Немцы в городе - Оутерицкий Алексей (версия книг txt) 📗
При слове «ребенок» я фыркнул. Потом спросил:
– Это вы о Семене Валентиновиче?
Мне не ответили.
– Да Сеня просто не знал, – сказал отец. – Он же не в теме, у него нет допуска.
– Ну, вообще-то, да, – признала мать и я понял, что упрек был брошен ею в ключе поиска виноватых, которых, как бывает обычно, не оказалось.
Мы опять помолчали.
– Это все из-за воздействия той чертовой штуковины? – повторил я. Мне опять не ответили и я уточнил: – Ну, все эти обследования. – Отец с матерью в очередной раз переглянулись. В очередной раз затянулась и пауза. – Мне теперь что, в армию лет в двадцать идти, что ли, если в институт не поступлю? Это же смешно. В двадцать пацаны уже на дембель собираются.
– Скорее всего, в армию тебе теперь в любом случае не придется, – осторожно сказал отец, – так что подумай; наверное, стоит продолжить подготовку к экзаменам? Мы с матерью могли бы привезти тебе сюда учебники.
Я распрямился, посмотрел на него, потом на мать, и оба отвели глаза. Я опять прислонился к спинке скамейки, вздохнул.
– Ну и ну, – сказал я, закладывая руки за голову. – Эта штуковина что, такая вредная?
– Скорее, неизученная, – все так же осторожно сказал отец.
– А чего так? – спросил я.
– Есть причины, – уклончиво сказала мать.
– Из-за того, что вам никак не удается искусственно создать условия, при которых эта чертова штуковина начинает себя проявлять?
– Откуда ты такого нахватался, – крякнув, сказал отец.
– Известно, откуда, – с раздражением сказала мать. И передразнила: – «Запер», «запер»… – Потом осознала, уставилась на меня не верящим взглядом. – А и вправду, Саша… Ты же никогда этим не интересовался. Да и не разбирался.
Я скривил рот.
– Чего там разбираться… У вас листок есть?
– Какой листок? – не понял отец.
– Любой, – буркнул я. Они продолжали смотреть на меня. – Да обычный листок, на котором можно писать, господи.
Мать молча полезла в сумочку, достала небольшую книжицу и какую-то квитанцию. Квитанцию она перевернула чистой стороной вверх, положила на книжицу и посмотрела на меня вопросительно.
– Годится, – сказал я. – А ручка?
Мать опять полезла в сумочку, стала рыться, а отец просто достал из внутреннего кармана легкой куртки свою гордость, чернильную ручку с золотым пером и дарственной надписью, врученную ему руководством чего-то там за какие-то там разработки в какой-то там области чего-то там научного.
– Нет, это ему, – сказал я, когда мать протянула мне получившееся канцелярское сооружение.
Отец нахмурился.
– Не понял, – сказал он, застыв с протянутой ручкой.
– Напиши там свои формулы.
– Не понял, – повторил отец и посмотрел на мать.
Та посмотрела по сторонам, потом пожала плечами.
– Ну, напиши, что ли, – поколебавшись, сказала она.
– Будто я могу так запросто, по памяти… – пробурчал отец, однако послушно принял у матери письменные принадлежности и водрузил на нос очки. Посидел несколько секунд, наморщив лоб, потом быстро начертал на листке пару – тройку длинных, сложной конфигурации формул. – И что дальше? – сказал он и посмотрел на меня.
Я всмотрелся в написанное мелким почерком и расплылся в непроизвольной улыбке.
– Горбатишь, батя, – сказал я. Потом подмигнул матери. – Скажи ему, чтобы не валял дурака. Обещаю, что эту бумагу никто не увидит. Я ее потом съем.
– Ты бы сам не валял дурака, – сказала мать. – Ешь, вон, лучше, апельсины… – Потом опять пожала плечами. – Ну напиши, что ли, – неуверенно повторила она, опять посмотрев по сторонам.
Отец написал еще пару мудреных формул, показал мне.
– Ага, – сказал я. – Но это немножко не то. Давай те, которые описывают это… ну… – я помычал, подбирая в уме слова, – ну, короче, где предположительно какой-то там контур накладывается на какой-то другой как бы контур, отчего, предположительно, и возникает эффект «Генератора Митчелла».
