Далекие берега. Навстречу судьбе - Сарду Ромэн (книги бесплатно без TXT) 📗
— Ба! — усмехнулся он. — Я умер.
— Не говорите так.
— Умер для моей семьи.
— Нет же!
— Умер для моих друзей.
— Нет.
— Умер для общества.
— Как всегда, вы выдумываете, мсье Конрад.
Конрад пожал плечами. Он жил во Флит уже двенадцать лет.
Уроженец острова Мэн, Конрад занимал там положение, которое открывало перед ним все дороги. Но он переехал в Лондон и стал жить на широкую ногу, что привело его прямиком в долговую тюрьму.
За эти годы его долг, составлявший вначале тысячу двести фунтов стерлингов, из-за лекарств вырос до семи тысяч фунтов, что было хуже болезни. Он потерял все: состояние, дом, счастье.
— Это непреодолимый путь. Невозможно дойти до его конца. Англия совершила немыслимое. Отныне на земле существует ад для тех, у кого нет денег! Господь не должен был этого допустить! — воскликнул он, прежде чем начать перечислять публичные оскорбления, которым подвергся.
— Не кричи! — сказала его жена. — Шеннон прекрасно знает твою песенку. Не забывай, она давно вместе с нами во Флит!
— У нее нет семи тысяч фунтов долга!
Шеннон улыбнулась. Стэндиш потерял голову: обремененная двенадцатью тысячами фунтов долга, она имела не больше шансов, чем он, выйти из Флит.
В комнату вошли еще двое жильцов: Филипп Глэсби, шести лет, и Ребекка Стэндиш, девяти лет.
Филипп был копией Шеннон: белокурый, с умными светлыми глазами, маленьким носом. У Ребекки был такой же суровый вид, как у отца. Волосы у нее были рыжеватыми, а открытым круглым лицом она пошла в мать.
— Мы вернулись с соревнований!
Помимо алкогольных напитков, спортивные игры были единственным развлечением пансионеров, обремененных долгами. Некоторые чемпионы Флит пользовались такой известностью, что нередко в тюрьму приходили зрители с воли и делали крупные ставки.
Филипп обожал эти соревнования, Ребекка находила их глупыми. Девочка любила читать, на Филиппа чтение навевало сон. Филипп обожал драться, Ребекка, которая была старше его на три года и на голову выше, всегда давала ему тумаков. Ребекка никогда не врала, Филипп не видел причины отказывать себе в этом удовольствии. Они постоянно пререкались, но не могли и дня прожить друг без друга.
Их объединяло, редкое свойство: они оба родились во Флит, Ребекка — в 1711 году, через три года после того, как ее отца осудили за долги, а Филипп — в 1714 году, через полгода после заключения в тюрьму его матери.
В сообществе детей, подраставших в тюрьме, — а таковых в 1720 году насчитывалось около шестидесяти, — они занимали особое положение: они были местными…
На следующий день, взяв котомку, в которой уместилось все их имущество, Шеннон и Филипп вернулись в Господский дом.
С виду здание было таким же, как и то, в котором жили убогие: большое пятиэтажное — но здесь этажи назывались галереями— кирпичное здание с башней, те же узкие коридоры в двести футов длиной, освещаемые двумя окнами, расположенными в их концах.
Первый этаж, на который вела лестница из восьми ступеней, назывался «галерея холла». Здесь находились часовня, бювет, комнаты главного надзирателя и его подчиненных, в том числе ключника, и двадцать комнат узников.
В подвале, между двумя кладовыми, где хранилось вино, было пятнадцать комнат узников.
На втором этаже находились двадцать пять комнат, на третьем — двадцать семь. Одна из них, та, что напротив лестничной клетки, служила для заседаний Комитета пансионеров. Еще одна прежде была бильярдной, а теперь в ней жили одиннадцать человек, четверо из которых спали на бильярдном столе.
На четвертом и последнем этажах находилось по двадцать семь комнат.
Официально плата за каждую из комнат составляла один шиллинг и три пенса в день с человека.
