Лагуна фламинго - Каспари София (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
Глава 8
Марлена вздохнула. Ленхен и Эстелла всегда больше, чем она, интересовались модой и дорогими магазинами. Вот и сегодня дорога привела эту троицу в знаменитый торговый квартал Буэнос-Айреса. В здешних магазинах одевались все богачи города. Обычно сюда приходили вечером, после сиесты, чтобы полюбоваться на новые модели платьев. Совсем еще молоденькие девчушки и пожилые женщины, затянутые в корсеты, подметали подолом платьев грязные тротуары, надеясь присмотреть себе наряд покрасивее, пока мужчины из высшего общества выискивали модные галстуки и жилеты или просто болтали друг с другом.
Красота и богатство Буэнос-Айреса неизменно ассоциировались с этими улицами. С чудовищным грохотом проносились по мостовой кареты; с треском падали на тротуар упакованные товары, уроненные неосторожными грузчиками; истошно вопил мальчишка, продававший лотерейные билеты. С блеском роскоши уживалась бедность.
Перед магазинами выгружали огромные ящики с парижскими платьями, лионским шелком и брюссельскими кружевами. Рядом выстроились мелкие торговцы, пытавшиеся убедить покупателей, что у них самые лучшие и самые дешевые спички, апельсины или картофель.
Конечно же, в этом районе в основном жили портные. Из грубого хлопка умельцы шили рабочую одежду. В руках мастера или мастерицы тонкие ткани превращались в изящные костюмы и восхитительные вечерние платья — точно по размеру и на любой вкус богатой публики.
С тех пор как сельское хозяйство в Аргентине стало процветать, многие землевладельцы стали баснословно богатыми.
Кроме одежды на этой улице можно было купить дорогую мебель. Парфюмерные лавки расположились на южной стороне калле Флорида, неподалеку от площади имени Двадцать Пятого Мая. Уже сейчас было понятно, что вскоре калле Флорида станет центральной торговой точкой города, затмив даже площадь имени Двадцать Пятого Мая. Некоторые богатые семьи уже построили дома на калле Флорида. Обычно такие дома возводили в центре квартала, а по краям располагались мелкие лавочки.
Ленхен, чье ателье находилось на одной из боковых улочек, нравилось ходить по магазинам на калле Флорида и любоваться изящными тканями: муслином, тюлем, шелком, кружевами. Она надеялась, что тут на нее снизойдет вдохновение. Эстелле же нравились ленты, пряжки и кружевные платочки — она считала, что эти элементы подчеркивают ее красоту. Да и вообще, девушка была в восторге от возможности погулять по шикарным улицам. Ей нравилось, что на нее обращают внимание и молодые парни, и мужчины в возрасте, нравилось, что при ее появлении трости перестают стучать по мостовой и представители сильного пола замирают в восхищении, нравилось, что тут девушкам не стесняются делать комплименты. Да, ухаживания не всегда были вежливыми, но Эстелла не пугалась, если тот или иной парень склонялся к ней со словами: «Que linda! Que ricura! Que monada!» — «Какая красота! Какое очарование! Ах, какие украшения!» Они с Марленой встречали девчонок, недавно приехавших из Европы, которые прибегали в школу в слезах оттого, что кто-то по дороге приставал к ним с комплиментами. Но Эстелла была аргентинкой! В те дни, когда никто не напоминал девушке о ее красоте, ей казалось, что что-то происходит не так.
Марлена отличалась от подруги. Да, она тоже не пугалась, когда ей говорили комплименты, но они имели для нее гораздо меньшее значение, чем для Эстеллы. Впрочем, подруга только радовалась, ведь благодаря этому у нее было меньше конкуренток.
— Ты только посмотри! — воскликнула Эстелла, показывая Марлене хрупкий зонтик от солнца, привезенный из Парижа.
Этот зонт не выдержал бы даже легкого ветерка, не говоря уже о памперо, временами налетавших в здешние земли. Климат на Рио-де-ла-Плата был мягким, но при памперо температура резко падала и начинались проливные дожди.
— Разве он не очарователен?
Марлена закрыла веер, которым лениво обмахивалась от жары, и недовольно закатила глаза.
— Ах, Франция! — мечтательно вздохнула ее тетка. — Чем бы была наша мода без этой страны? И что бы меня вдохновляло, не будь на земле Парижа?
