Губительница душ - фон Захер-Мазох Леопольд (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
— Все преимущества на вашей стороне.
— Допустим, что так. Но к чему поведет нас вражда? Не лучше ли нам действовать общими силами? Вы, вероятно, уже убедились в том, что Анюта Огинская не в состоянии обуздать бурных порывов вашего воспитанника?
— К сожалению, да.
— Так возложите эту обязанность на меня.
— Об этом надо серьезно подумать.
Генриетта принесла туфли и меховую кофточку.
— Позволь мне надеть их на тебя? — сказала она.
— Не беспокойся… Для чего же существуют на свете вежливые члены иезуитского ордена? — сказала Эмма задорным тоном светской кокетки. — Тебе надо переодеться, иначе ты захвораешь. Потрудитесь и вы выйти на минуту в соседнюю комнату, — обратилась она к своему собеседнику, когда Генриетта вышла из гостиной.
Глинский повиновался. Когда он несколько минут спустя вернулся в гостиную, Эмма уже успела переменить костюм и в самой обворожительной позе сидела перед камином. Пламя ярко освещало ее белоснежную шею и распущенные густые волны золотистых волос. Но каково же было изумление иезуита, когда красавица устремила на него свои синие глаза и с приветливой улыбкой протянула ему руку. Он, не говоря ни слова, наклонился и крепко поцеловал эту изящную, как мрамор холодную руку.
— Будем же друзьями, — нежным голосом проговорила она.
— Это зависит от вас… Bы преследуете политические цели, которые могут подвергнуть графа неизбежной опасности… Отступитесь от них и тогда…
— Повторяю вам, что я не революционерка.
— Извините меня… но я имею об этом деле более точные сведения, нежели вы думаете… хотя и не принадлежу к числу ваших сообщников.
— Так это вы натравили на нас киевскую полицию?
— Нет, я только из предосторожности… сделал кое-какие указания…
— Патер Глинский! — воскликнула Эмма, грозя ему пальцем, — Нe вмешивайтесь в чужие дела, если вы дорожите своей головой.
Иезуит побледнел и пролепетал чуть слышным голосом:
— Надеюсь, что вы меня не выдадите членам вашего таинственного общества?..
— Не беспокойтесь. Но и я, в свою очередь, попрошу вас не интриговать против меня.
— Даю вам честное слово.
— Откажитесь от намерения женить графа на Анюте, сделайте меня своей союзницей… союзницей, а не орудием, — понимаете?
— Понимаю.
— Меня знобит, — продолжала Эмма, закутываясь в свою кофточку, — пожалуйста, позовите кого-нибудь снять с меня ботинки. Я простужусь, если их сейчас же не снимут.
— Позвольте мне услужить вам…
— Почему же нет, — и она протянула ему одну за другой свои маленькие ножки, а жирный патер, стоя на коленях, словно влюбленный паж, снял с нее теплые ботинки и подал туфли.
Возвратившийся с охоты граф и Генриетта были свидетелями этой комической сцены, комната огласилась их веселым смехом.
— Наш строгий проповедник превратился в услужливого кавалера! — воскликнул Солтык. — Честное слово, он ухаживает за красавицами не хуже влюбленного рыцаря! Не подозревал я в вас этого таланта, глубокоуважаемый мой наставник!
Иезуит покраснел как рак и готов был провалиться сквозь землю, но Эмма вывела его из затруднительного положения.
— Оставьте в покое патера Глинского, — сказала она графу, — я люблю его более, чем вас. Мы объяснились и поняли друг друга — ни ваши насмешки, ни ваша ревность не нарушат нашего взаимного согласия.
— А я вот назло вам буду ухаживать за мадемуазель Малютиной, — прибавил иезуит, крепко целуя руку красавицы.
— Мне надо переговорить с моим новым другом, — обратилась Эмма к Солтыку, — уйдите на минуту, оставьте нас одних, у нас есть секреты, которых вы не должны знать.
Граф и Генриетта отошли к окну.
— Что прикажете? — спросил патер.
— Согласны ли вы на мои условия?
— Вполне согласен… Через месяц вы будете графиней Солтык.
— А теперь, — прибавила Эмма, пожимая руку своего союзника, — потрудитесь занять чем-нибудь мою maman; поиграйте с ней в шахматы, а Генриетту пошлите читать молитвы.
