Музейный роман - Ряжский Григорий Викторович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt, .fb2) 📗
— Занимайте, дама.
С этого момента начиналась другая, малознакомая жизнь, отделённая от маршрута Товарное-центр-Товарное целым миром чужих, совершенно незнакомых людей, с которыми ей теперь предстояло столкнуться накоротке. Этот тёртый, как видно, и неулыбчивый дядька-таксёр стал первым в путешествии Евы Александровны в край собственного прошлого.
Они тормознули у здания загса, Ева рассчиталась и вышла. Он так и остался сидеть за рулём, не оторвав от сиденья зада, не сделав попытки оказать хромой пассажирке минимальную помощь. Нужно было что-то решать, теперь уже ей самой не хотелось вот так просто взять и расстаться с неучтивым водителем. Сделав шаг в сторону, она обернулась и, глянув мужику в глаза, негромко произнесла:
— Вам, Николай, непременно нужно сменить тормозные шланги. Левый протёрся, и днями, если вы не обратите на него внимания, он лопнет и жидкость выльется на дорогу на приличной скорости. Вы станете тормозить, но будет поздно, вас занесёт и с размаху стукнет о встречный грузовик… — Она подняла глаза в небо и, едва заметно сжав веки, ещё немного подумала. — Номер у него будет девять-шесть-четыре или… девять-восемь-четыре, буквы и регион не разберу из-за грязи. Вы останетесь живы, но обретёте неподвижность до конца дней, однако в любом случае виновным признают вас.
Николай слушал хромую, чуть приоткрыв рот и замерев головой, прислонённой к наполовину оттянутому вниз стеклу с водительской стороны. Внезапно губа его дёрнулась, но глаза при этом всё ещё оставались каменными. Он уже успел слегка ошалеть от услышанного, но разум ещё не сподобился до конца поверить в происходящее. Он был в процессе. Тем временем Ева доколачивала свой безжалостный гвоздь.
— Галя ваша после этого проживёт с вами около полугода. Потом ей это надоест, она с вами разведётся и поделит вашу трёшку на первом этаже. И уедет в Обнинск, с Ниной, дочкой вашей. А собаку не возьмёт, оставит вам, посоветует, чтобы её выучили на поводыря, если вдруг ослепнете. Но могу вас успокоить, если вам это как-то поможет, она так и так ушла бы, но только немного поздней. У неё есть человек, она с ним регулярно живёт как с мужчиной, вы служили с ним в одной части и продолжаете дружить до сих пор. Сергей, кажется, верно? — И вопросительно глянула на возилу.
Тот молчал, застыв всё тем же каменным идолом, продолжая переваривать железный лом, какой с размаху всадила ему в кишки эта случайная хромая пассажирка, явившаяся прямиком из ада. Слабый воздушный пузырь над его верхней губой на глазах Евы Александровны медленно надувался недобрым воздухом, однако, прихваченный быстрым морозцем, не лопался и так и продолжал держаться в надутом до отказа состоянии.
Она развернулась и, прихрамывая, направилась в сторону загса, уже зная, что дядька этот, придя в себя, поверит в каждое слово её отвратительного вердикта и тем самым спасёт себе жизнь. И сохранит неустойчивый брак. Нина же, дочка, будет иногда звонить ему из Обнинска, вяло поддерживая родственную связь, но со временем звонки эти сделаются реже и в конце концов прекратятся вовсе. Затем она сменит номер, чтобы свести контакт с отцом до вероятного минимума, и втайне от родителей сделается трассовой проституткой, надёжно заняв отдельное место на Киевском тракте. Однако об этом Николаю было знать уже не обязательно.
Она же, Ева Александровна, просто между делом размяла себе мозг в районе затылка и подровняла глаз. А заодно бескорыстно спасла человеческую жизнь. Всё по-прежнему работало, не сбоило, картинка шла устойчивой и качественной, фокус был отменным, как не подвела и слышимость. Но вот только счастья это не приносило. И никак не добавляло удачи.
Она заняла место в очереди, выбрав одну из нескольких дверей, к которым тянулись страдальческие людские цепочки. Для неё важны были две вещи: избавить ногу от дополнительной нагрузки, не поднимаясь выше первого этажа, и чтоб инспекторша, любая, обнаружилась в кабинете в единственном числе. Дальше, как бы ни сложилось, работать будет уже не должность и не обязанность, а исключительно страх и, возможно, даже интерес к чёртовой колдунье. Да, и надо ещё подумать, где ей тут ночевать в этом незнакомом месте: полноценную гостиницу она вряд ли потянет, а идти на постой — боязно и непривычно.
