Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Синицин Игорь Елисеевич (читать книги txt) 📗
Не будучи католиками или воцерковленными православными, мы с женой слушали с глубоким чувством праздничную молитву в главном храме Венгрии – в Эстергоме, где собрались тысячи мадьяр из окрестных городков и сел. Народ был разодет в яркие национальные костюмы, какие у нас увидишь только в этнографическом музее или на сцене, где выступает народный ансамбль. Но для них, мадьяр, это была просто праздничная одежда. Вокруг храма в тот день после общей молитвы зашумело народное гулянье, с палатками, полными сладостей и закусок, ремесленных игрушек для детей, бочек легкого молодого виноградного вина для взрослых…
В соборе Святого Креста в Варшаве, где в цоколе скульптурного памятника Шопену покоится его сердце, мы слушали органную мессу и проникались идеями мирового значения христианской культуры… В лютеранском Берлине, в кирхе Святой Хедвиги, побывали на органном концерте и видели умиротворенные лица людей всех возрастов. Среди них были и юные панки, с вычурно подстриженными прическами, выкрашенными в розовый, оранжевый и зеленый цвета. Они пришли группой и только в храме угомонились…
Несколько раз, направляясь в Чехословакию и ГДР, мы проезжали на автомобиле по Польше. Дороги Речи Посполитой от нашей границы к Варшаве становились все лучше с каждым десятком километров. Почему-то Восточная Польша выглядит значительно беднее Центральной и Западной. Картина полей также разительно отличается от наших колхозных просторов. Поляки не приняли советскую колхозную систему. Основу землепользования у них, как ни старались советские экономические советники, присланные из Москвы и Киева учить поляков тому, как вершить социалистические преобразования общества, вдалбливать принципы коллективной собственности на землю, орудия и средства производства, – составляли частные сельские хозяйства. В Восточной Польше наделы на крестьянскую семью составляли по тридцать гектаров. В Западной Польше, на бывших землях Германии, ее отобрали у немецких помещиков и давали на фермерскую семью больше – по сто гектаров. Поэтому все пространство угодий между селениями и лесами было изрезано разноцветными – из-за различных выращиваемых культур, и разнокалиберными, в зависимости от достатка их хозяев, – полосками. Эти полоски почему-то нашему советскому взгляду сразу напоминали строки поэмы Некрасова: «только несжата полоска одна…», хотя вся польская земля была ухожена и удобрена.
Культура сельскохозяйственного производства в странах Восточной Европы и в социалистические времена была довольно высока. Например, свинарники на фермах ГДР являли собой эталоны чистоты и стерильности. Только персонал в ограниченном числе мог входить в эти добротные здания с водопроводом, центральным отоплением и септиками для сточных вод. Посторонним лицам категорически запрещалось даже приближаться к свинарникам во избежание попадания к свиньям какой-либо заразы.
В ГДР, Польше и Чехословакии средняя урожайность зерновых культур составляла 70 центнеров с гектара, а рекордными считались урожаи по 125 центнеров зерна с гектара. При этом поля засевались элитными гибридными сортами, выведенными в СССР, как правило мироновскими. В те же времена урожайность в колхозах и совхозах Советского Союза в лучшем случае доходила до 25 центнеров зерна с гектара. Разрыв результатов у наших и у восточноевропейских крестьян зависел и от разницы уровней культуры земледелия, и от того, сколько минеральных удобрений поступало на поля. Советское руководство гнало тогда за рубеж по дешевке «социалистическим братьям» миллионы тонн удобрений, отбирая их у собственного сельского хозяйства. Обнищание наших колхозов и совхозов из-за недобора продукции было, таким образом, одним из последствий щедрого «интернационализма» за счет собственного народа, который исповедовало политбюро.
