Зельда Марш - Норрис Чарльз (бесплатные серии книг .txt) 📗
Кофе давно кипел, тек в керосинку, тушил огонь. Зельда не шевелилась. Глаза ее словно чего-то искали на потолке, сухие губы раскрылись для тихого стона.
— Нет, нет, не может быть! — бормотала она с тоской и страхом.
Когда она днем вышла за покупками, она нашла несколько писем на подзеркальнике в передней, где Касси всегда клала почту. Письмо от Джона, открытка с видом Аламо от Мильдред и длинное письмо от Джерри. Оно гласило:
«Чем я виноват, что люблю вас? Я всегда смеялся над этой болтовней о любви, историями разных Ромео и т. д. Я считал, что если мужчине понравится девушка, он женится на ней — вот и все. Но теперь я узнал и другое, дорогая. День, когда у меня нет надежды увидеть вас, для меня — ад. Я теперь знаю, что значит весь день ждать звонка телефона, и сердце мое готово выскочить из груди, когда я слышу ваш голос в трубке. Я знаю, что значит лежать без сна час за часом и говорить себе, что, если я не могу добиться вашей любви, то жить не стоит. Почему этот необузданный эгоист, неспособный оценить вас и те жертвы, которые вы ему приносите, почему он должен обладать вами, а не я, который мог бы окружить вас достатком, роскошью, я, обожающий землю, по которой вы ступаете, и готовый мир перевернуть, чтобы сделать вас счастливой? Я люблю вас, он — нет. Я оскорбил вас, я вел себя, как осел, но, если бы вы знали, как мучит меня совесть! Я готов убить себя…
Солнышко, попытайтесь найти для меня в вашем сердце прощение. Я ничего не буду требовать, ничего не буду просить, даже прикосновения вашего мизинца. Но позвольте мне видеть вас. Как-нибудь днем, когда вы найдете это удобным, позвоните мне и поедем куда-нибудь вместе, и я расскажу вам лучше, чем это выходит в письме, как безмерно я вас люблю».
Джордж паясничал напропалую в так называемой «зеленой комнате» за кулисами «Оберона». Остальные, выступавшие в той же программе актеры стояли вокруг, хохоча и подстрекая его. «Ужасная публика, — думала Зельда, — эти Койновские «козыри»: чернокожий тенор, фокусник, плясуны, пара немцев-комедиантов, один — толстый, другой — тонкий.» Зельде было неприятно, что у Джорджа так мало собственного достоинства. И это тот самый человек, что месяц назад выпил яд, предпочитая смерть позору! Сегодня вечером он был в одном из самых бурных своих настроений: вероятно выпил, ничем больше не могла Зельда объяснить его необузданной веселости. Она ушла к себе в уборную и стала натирать кремом лицо. Невыносимая тяжесть лежала у нее на сердце. Что скажет ее неуравновешенный супруг, когда узнает новость? Она хотела подождать еще немного, дать ему натешиться новым ангажементом раньше, чем разделить с ним тревогу. Зельда понимала, что ее новость сразит Джорджа. Он не мог желать ребенка. Это — конец всем их планам: поездке в августе в Нью-Йорк, гастролям в провинции зимой, путешествию в Европу. Иметь ребенка, значит, ей застрять в Нью-Йорке, если они туда выберутся, а Джорджу ехать одному с какой-нибудь компанией. Но она знает, какой образ жизни будет вести Джордж, когда ее не будет рядом. Начнет играть, пить, кутить. В первую неделю еще, может быть, пошлет ей денег, во вторую — тоже, а там одни только извинения, или и совсем писать перестанет. Не за себя она беспокоилась. Ребенок, их ребенок, вот о ком надо было подумать раньше, чем рожать его… Разве ей можно иметь ребенка? Девять месяцев она будет обезображена, нездорова, не сможет выступать. А после этого — живой ребенок, которому нужна ее грудь, ее руки, ее сердце каждую минуту дня и ночи! Еще потерянный год, а то, может быть, и два!.. Так попадаются многие женщины. Нет исхода. Она — связана, беспомощна…
— О Бастер, Бастер! — вскрикнула она с отчаянием. — Что я буду делать?! — Собака, свернувшаяся у ее ног, тотчас подняла голову и наставила уши.
Дверь с треском распахнулась. Это был Джордж, красный, сияющий, размахивающий белой карточкой.