— Следующий!
Резкий выкрик из глубины кабинета отвлёк её от накативших мыслей.
Ева Александровна поднялась и приоткрыла дверь в кабинет:
— Можно?
Она уже знала всё наперёд. Ну почти всё. И от этого ей внезапно стало беззаботно и легко. И она улыбнулась. Так, не снимая улыбки, и вошла, помогая себе палкой и не без труда удерживая равновесие на гладком ламинате. Тётка вполне пенсионного разлива, что трудилась за единственным столом, головы не подняла, но и прочего вполне хватило, чтобы обнаружить в ней телесные изменения, образовавшиеся со времени их последней встречи. Лицо у той заметно округлилось и подпухло, загнав глаза в глубины меж щек и бровных валиков. Руки добавили морщинистости, но зато и кольца сменились на более объёмные, хотя и не менее дурновкусного образца, если сравнивать с прошлыми. Облик завершала увесистая блямба неизвестного материала с тёмно-бордовым камнем по центру, прикрывающая складку между вспученными верхами рыхлых грудей. Тётя расписалась в документе и кивнула на стул перед собой:
— Чего у вас?
Иванова опустилась на стул, прежде пристроив палку в углу. Ровно как и шестнадцать лет назад. И сдержанно пожала плечами:
— У меня всё в порядке, надеюсь, у вас тоже.
— А чего пришли? — начав просматривать следующий документ, пробурчала инспекторша.
Ева вздохнула и решила перейти к делу, понимая, что затеваться с новой игрой хоть и соблазнительно, но уже не столь важно для её конкретной цели.
— Чего пришла? — спокойно переспросила она. — Пришла, чтобы убедиться, что вам по-прежнему ничего не грозит. Если, конечно, вы так же хорошо делаете свою новую работу. Вы же недавно тут вроде бы? Там-то, поди, наследили так, что чертей выноси, а всякому времени, как известно, свой срок… — и невозмутимо улыбнулась, — особого режима.
Тётка медленно подняла глаза и вперилась в хромую посетительницу, ту самую. Она узнала её сразу, как только негромкий, размеренный визитёршин голос произнёс это «по-прежнему». Да, она узнала. Но в первый момент узнавания побоялась взглянуть на эту тихоголосую ведьму, всё ещё пытаясь отвести от себя наваждение прошлого ужаса. Однако пришлось — взглянула. И поняла. И сообщила, опережая любую просьбу или слово:
— Нашли, значит… Что ж так долго искали-то, я ведь ни от кого не прячусь, Ева Александровна. Я же — наоборот, со всем уважением к нашим людям, сами знаете.
Сказала, и всё тем волчьим нюхом зачуяла уже, что бить не будут, грозить не станут, шантаж не планируют. Просто — нужна. И тогда она добавила, подобрав лицу подходящее выражение из смеси учтивого внимания и пожизненной готовности служить хорошим людям.
— Вижу, вижу, что даже не помышляете помешать… — засмеялась Ева, — и знаю, что не опасаетесь меня, и это как раз совершенно соответствует цели моего визита.
Тётка выдохнула в стол и глуповато заулыбалась нежданной гостье — на этот раз, как показалось Еве, вполне искренне. Так улыбаются, подумалось ей, приговорённые к виселице, когда в последний момент приходит извещение о помиловании при снятии всех обвинений.
— Так вы ж смелей тогда, Ева Александровна, не конфузьтесь. Я вся внимание, если только чего в моих силах.
Инспекторша поджалась, взяла ручку, приготовила лист бумаги, сосредоточилась. Верноподданнически уставилась в хромую.
— В общем, так, — задумчиво выговорила Ева, — мне бы выяснить, когда и в какой детский приют меня доставили сразу по рождении. Или куда ещё. И кто принимал, если сохранилось.
— И всего-о-о-то? — удивлённо протянула тётка.
Казалось, она была несколько разочарована пустяшностью такой невеликой просьбы.
— Да, это всё, — утвердительно кивнула Ева Александровна и положила перед той паспорт. — А выпускалась детдомом номер семнадцать, в девяносто восьмом, ну, вы помните, наверно. Дальше — ваш ребус, надеюсь, вы его разгадаете.