— Положитесь на меня, — отвечал Глинский, снова целуя руку, держащую его в своих когтях, и вышел из комнаты вместе с Генриеттой.
Сектантка осталась наедине с графом, но сделала вид, что не замечает его присутствия и, протянув ножки к решетке, устремила взор на угасающее пламя камина.
— Эмма! — начал Солтык, подойдя сзади к ее креслу.
— Вы здесь, граф? — притворно удивилась красавица.
— Странный вопрос… Я так долго был с вами в разлуке…
— Фразы, — сквозь зубы процедила она.
— Вы не в духе… Уж не убежал ли от вас Тараевич?
— Из моих рук трудно вырваться.
— Что же вы с ним сделали?
Эмма улыбнулась, но эта улыбка заставила графа содрогнуться.
— Вы убили его?
Она молча кивнула головой.
— Почему же вы запретили мне присутствовать при его казни?
— Потому что вы, беспощадно истязая людей, удовлетворяете тем самым ваши кровожадные наклонности, а я убиваю человека во имя Божье, без сострадания, но и без ненависти.
— Мне бы очень хотелось взглянуть на вас, когда вы исполняете обязанность жрицы вашей секты.
— И это желание ваше бесчеловечно. Вам бы следовало родиться татарским ханом, одним из тех деспотов, которые обращалась с покорными им народами, как с животными: мужчин делали своими рабами, а женщинами наполняли гаремы. В те варварские времена барабаны обтягивали человеческой кожей, а из черепов воздвигали целые пирамиды.
— Не могу скрыть, что я полюбил вас еще сильнее, узнав, что ваши руки запятнаны человеческой кровью.
— Это чистое безумие.
— Называйте это чувство как хотите, но вы мне нравитесь в образе кровожадной тигрицы несравненно более, нежели под маской чистого, юного ангела смерти.
— Я не полюблю вас до тех пор, пока вы не отречетесь от этого ужасного образа мыслей. Мне говорили, что вы воплощенный дьявол, а вы еще хуже того… У вас каменное сердце.
— Точно такое же, как и у вас, Эмма. Пора прекратить эту глупую комедию и поговорить откровенно. У нас обоих одинаковая нероновская натура, одинаковое стремление к порабощению людей и желание уничтожать их какими бы то ни было средствами, если они сопротивляются нашей власти. У нас обоих каменные сердца и, говоря откровенно, я, точно так же, как и вы, неспособен любить. Чувство, которое вы мне внушаете, не любовь в буквальном смысле этого слова. Это восхищение, смешанное с ужасом, кровавое братство, гармония душ, — одним словом, я не умею выразить вам то, что чувствую. Я нашел в вас подругу с железным характером и непоколебимой волей, способную смело бороться с небом и преисподней и бестрепетно, не склоняя головы, выдержать кару Всевышнего судии!
Эмма в первый раз в жизни слушала Солтыка с несвойственным ей замиранием сердца. Она была до такой степени поражена, что не противилась ни звуком, ни движением, когда граф в порыве необузданной страсти сжал ее в своих объятиях и покрыл ее лицо жгучими поцелуями. Глубокий вздох вырвался из ее груди, нежные ручки обвились вокруг его шеи, и красавица прошептала, забыв обо всем на свете:
— Твоя навеки!..
— Вы согласны сделаться моей женой?.. Позвольте мне переговорить сегодня же с вашей матерью?
— Я прошу вас об этом, граф.
— Боже, как я счастлив! — воскликнул Солтык.
Эмма вместо ответа обхватила руками красивую голову деспота и крепко прижала свои губы к его губам. Он вскочил на ноги и, словно пьяный, шатаясь из стороны в сторону, вышел из комнаты.
— Что со мной? — мысленно спрашивала себя сектантка. — Неужели я люблю этого человека?.. Нет… нет, этого не может быть… Почему же я покоряюсь его власти?.. Не потому ли, что он заглянул в глубину моей души, куда никто еще до сих пор не заглядывал?.. Он открыл во мне то, чего я и сама в себе не сознавала… Он озарил сверхъестественным светом самые потаенные глубины моего сердца… Мне казалось, что он, как вихрь, увлекает меня в неизмеримое пространство, что под нами зияют бездны… и мне не было страшно… только у меня закружилась голова. Чем все это кончится?.. Боже мой, Боже мой, не отступи от меня!