— Зельда, Зельда, котеночек, погляди-ка! Вот оно, наконец! Удача, дорогая, удача! Смотри, что принес капельдинер…
Она взяла из его рук визитную карточку. «Мистер Вильям Моррисон.» А поперек было написано карандашом: «Загляните ко мне в контору завтра. В. М.».
— Это вы, доктор?.. Говорит Зельда. Мне нужен ваш совет как врача. Я знаю, вы бросили практику, но это очень важно, мне нужно увидеться с вами. Можно мне прийти?
Смущенное покашливание. Доктор, чтобы выиграть время, притворяется, что не расслышал. Она терпеливо повторяет. Наконец:
— Нет, лучше я к вам зайду. Скажите адрес.
— Сегодня же, доктор, пожалуйста. — Она назвала улицу и номер дома.
Повесив трубку, она медленно направилась домой. В густом тумане солнечный свет принял какой-то медный оттенок. Устало взобралась Зельда наверх, останавливаясь на каждой ступеньке, как старуха.
Джордж ушел, оставив ей записку:
«Моррисон сказал, что сегодня ожидает телеграммы из Чикаго. Я иду к нему — и сразу же обратно домой. Молись, девочка, чтобы удалось! Джордж».
И под этим нарисована какая-то карикатура.
Не снимая шляпы, Зельда упала на стул и с морщиной боли меж бровей читала и перечитывала записку.
Потом, раздевшись, легла на кровать, ожидая, когда мучительное состояние пройдет. Но миновал час, другой, ей не становилось легче. Тогда она с трудом поднялась и, примостившись у окна, принялась писать Джону.
Бойльстон явился ровно в три. В первый раз Зельда видела его таким франтом: в перчатках, с тростью, с гвоздикой в петлице. Даже стекла пенсне и толстая цепочка за ухом, казалось, блестели как-то особенно. Но Зельде было не до любования им. Впустив его в убогую гостиную Касси, она заперла дверь и приступила прямо к делу.
Пока она говорила, в докторе произошла перемена: на лице проступило профессиональное выражение, он сложил губы, как бы готовясь засвистеть, покачивал головой, слушая Зельду, и потирал руки знакомым ей жестом.
— О дорогая моя, дорогая, — сказал он сочувственно, — это ужасная неприятность. Я понимаю ваше положение.
— А это серьезная операция, доктор?
— Да как вам сказать… Главное — очень рискованная. Это — не разрешается законом, вы знаете.
— Да, знаю. Оттого-то я и обратилась к вам.
— Ко мне?!
— Я никого не знаю, кроме вас. А вы — я помню — когда-то проделывали эти вещи.
— О, много лет назад… Много лет…
— Но ведь вы это сделаете ради меня, доктор? Что со мной будет, если вы мне не поможете?
— Видите ли, Зельда, я боюсь… Это противозаконно. У меня нет больше кабинета, где я мог бы сделать вам операцию…
— Но ведь это немного времени займет, доктор? Вы говорили, что полчаса — и потом мне придется часа два полежать, вот и все. Сделайте это для меня! Мы — старые друзья. У меня нет ни одной близкой души во всем городе. Мужу я ничего не сказала, даже он меня не поддержит…
Доктор в смятении ерзал на стуле. Цветок выпал из петлицы на пол. Он не поднял его.
— К сожалению, дорогая Зельда, это невозможно. Закон не разрешает… я больше не практикую… мне негде проделать эту операцию… — повторял он все те же аргументы. Зельда, наконец, поняла. Без единого слова с застывшей на лице любезной улыбкой слушала его лепет. Потом задала еще один последний вопрос, зная наперед ответ:
— А не можете ли вы направить меня к кому-нибудь, доктор? К врачу, которому можно довериться?
— Гм… гм… боюсь, что нет, Зельда. Я не знаю никого, кто занимался бы этим… это запрещено, вы знаете…
— Да, да, я знаю, Ну, что же, не буду вас больше задерживать. Очень мило с вашей стороны навестить меня… О, смотрите-ка, вы уронили вашу гвоздику!..
Она подняла ее и снова воткнула ему в петлицу.
— У меня есть для вас записка, мисс Марш. Он велел передать вам, а мужу ни слова не говорить об этом…
Зельда сунула конверт под жакетку.
— Послушайте, Касси, мне надо поговорить с вами. Я пройду к вам на минуту.