По всем показателям сельхозпроизводства на душу населения и по производительности труда Советский Союз отставал от всех стран-сателлитов. Единственная степень превосходства, в которой мы были выше всех, – уровень пьянства населения. Во время туристских поездок можно было наглядно убедиться в этом. Правда, встречающихся выпивох, как и на дороге Москва – Брест западнее Бреста, тоже было достаточно. Но не было видно пьяных драк, ссор или валявшихся по обочинам, как у нас, местных жителей. Но пьяницы в Польше представляли все-таки угрозу для путешественника. Особенно опасны они были тогда, когда в сумерках или в ночной темноте на неосвещенном шоссе в свете фар вдруг возникала телега на резиновом ходу с лошадью, возница которой мирно спал пьяным сном. Керосиновый фонарь с красным стеклом, который должен был болтаться сзади телеги, либо вовсе отсутствовал, либо погас естественным путем. Причем телеги эти были добротные, на автомобильных шинах, а не те деревянные грохочущие колымаги, которые до сих сохранились кое-где в маленьких российских городках и поселках.
Из-за обилия конно-гужевого транспорта, двигавшегося даже по запрещенным для него автомагистралям, обочины дорог и даже полотно автобанов были усеяны подковными гвоздями, которые имели тенденцию вонзаться в покрышки автомобилей. Лошадей в Польше явно любили и считали, совсем не так, как власти в России, Украине и Белоруссии, необходимым подспорьем крестьянину. Государство, не так, как советское, не запрещало земледельцам иметь лошадей в любых количествах…
Километрах в двухстах от границы начинались пригороды Варшавы. Столица Польши, в отличие от Москвы, была залита электрическим светом с вечера до утра. Даже в полночь толпы горожан гуляли по центральным улицам, сидели в многочисленных уличных кафе и ресторанчиках, потягивая кофе или другие напитки. Звучала музыка. Дамы хотя и не в богатых, но элегантных платьях, часто из простого ситца, украшали собой толпу. Правда, до первого посещения Польши у меня было несколько превратное представление о польских женщинах – издали и в кино они все казались красавицами типа актрисы Барбары Брыльской. Беллетристика также создавала миф о необыкновенной красоте паненок и панночек. Но вблизи – на территории самой Польши – «прекрасные полячки» оставались только образом, а в реальности среди них было очень много толстушек или милых, но некрасивых тощих паненок… Я истратил немало роликов узкой кинопленки, чтобы для домашней кинотеки собрать наглядные опровержения некоторых подобных мифов в виде сюжетов о супершироких бедрах, выдающихся бюстах и животах молодых варшавянок в легких платьях.
На перекрестках центральных улиц, и не только Варшавы, но и провинциальных городов, стояли вазоны для цветов в форме больших белых железных тележек типа восточных арб, наполненных красной геранью и другими долгоцветущими растениями.
Выбор товаров в польских продовольственных и промтоварных магазинах был несколько богаче, чем в московских, но заметно беднее, чем в ГДР и ЧССР. Считалось, что поляки хуже работают и больше танцуют, чем немцы и чехи. Но даже за «недостаточными» товарами не изгибались хвосты очередей, не кипели страсти, как у нас. В магазинах, оторвав у входа от рулона из автомата талончик с номером вроде трамвайного билета, каждый покупатель терпеливо дожидался, пока на табло у продавца не появится его цифра. Чистые и опрятные кабачки и кофейни наглядно показывали свои преимущества по сравнению с горьким пьянством в подворотне «на троих», которое так услаждало мужские души в России. Впрочем, поляки, немцы, мадьяры, финны и разные прочие шведы, в домашних условиях, в гостях и в ресторанах, тоже не дураки выпить, особенно на халяву.
Но за все долгие годы моих путешествий за границей я видел на несколько порядков меньше пьяных, шатающейся походкой, без песен и брани, идущих по улицам маленьких городков и столиц, чем за один день, правда день выдачи зарплаты, в районном городке Белая Холуница на севере Кировской области. Пьяные там лежали веером: ногами – словно к эпицентру взрыва – к единственному магазину, торговавшему водкой, а головой – в сторону своего дома, куда почти все мужское население городка не могло добраться на своих двоих. Источником алкогольного поражения вятичей был магазин потребкооперации, где в день зарплаты перевыполняли месячный план, торгуя спиртными напитками. Он стоял между зданиями райкома КПСС и добротной, в два этажа, бревенчатой районной музыкальной школой…
