Замужем за облаком. Полное собрание рассказов - Кэрролл Джонатан (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Когда свет переменился, слева от меня, дребезжа звонком, поехал велосипед. В это же время «фиат» рванул с места и попытался обойти меня справа.
Велосипед ехал вплотную ко мне, и я не сомневалась, что сейчас собью его. Оставалось лишь резко отвернуть вправо, в машину.
Возможно, я ошибалась, и велосипед был не так уж близко. Все может быть. Я врезалась в «фиат» и одновременно услышала металлический скрежет и громкое «бум!»: лопнула моя правая передняя шина.
Ощущение при автомобильной аварии – горькое, безнадежное. Когда это случается, вы в шоке, но уже начинаете горевать о последствиях.
Ударив по тормозам, я инстинктивно резко свернула в сторону.
Машина остановилась, и я смотрела, как велосипедист виляет по улице прочь. Мне хотелось свернуть ему шею. Мне хотелось, чтобы я свернула ему шею полминуты назад, пока еще было не поздно. Мне хотелось уехать, и чтобы моя машина снова была в порядке.
Хлопнула дверь.
– Черт побери! – послышался разъяренный голос.
Темные очки по-прежнему закрывали глаза водителя, но все было написано на нижней половине его лица бешено перекошенным ртом. У мужчины были очень светлые волосы, и он яростно жестикулировал.
Я открыла дверь и стала вылезать, но внезапно сердце схватила аритмия, и я на мгновение замерла, испуганно зажмурившись.
– Дамочка, где ваши сраные мозги?
– Вы бы не могли минутку подождать? – Я машинально приложила обе руки к сердцу и чувствовала себя, как листок бумаги, который разрывают пополам.
– Подождать? Послушайте, дамочка, вы чуть не снесли переднюю часть моей машины. Чего еще мне ждать?
– У меня плохо с сердцем.
– У меня плохо с машиной!
Сзади послышался быстро приближающийся вой сирены, и через мгновение полиция была уже на месте.
И тогда я впервые по-настоящему рассмотрела того водителя. Он снял свои очки, и только тут я поняла, почему он их носил: он был альбиносом. Желтые волосы над серебристыми, прозрачно-белыми бровями, розовая кожа. Не знаю, были ли у него розовые глаза. Было слишком темно, чтобы разглядеть.
Меня изумило, как все в этом человеке словно светилось, выхватывая его из вечерних сумерек. Как фосфоресцирующая игрушка или горящий ночник.
– Ну, в чем дело? – Полисмен был большой и толстый, с голосом, подобным скрежету коробки передач какого-нибудь трейлера.
– Дело в том, что она врезалась в мою сраную машину.
– Выбирай выражения, ас. Здесь дама.
Посмотрев на копа, я попыталась благодарно улыбнуться. Мое сердце снова затихло, я медленно вылезла из машины и встала между двумя мужчинами.
– Я набирала скорость, когда меня подрезал велосипедист. Пришлось резко отвернуть.
– То есть отвернуть прямо в меня.
– Это правда.
– Кол мне в зад, если не правда!
Полицейский сурово посмотрел на него и записал что-то в своем большом блокноте, который достал из нагрудного кармана. Все у него было большое: блокнот, ручка, пистолет в блестящей коричневой кобуре на широком бедре.
– А что делал ты, обгонял справа?
– Она ехала слишком медленно. Мне пришлось обгонять.
– Она вообще не ехала – она пыталась отвернуть от велосипеда. Тебе не следовало обгонять ее справа. Потому-то она и врезалась в тебя, и это я запишу в своем рапорте.
Альбинос разинул, а потом захлопнул рот. Он не верил своим ушам.
– Это полное дерьмо! Откуда вам знать, что она говорит правду?
– Во-первых, у меня есть свидетели, а во-вторых, я не слышал от тебя никаких опровержений!
– И где же эти свидетели?
Коп указал на группу людей, собравшихся вокруг полицейской машины и разговаривавших с его напарником.
– Они все говорят, что ты тронулся слишком быстро и попытался обогнать справа. Ты знаешь, это опасный маневр. И это нарушение. А значит, тебе нечего сказать в свое оправдание, если дело дойдет о суда.
– Ни хрена себе! Даже не верится, что вы мне такую срань говорите!
– Мне не нравится твое поведение, беляк. Покажи-ка свои права.