Отец присвистнул, посмотрел на мать, а та во все глаза смотрела на меня и не заметила его растерянного взгляда.
– Напиши, – коротко сказала она.
Отец написал еще несколько формул и свободное место на квитанции закончилось.
– А нам больше и не надо, – беззаботно сказал я и посмотрел на отца, потом на мать. – Значит, не просекли еще, отчего возникает эффект?
– И отчего же, – спросила мать. Кажется, у нее пересохло в горле, потому что она отпила глоток из бутылки с лимонадом, потом протянула ее мне. – Стаканчики надо было взять, – сказала она неизвестно кому, а я отрицательно помотал головой.
– И отчего же? – эхом повторил за ней отец.
Я вздохнул, принял у него книжицу с листком и ручку, внимательно всмотрелся.
– Для начала так, – сказал я и поставил пропущенную отцом скобку. Потом подумал и поставил недостающее двоеточие. – И так. Верно?
Отец посмотрел, крякнул виновато, потер пальцами седину на виске.
– Это я по невнимательности.
– Вот от такой вашей невнимательности, – сказал я с чувством превосходства, – американцы и имеют возможность травить наш трудовой народ всякими там генераторами.
– Никто нас не травит, – сказал отец, – к тому же, не доказано, что это американцы, потому что… – Тут мать приложила палец к губам и он умолк.
Я хотел дописать еще несколько знаков, но передумал.
– Давай лучше сам, своей рукой, – сказал я, возвращая секретную бумагу отцу. – У меня, к сожалению, нет допуска.
Родители переглянулись и напряжение в их взглядах исчезло. Наверное, пришли к мнению, что я попросту дурачусь, а это все же лучше, чем быть сумасшедшим. Отец молча принял у меня мобильное канцелярское сооружение, опять нацепил очки, а я опять забросил руки за голову и на несколько секунд прикрыл глаза.
– Первое, на что я обратил бы ваше внимание, товарищи ученые, – сказал я, – это дифференциальные уравнения. Мне кажется, у вас там какое-то несоответствие с частными производными первого порядка.
Отец посмотрел на меня с вернувшимся подозрением, затем уткнулся взглядом в листок.
– Глянь также третью сверху строку. Косая симметрия, на мой взгляд, в этой формуле применена некорректно. – Отец как зомби послушно опустил голову, вгляделся в указанную мной формулу. – Для начала попробуй порядок обозначений во второй производной вытащить вперед, так будет правильнее. Потом, если я верно понял, у вас возникли проблемы с нахождением неизвестного множителя.
Отец вскинул голову, посмотрел на меня ошарашенно, потом, в поисках поддержки, на мать.
– Ничего подобного, – наконец сказал он. – С этим здесь все в порядке.
– Это вам только так кажется, – заверил его я, – потому что у вас взгляд замылился. Ну, совсем как у Шарапова… Вы идете стандартным путем, деля произведение на известный множитель, а в данном случае это недопустимо. Сейчас я не готов обсуждать эту тему, потому что это надолго, а у нас скоро обед, а я здорово хочу жрать… поэтому пока просто поверь мне на слово, что это так. Потом я, если не забуду, объясню, почему. Ну, и самое главное…
Я осторожно вытянул из пальцев отца ручку, забрал листок и быстро переправил в формулах несколько знаков. Затем добавил несколько новых и вернул листок отцу.
– Вот так примерно я вижу все это дело, – сказал я.
Отец стал изучать исправления. Он замер и вглядывался в формулы около минуты, затем поднял голову, растерянно посмотрел на меня. Потом на мать. Потом медленно поднял руку и опять потер висок.
«Прощай и ничего не обещай, и ничего не говори; а чтоб понять мою печаль, в пустое небо па-а-а-асма-а-атри-и»…
– Дай, пожалуйста, посмотреть, – сохраняя спокойствие, попросила мать.
Отец дерганым движением сунул ей книжицу с листком, вскочил, приложил руки к вискам и задрал лицо, словно обращался к небу за подсказкой. Затем шумно выдохнул, опустил руки и стал расхаживать перед скамейкой слева направо и обратно. Проделав этот путь раз пять, он остановился, резко повернулся и сказал разглядывающей мою писанину матери:
