе к возмутителю спокойствия, кажется, отвечали ему, потому что цвета и сполохи текли от них к нему. Сочетания красок, исходившие от каждого, были уникальны, и Маку показалось, что в них содержится ясный ответ тому, кто стал причиной возмущения.
— Но я все равно не понимаю, — снова зашептал Мак.
— Макензи, сочетание красок и света уникально для каждого человека, не существует двух одинаковых, и ни один рисунок не повторяется дважды. Здесь мы имеем возможность увидеть друг друга в истинном обличье, и часть этого видения означает, что индивидуальные особенности личности и его эмоций воплощаются в красках и свете.
— Это невероятно! — воскликнул Мак. — Тогда почему у детей в основном белый цвет?
— Если подойдешь поближе, увидишь, что в них множество индивидуальных оттенков, сливающихся в белый цвет, который содержит в себе все остальные цвета. По мере того как они взрослеют и растут, становясь теми, кто они на самом деле, цвета, которые они излучают, делаются более различимы и в них проявляются индивидуальные оттенки и тона.
— Невероятно! — повторил Мак и вгляделся еще внимательнее.
Он заметил теперь, что за кругом взрослых возник еще один. Огни там были выше, они словно колыхались от дуновений ветра и были такими же сапфировыми и аквамариновыми, с уникальными вкраплениями других красок, наслаивающимися друг на друга.
— Ангелы, — ответила Сарайю раньше, чем Мак задал вопрос. — Слуги и наблюдатели.
— Невероятно! — в третий раз воскликнул Мак.
— Это еще не все, Макензи, и это поможет тебе понять проблему, с которой столкнулся тот человек.
Даже Маку было совершенно ясно, что тот человек, кем бы он ни был, все еще не мог совладать с чувствами. Резкие сполохи время от времени устремлялись в их сторону, подбираясь ближе.
— Мы не только способны видеть уникальность каждого в цвете и свете, но можем и выражать себя через их посредство. Только выражение это очень сложно контролировать, и обычно никто но пытается сдержать его, как пытается тот человек. Самое естественное — просто отпустить его.
— Не понимаю. — Мак колебался. — Ты хочешь сказать, что мы можем отвечать друг другу через цвета?
— Ну да. — Сарайю кивнула, во всяком случае. Маку показалось, что она именно кивнула. — Любые взаимоотношения между двумя людьми совершенно уникальны. Вот почему ты не можешь любить одинаково двух разных людей. Это просто-напросто невозможно. Ты любишь каждого человека особо, в зависимости оттого, кто он, и соответственно той уникальной реакции, какую он вызывает в тебе. И чем лучше ты знаешь другого человека, тем насыщеннее краски ваших взаимоотношений.
Мак слушал и в то же время наблюдал разворачивающееся перед ним представление. Сарайю продолжала:
— Наверное, ты лучше всего поймешь, если я быстренько приведу пример. Предположим, Мак, что ты сидишь с другом в кафе. Ты сосредоточен на своем товарище, и если бы обладал способностью видеть, то заметил бы, что вы оба окутаны облаками красок и света, которые обозначают не только вашу уникальность как личностей, но и уникальность взаимоотношений между вами и эмоций, которые вы испытываете в данный момент.
— Но… — начал Мак лишь для того, чтобы тут же замолкнуть.
— Предположим, — продолжала Сарайю, — что в кафе входит кто-то второй, кого ты любишь, и, хотя ты погружен в разговоре первым другом, ты замечаешь появление этого второго. И если бы ты обладал способностью видеть большую реальность, вот что бы ты увидел: но мере того как ты поддерживаешь разговор, уникальное сочетание красок и света оторвется от тебя и окутает облаком того, кто только что вошел, представляя тебя в иной форме любви и приветствуя этого вошедшего. И еще одно, Макензи: это облако не только видимо, но еще и осязаемо: ты можешь ощущать, вдыхать, даже пробовать на вкус эту уникальность.
