Дар экстрасенса (сборник) - Литвиновы Анна и Сергей (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
И кто сказал, что в новой жизни будет легко? Я не должна оставлять попыток. Я буду сражаться, биться и строить ее, мою новую жизнь — с солнцем, небом и морем.
А пока… Пока… Что ж, я могу расслабиться… Деньги есть — я сняла со своих кредиток все наличные — бог его знает, что там, в банках, делают со счетами безвременно ушедших… Белые ночи не кончились, и у меня есть время подумать: каким путем я все-таки могу добраться до той синевы — неба ли, моря, — которая с детства манит меня… Ведь океан прекрасен, даже если рядом нет Георгия.
Назавтра, решила я, объявляется День Забвения и Избытия Горечи. А это значит — поход в салон красоты, и шопинг, и новые визиты в «Идеальные чашки» и «Сладкоежки». Я буду делать все, чтобы развеяться, забыть Георгия, теперь уже навсегда, и поднять себе настроение…
Однако у бабулиного подъезда на Лиговке я увидела нечто, от чего у меня в пятки ухнуло сердце.
Первой моей мыслью было бежать, но ноги приросли к асфальту.
А тут и он повернулся. И увидел меня.
И бросился ко мне. И заключил в объятия. И заплакал. А потом стал медленно сползать по мне, становясь на колени, но по-прежнему не отпуская меня из кольца своих рук.
— Боже мой… — простонал он.
Да, это был он. Денис.
— Боже мой, это ты. Это правда. Ты жива.
Мне оставалось только глупо улыбаться и плакать — от его слез и его верности.
— Я нашел тебя, — только и шептал он. — Боже! Ты жива.
— Да, это я, и я жива, — по-идиотски ответила я.
— Как хорошо! — продолжал бормотать он. — Я не верил, не верил, не верил!.. Господи, как же я тебя искал!.. Я бы умер, если б не нашел тебя… Тебя не опознали… Слава Богу… А потом та самая барменша… В зале отлета в аэропорту… Она слышала краем уха ваш разговор с тем парнем и рассказала мне о вашем обмене… Ксюшечка моя, милая! Ты жива!..
Денис то смеялся, то плакал, стоя на коленях и уткнувшись лицом мне в лоно.
— Надо мной все смеялись, а я бросился в Питер… Все гостиницы обошел, все кафе… А потом мне подсказали про бабу Зину… Господи, зачем ты со мной это сделала? Почему ты хотя бы не позвонила? Ты совсем не любишь меня, да?..
— Встань, — сказала я сквозь слезы, но он ничего не слышал и только бормотал:
— Я тебя нашел, и теперь неважно, любишь ли ты, я буду любить тебя так, что хватит на двоих, и я никуда не отпущу тебя, и даже рук никогда не разниму… Ты моя, моя, моя!.. Слышишь: теперь ты навсегда моя!..
А я не могла ничего ответить Денису, потому что тоже плакала — и молча пыталась поднять его с колен, потому что было ужасно неудобно: мы стояли ровно посреди питерского двора-колодца, и кое-где в окнах уже стали появляться первые любопытствующие лица.
— Динька, а ты стал совсем другой… — пробормотала я.
Он обнял меня еще крепче, а я выдавила:
— И, наверно, проголодался ужасно… — И сквозь слезы улыбнулась и запустила руки в его шевелюру: — Пойдем, я тебе что-нибудь приготовлю… Баба Зина разрешит… Для начала хотя бы яичницу…
Игра на миллион
Крошки не сомневались: это они выбрали место рядом со мной.
Девушки продолжали беспечно щебетать, не обращая на меня никакого внимания. Совсем юные, обе в коротких юбках, только одна — писаная красотка, а вторая — страшилка, типичный мышонок.
Я еще раз скользнул по ним нарочито равнодушным взглядом и незаметно набрал «готовность плюс два». Им осталось болтать две минуты, ровно до следующей станции.
Мы с Катькой — полные антиподы, до такой степени разные, что однажды на улице к нам какой-то извращенец подвалил и позвал в порнушке сниматься. Классный, сказал, будет контраст: она — блондинка, тощая, как жердь, и я — темно-русая толстушка. Катька вечно ржет и стреляет направо-налево голубыми глазищами. А я смотрюсь букой, и глаза у меня скучные, карие. В общем, она — роскошная колибри, а я — самый обычный воробей.
Мы с ней дружим с первого класса. И в школе-то все удивлялись, что у нас общего: у нее одни мальчишки на уме, а у меня — сплошь учеба. А сейчас, когда выросли, живем и вовсе по-разному. Только все равно общаемся. Ну и пусть Катька ярким мотыльком скачет из клуба в клуб, от одной «любви до гроба» к еще более сильной и страстной. Я не обращаю внимания, что она до сих пор глупо мечтает, как станет крутой, известней Летиции Касты, фотомоделью и будет разъезжать по всему миру в сопровождении восхищенной свиты фотографов и поклонников. Я все равно ее люблю. Тем более, что в моей собственной распланированной и упорядоченной жизни мне часто бывает скучно. Вечные учеба — работа — дом — скромные джинсы… И только феерическая Катька мне помогает хотя бы иногда вырваться из этого опостылевшего, «как положено», круга.
Вот и сегодня мы обе, в коротких юбках и на высоченных каблуках, на одном из последних поездов метро возвращались из клуба. Время провели потрясно: флиртовали, хохотали, позволили себе изрядно коктейлей, набрали немало роскошных мужских визиток и сейчас занимались их сортировкой. Решали, кому позвоним, а кого без всякой жалости спустим в унитаз… Так весело! Только безумно жаль, что через полчаса мы разбежимся по домам, у меня завтра тяжелый день и послезавтра тоже, и, конечно, никому из этих шикарных мужчин я так и не решусь позвонить…
Поезд затормозил. «Станция «Октябрьская», переход на кольцевую линию», — равнодушно объявил диктор. Двери разъехались, кто-то вышел, кто-то зашел… К нам приблизились двое мужчин, кокетка Катька наградила их автоматически ласковым взглядом… и вдруг жалобно, подбитым птенчиком, вскрикнула. Потому что один из вошедших схватил ее за предплечье, а второй — грубо сдернул с сиденья.
— Эй, вы что!.. — начала было я.
Но Катьку уже вытащили из вагона, а на меня вдруг налетел еще один мужик. Третий. Он сидел по соседству с нами и умело притворялся, что спит. Грубо прижал меня к спинке сиденья, прошипел: «Сидеть!..»
— Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Шаболовская», — провозгласил репродуктор.
— Нет! — заорала я.
И он неожиданно меня отпустил. Метеором ринулся к выходу, разомкнул уже захлопывающиеся двери и был таков. А я, растерянная и дрожащая, осталась в вагоне.
Поезд тронулся.
— Ни фига себе фига! — прокомментировали инцидент сидящие напротив подростки.
…Слушать меня никто не стал.
Машинист поезда, которого я вызвала по громкой связи, посоветовал выйти на следующей станции и обратиться в милицию. А милиционер, которого я с трудом нашла на «Шаболовской», скептически оглядел мою короткую юбку, приправленную высоченными каблуками, принюхался (сколько ни жуй жвачку, а запах «Мохито» она не забивает) и скептически изрек:
— Подружку похитили, говоришь? А ну, ехай в УВД и заявляй!
— Да вы что? — возмутилась я. — Это ж время! Пока я ездить буду, с ней что угодно может случиться!
— А я че сделаю? — пожал плечами милиционер. — Вертолет на «Октябрьскую» пошлю?
Действительно, что может сделать наша милиция… Тем более, я по глазам вижу: он мне совсем не верит. Мало ли, читаю по его лицу, шляется в метро сумасшедших поддатых дамочек… И в УВД к моей истории отнесутся аналогично. К тому же как в это УВД добираться? Метро закрывается, автобусы уже не ходят, а денег на такси у меня нет.
И я побитой собакой поехала дальше. К нам с Катькой, в «Беляево». Но, выйдя из метро, помчалась не к себе — к подруге.
Дверь открыла Катина мама. Как всегда, уставшая, с потухшими глазами.
— Здравствуй, Маруся… — вяло кивнула она. — А Кати еще нет…
— В том-то и дело! — горячо выкрикнула я.
И рассказала, что случилось.
Но Катина мама даже за валерьянкой на кухню не пошла. Только тяжело вздохнула:
— Ох, Маруся, да не забивай ты себе голову! Кому Катька нужна, чтоб ее похищать! Небось, дружки очередные… Резвятся… Нагуляется — придет. Иди, отдыхай. — И с легкой завистью поинтересовалась: — Тебе ведь завтра в институт?