Альбинос полез в карман и достал красивый красный кожаный бумажник. Я увидела на нем переводную картинку со сценой из «Полночи» – отвратительного фильма ужасов, очень популярного в то время.
– А вот это интересно! Тебе известно, что они просрочены на три месяца? У тебя недействительные права, и, пожалуй, тебе светит обвинение в опасном вождении, Брюс. Брюс… Битц? Ну и имечко! У тебя есть еще жалобы, Брюс Битц? – Полицейский подмигнул мне. При виде этого альбинос состроил такую рожу, будто проглотил жабу.
Добравшись до дому, я первым делом приняла ванну – вторую за вечер. Ванна – это моя запретная любовь и постоянное отпущение грехов. Как моя героиня Бланш Дюбуа, когда что-то идет не так, я открываю кран и наливаю воду… Горячую-горячую, как только можно. Врачи говорят, что такие встряски не на пользу моему сердцу, но это один из тех немногих случаев, когда я говорю себе, что мне слишком хреново, чтобы их слушать. И к тому же я придерживаюсь мнения, что мое сердце имеет собственный ум. А поскольку оно живет внутри меня, то должно привыкнуть к погружениям в кипяток, когда его хозяйка нервничает.
Я добавила в ванну чудесную большую порцию шампуня с кокосовым маслом. Глядя, как она взбивается в воде жемчужной пеной, я на время забыла о своей искореженной машине и сердитом мужике с белыми волосами. Сердитый белый мужик с белой машиной.
Повесив одежду, я блаженно шагнула в дымящуюся пену и устроилась поудобнее, а спустя какое-то время, несколько раз моргнув отяжелевшими веками, глубоко уснула.
Мне снилось, что я в незнакомом городе, на первый взгляд сером и печальном, отдающем чем-то восточным, весьма вероятно, коммунистическим. София или Прага, чужой город в полном смысле слова. Город тихой, безымянной муки. Я никогда там не была, это точно.
Но еще удивительнее был мой спутник. В мою руку крепко вцепился незнакомый мальчик – альбинос в синих джинсах и синей куртке, красных кроссовках и красной бейсбольной кепке с надписью «Сент-Луис кардиналз».
– Как тебя зовут?
– Брюс Битц.
– Сколько тебе лет?
– Семь.
– Ты знаешь, куда мы идем?
Он нахмурился:
– Ты должна отвести меня домой.
– А где это?
Он начал плакать. Сжав его руку, я попыталась ободряюще улыбнуться, но не имела представления, где мы и кто он, – я лишь понимала, что это детская версия мужчины, в чью машину я недавно врезалась.
Весь сон был таким странным и нелепым, что я проснулась от смеха. Я часто засыпаю в ванне и пока не утонула, но просыпаться от смеха – это на меня не похоже. Я осмотрелась вокруг усталыми горячими глазами, соображая, что тут изменилось, пока я спала. Ничего не изменилось. Затем я осмотрела ванну. Среди белой пены плавала маленькая пластмассовая белая машинка – «Фиат-Уно», в точности как у Брюса Битца. Не прикасаясь к ней, я заметила, что передний бампер у нее покорежен точно так же, как у ее большого, настоящего брата.
Жуть.
Сердце, трясущее тебя, как дерево в бурю, предупреждает, что любое слово, сорвавшееся у тебя с языка, может оказаться последним. И потому, прежде чем произнести, взвесь его хорошенько, чтобы знать наверняка, что это именно то слово.
Жуть.
Игрушечная машинка вызвала во мне жуткое чувство. Это была невозможная, смешная, худшая из угроз. Неужели белый человек действительно пробрался ко мне в ванную, пока я спала, и подложил машинку? Положил ее в ванну, пока мне снилось, как я держу его детскую руку в том чужом далеком городе?
И хуже того: может, он все еще у меня в квартире?
В наши дни одинокая женщина должна уметь позаботиться о себе. Как ни параноидально это звучит, но я держу дома два револьвера. Один под ванной, другой под кроватью. На них есть разрешение, и я достаточно упражнялась, чтобы в случае необходимости суметь выстрелить в кого-то.
Убедившись, что дверь закрыта (перед тем как я залезла в ванну, она была закрыта), я быстро вытерлась и натянула джинсы и футболку. Револьвер под ванной – тридцать восьмого калибра, и его вес чувствовался в руке. Он всегда заряжен.