Джон поплотнее закутался в пиджак, стараясь сдержать дрожь, и решительно направился в сторону центра. Вчера ему дали адрес одного трактира, где работал его соотечественник. Может, он поможет? К сожалению, оказалось, что этот человек уже давно оставил свой дом в Реколете и на неопределенное время выехал за пределы города. Как бы то ни было, в его доме жили чужие люди, и Джона даже на порог не пустили. Впрочем, чего еще ждать от богачей из нового района?
Мужчина презрительно поджал губы. Он был только рад тому, что Реколета, район аристократов, построен на месте бывших отстойников, к которым когда-то жались рыбацкие лачуги. После эпидемии тифа буржуа убежали из Буэнос-Айреса и только в 1871 году начали строить тут свои дома.
От первых поселенцев, монахов-францисканцев, осталась только базилика дель Пилар с башенками в форме колоколов, облицованными керамической плиткой. С этой базиликой Буэнос-Айрес днем мог бы обходиться и без маяка, так ярко сияли башни в лучах солнца. Сад при монастыре превратили в кладбище.
Джон прошел по мало заселенному району, расположенному юго-западнее Реколеты. Тут стояли частные одноэтажные дома, окруженные садами и огородами.
Вскоре Джон очутился на плаца Сан-Мартина, площади, к которой примыкала калле Флорида.
Немного западнее находилась скотобойня, окруженная убогими домишками, лачугами и мелкими барами, район, в котором не стоило появляться с наступлением ночи — поговаривали, что там процветает преступность. «Если так пойдет и дальше, — думал Джон, — придется мне искать работу здесь».
Он презрительно сплюнул, проходя мимо виллы в итальянском стиле. Еще десять лет назад в этой части Буэнос-Айреса никто не хотел селиться. Теперь же тут, как грибы после дождя, вылезли роскошные дома с разукрашенными стенами и мраморными колоннами, с пальмами и фонтанами, дома, построенные на деньги, которые честным трудом не заработаешь. Джон ненавидел их от всей души. Для него настоящий Буэнос-Айрес — это conventillos, жилые многоквартирые дома, переоборудованные из традиционных вытянутых зданий, которые раньше принадлежали богатым жителям Буэнос-Айреса, или, как их тут называли, портеньо. Да, то был настоящий Буэнос-Айрес, а вовсе не эти особняки, построенные дураками нуворишами. Буэнос-Айрес — это дома, кишащие людьми, дома, где нет удобств, дома, где говорят на всех языках.
Джон и сам жил в одном из таких домов, занимал узкую койку в крохотной комнатушке, отгороженной от соседних тонкой деревянной стенкой. Он слышал, как соседи болели и кашляли, слышал, как они занимались любовью, слышал, как плакали их дети. Он чувствовал запах их обеда, пота, дешевого спиртного. Он не мог позабыть о них ни тогда, когда они спали, ни тогда, когда они умирали.
Эдуард не появлялся в Реколете с тех пор, как там похоронили Элиаса. Собственно говоря, он собирался направиться на кладбище, как только прочитал записку Моники, но его все время что-то отвлекало. Анна завела с ним долгую беседу о прошлом и о том, что следует позабыть обо всем. Юлиусу хотелось поговорить о Ла-Дульче. Нужно было уладить много дел. На Реколету не оставалось времени, и только теперь Эдуарду удалось выбраться сюда. Постояв немного, мужчина, обуреваемый странными чувствами, вошел на кладбище.
Найти путь к могиле Элиаса было просто — она, как и многие другие, располагалась под стеной кладбища. На надгробии были только имя и дата. Хоронившие Элиаса не знали, когда он родился. Зато они знали, когда он умер.
Эдуард какое-то время простоял не шевелясь. Он вновь и вновь читал имя Элиаса на камне.
После смерти Элиаса Эдуард чувствовал себя таким же одиноким, как в детстве, когда он понял, что мать не станет защищать его от отца. Он долго не мог простить матери малодушие. Пожалуй, он смог расстаться со своими обидами только после ее смерти. С тех пор много воды утекло. Он больше не ребенок. И теперь нужно понять, почему Моника подсунула ему эту записку. Эдуард обвел взглядом имена на могилах и вдруг заметил кое-что странное. Тут был похоронен Ноах, брат Элиаса. Он умер через полгода после событий в Ла-Дульче. Тогда Ноах был на его стороне. Эдуард не смог сдержать дрожь.
