Меч и корона - О’Брайен Анна (книги онлайн полностью TXT) 📗
В тот вечер Жоффруа Плантагенет словно заколдовал меня. Я-то представляла его себе неотесанным деревенщиной, а он успевал проследить, чтобы гости чувствовали себя как дома, не забывал об Аэлите — и все делал с величайшей учтивостью. Он и сына втянул в обсуждение вопроса о том, где нам лучше завтра поохотиться. И в то же время я непрестанно чувствовала, что все его внимание сосредоточено на мне. Он следил за тем, чтобы мне подкладывали самые изысканные мясные блюда, а кубок не забывали наполнять вином.
Людовик даже внимания не обратил бы на такие мелочи.
Граф протянул мне поднос с кистями южного винограда, и его пальцы коснулись моего запястья. При этом он не смотрел на меня, но я знала, что он жаждет меня. Я это знала…
— Эй, послушай, — наклонилась к моему уху Аэлита.
— Ну, что там?
— Берегись графа Анжуйского. — Глаза Аэлиты блестели, а взгляд был устремлен на сенешаля, пока тот говорил с дворецким, в каком порядке какие блюда подавать. — Он вышел на охоту.
— Не возьму в толк, к чему ты клонишь.
— Да прекрасно ты все понимаешь! И охотится он не на оленя. Мечтает добыть в качестве трофея тебя.
— В таком случае его постигнет разочарование.
— Подумай хорошенько, чтобы тебе самой не пришлось остаться разочарованной, сестра моя! — Я вскинула брови, но Аэлита усмехнулась. — Хочешь, дам тебе совет?
— Вот уж не нуждаюсь.
— А я все равно дам. Держись за него!
— Как ты ухватилась за Рауля? Подумай, к каким бедам это привело. — Я тут же пожалела о сказанном, потому что Аэлита залилась краской до корней волос. — Прости меня. — Я сжала ее руку. — Я сказала то, о чем нельзя вспоминать. Но я не вольна следовать своим желаниям.
— Значит, признаешь, что он тебе понравился?
— А как я могу этого не признать? Нравится — это одно. А ничего другого я и не признаю. Не стану я и поступать в угоду своим чувствам, ибо это не принесет ничего, кроме боли!
А потом он танцевал со мной. По указанию графа Жоффруа музыканты заиграли простую хороводную мелодию. Граф встал, подал мне руку.
Могла ли я отказаться? Людовик никогда со мной не танцевал.
Мы присоединились к другим парам и стали проделывать несложные па танца. И эти па, и музыка были мне знакомы, а хоровод не требует особого искусства, поэтому мыслями можно витать где угодно. И не в последнюю очередь думать о том, как изящно взлетают длинные рукава и юбки моего наряда. И, разумеется, о мужчине, который направлял меня, поворачивал туда и сюда. Вот это был для меня настоящий пир, где подавали музыку и смех. Словно по жилам у меня разлился густой сладкий мед. Камзол партнера часто задевал мои бедра, от него исходил мужской запах, а когда мы сблизились, я почувствовала жар его тела. Все это заставляло меня испытывать неземное наслаждение. И задыхалась я вовсе не от танца, как не от него полыхали мои щеки, когда музыка уже смолкла.
— Благодарю вас, госпожа.
Граф низко поклонился и прикоснулся губами к моим пальцам.
Горячая волна прокатилась по моему позвоночнику и осела внизу живота.
— И я вам благодарна, — ответила я учтиво, но прохладно.
Мы вернулись за стол, граф Жоффруа поднял свой кубок.
— Предлагаю тост, госпожа. За нашу дружбу.
— За нашу дружбу.
Я подняла кубок и выпила, не обращая внимания на то, что Аэлита тихонько подтолкнула меня локтем.
Граф хотел больше, чем просто дружбы. Я тоже.
А пока мы обедали, один из моих менестрелей затянул песню о горестях и радостях неразделенной любви.
От этих вещих слов у меня холодок пробежал по спине, хотя в зале было жарко. От страсти таяли мои кости. Ах, это правда. Должна же и я познать счастье.
Следующим утром мы отправились на охоту. Нас сопровождали Аэлита, рыцари графа Жоффруа со своими оруженосцами и целая свита сокольничих и псарей. День был ясный, по небу стремительно летели легкие облака, подгоняемые игривым ветерком — в такую погоду очень хорошо охотиться с соколами.
На перчатках у сокольничих сидели двое потомков моих прежних кречетов: они лучше всех бьют журавлей и цапель. Сколько же времени я не выпускала их? Уж и позабыла, как они прекрасны, как великолепно приспособлены к тому, чтобы летать и чтобы убивать; а птицы как раз распрямили крылья и зазвенели колокольчиками на опутинках. Какие же они изысканно-величественные! Из учтивости я предложила одного графу Жоффруа.
— Своей утонченностью они как нельзя лучше подходят хозяйке, — заметил Жоффруа, но предложения моего не принял, а вместо того подозвал одного из своих сокольничих с привязанной к жердочке птицей.
— Ах…
Я не могла найти подходящих слов. Беркут был поистине великолепен, затмевал даже моих кречетов. Поводя золотистыми глазами, он дышал открытым клювом, а когти сжимались, словно уже коснулись добычи.
— А мне казалось, что орлы — это прерогатива одних только императоров, — сказала я, пораженная видом птицы, но и удивленная непомерной гордыней графа.
— Так оно и есть. Но ведь птицы пропадают зря. — В глазах Жоффруа зажглись огоньки, когда он рукой в перчатке пригладил нежные перья беркута. Стремление к величию было одной из самых примечательных его черт. — Императоров всего двое [59], и они присваивают себе право на таких великолепных птиц. Думаю, что в этом вопросе нам позволительна известная гибкость. Отчего бы мне не пускать в небо эту птицу в моих собственных владениях, где я в большей мере император, чем кто бы то ни было иной?
И он посадил птицу на свою перчатку.
— Я хотел бы взять вашего кречета, госпожа, — послышался ломающийся мальчишеский голос, и рядом со мной возник Анри верхом на горячем гнедом жеребце; глаза наследника Анжу вперились не в беркута, а в мою прекрасную птицу, и горели они не хуже, чем у кречета.
Я выбрала птицу для себя и махнула рукой сокольничему, чтобы тот передал вторую птицу юноше. Кречет уселся на его руке, крепко вцепившись в нее когтями.
— Руку же поранит! — Я даже задохнулась от волнения и снова махнула сокольничему. — Не затруднитесь подать перчатку.
— Я не ношу перчатку, — ответил на это Анри, все внимание которого было поглощено белоснежной хищной птицей; пальцами он поглаживал ее великолепные перья.
— Но она же поцарапает. Разве тебе не больно?
Анри в ответ лишь небрежно повел плечами:
— Я привык.
Ох, эти два Плантагенета, отец и сын! Бездна самоуверенности. Мне снова стало весело. Вчера Анри восхищался моей красотой. Сегодня я померкла на фоне серебристого оперения моей охотничьей птицы.
— Упрямый сын мой, все делает по-своему. — Жоффруа отпустил поводья и хлопнул сына по плечу свободной рукой. — Мне такой живости не хватает.
Мы выпустили птиц на кроликов и на цаплю, которую вспугнули на речном берегу, а вслед за тем спустили и гончих — на зайцев, поднятых на лугу. Оба анжуйца сломя голову помчались за добычей, слившись с конями, словно родились в седле, оставив всех нас далеко позади.
Я смотрела им вслед, прищурившись.
— Вот видишь, он вовсе не на меня охотится, — сказала я Аэлите с некоторым недовольством. Пусть Жоффруа и сумел разжечь во мне жаркий огонь страсти, но в этот миг он был увлечен охотой не меньше, чем его сын.
— Да, не охотится — в данную минуту, — хихикнула Аэлита.
— Вскоре я добьюсь, что будет по-другому…
— Думаешь?
— Знаю. С каких это пор Анжу стало ровней Аквитании?
59
Император Священной Римской империи (фактически Германии) и император Византии.