В тюрьму попадали люди разного социального положения: дворяне, капитаны кораблей, нотариусы, врачи, писатели, разорившиеся моты, разбойники, хулиганы, пьяницы. Одни попадали сюда на долгие годы, другие — на несколько недель, несколько дней и даже несколько часов — в зависимости от суммы долга.
В Господском доме комнаты были менее населенными, чем в доме Убогих. В некоторых жило всего по одному человеку, да и обставлены они были приличной мебелью.
На двери каждой комнаты был прикреплен номер и мелом был сделан рисунок, дававший представление об обитателе или передававший то или иное послание. Можно было увидеть повешенный скелет, куривший трубку поверженного ангела, падающею в воды Флит, двух свиней которых все называли папашей Хаггинсом и его сыном, ягодицы актрисы Сидони Смитсон, о которых так сожалел один разорившийся драматический актер, и так далее.
Шеннон и ее сын подошли к главному надзирателю:
— А вот и мадемуазель Номер Шесть вернулась!
— Мне не нравится, когда вы меня так называете, мсье Мармадьюк, — отозвалась Шеннон.
— Перед моими глазами проходит столько народу! И вы хотите, чтобы я помнил все имена?
— Это после шести-то лет?
— После шести лет, мадемуазель Шеннон Глэсби, вы остаетесь для меня обитательницей номера шесть. И я утверждаю, что такое имя подходит вам, как и всем другим, гораздо лучше, чем настоящее.
— Комната свободна?
— А что, вы думаете, что кроме того еврея еще кто-то захочет жить в этой проклятой конуре?
Через двенадцать лет после смерти еврея Манассии в тюрьме Флит еще были живы воспоминания о нем. Разорившийся после неудачной попытки возвести на престол Якова II, этот ростовщик из Суафворка удостоился сомнительной чести быть самым «богатым» несостоятельным должником в истории Флит: у него было долгов на два миллиона фунтов стерлингов.
Он жил отшельником в комнате под номером шесть на четвертом этаже Господского дома. Там, отказываясь идти на контакт со своими соседями, он в течение семнадцати лет покрывал стены небольшими рисунками. Лишенный Ветхого Завета, еврей воссоздавал главные эпизоды истории своего народа. Его фреска достигла таких размеров, что на стенах не осталось, ни дюйма свободного места. После его смерти управляющий велел закрасить все рисунки известкой, чтобы навсегда уничтожить «это богохульство, где ни разу не появляется Иисус Христос».
Только через два месяца после ремонта, к всеобщему изумлению, рисунки еврея вновь проступили сквозь слой известки. Все кричали, что эта камера была проклята и что душа Манассии навсегда поселилась в ней.
Привидение, более того привидение еврей. Этого оказалось достаточно, чтобы никто не хотел даже заходить в комнату под номером шесть.
Но, попав во Флит, юная Шеннон, боявшаяся близкого соседства с другими заключенными и невосприимчивая к слухам о привидении, согласилась жить в комнате покойного Манассии. Там ей было хорошо.
Маленький Филипп толкнул деревянную дверь, на которой была вырезана звезда Давида. После шести месяцев, проведенных в доме Убогих, в комнате Стэндишей, они без особой радости возвращались «домой».
Мальчик сел на маленькую железную кровать.
В свои шесть лет, хоти Шеннон никак не удавалось обучить его чтению, он знал наизусть древнюю историю евреев, поскольку от матери не раз слышал имена персонажей и названии мест, изображенных на степах Манассией.
Над кроватью, на уровне своей головы, он вновь увидел рисунок, изображавший встречу Иуды и Тамар.
Шеннон же около своей подушки опять нашла изображение Руфи и Ноэми, идущих в Вифлеем.
Сердце Шеннон защемило от боли. Она вспомнила, что, рассматривая это изображение шесть лет назад, после своего приезда во Флит, она поняла, что беременна стараниями Августуса Муира.
Шеннон каждый день ходила в «Красный мундир». Кен и Марсия Гудрич оказались хорошими хозяевами, добродушными, щедрыми и колоритными.
— Видеть, как они постоянно ссорятся, осыпают друг друга обвинениями, в которые сами не верят, — это для меня забава, — говорила Шеннон. — Можно подумать, что они играют в какую-то игру.
Гудричи рассказали, что они приехали с Барбадоса.
