Мальтийская богиня - Гамильтон Лин (читать книги без регистрации .TXT) 📗

— Энтони поедет в Торонто, если пожелает. Вы, наверное, еще не знаете, что Мартин оставил ему очень крупную сумму, которой хватит на все. Скоро вы услышите об этом от адвокатов. Уверена, это хоть как-то сгладит тот неблаговидный поступок Галеа по отношению к вам. Энтони получит сто тысяч долларов.

Марисса была ошеломлена.

— Столько денег! — Она чуть не задохнулась от избытка смешавшихся в одну минуту чувств радости и недоверия.

— И да и нет, — ответила я. — Что касается меня, я вообще считаю эту сумму ничтожной в свете тех страданий, на которые Галеа обрек вас. Так или иначе, а рассказать Энтони придется обо всем. Думаю, что в завещании есть какая-то ссылка на то, что Энтони — сын Мартина.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Боюсь, эта новость убьет Иосифа. У него крепкое сердце — сердце рабочего человека, но оно не насколько крепкое, чтобы все это пережить, — зарыдала Марисса.

— Вам и не нужно приступать к разговору немедленно. Дайте Иосифу время осмыслить происходящее по-своему, — посоветовала я.

Мы еще долго говорили, и мне некоторым образом удалось успокоить несчастную женщину.

Затем я перешла ко второму пункту своего плана. Сначала я проверила, есть ли в холодильнике пиво, и обрадовалась, найдя упаковку из шести бутылок — охлажденных и готовых к употреблению. Я загрузила пиво в машину и понеслась через остров в Меллиху, чтобы еще раз поговорить с Ёжиком.

Я нашла старика на том же самом месте и в том же самом шезлонге, но он посмотрел на меня так, будто видел впервые. Ёжик был сильно озадачен моим появлением, но остался доволен моим угощением и предложил присесть.

— Несколько дней назад я приезжала к вам с другом, — начала я. — Мы из Канады.

— Разве? — смутился он.

— Я расспрашивала вас о Марке Галеа, — сказала я, вспомнив о здешнем произношении имени.

— Да-а? — высказал он свое изумление.

У меня тут же засосало под ложечкой от мысли о бессмысленности этой поездки, но я решила не сдаваться.

— Может, я не о том спрашиваю? — зашла я с другого края.

— Возможно, — согласился старик.

— Я бы хотела поговорить о Джованни Галициа.

— Это можно, — ответил Ёжик.

— Вы помните Галициа? — терпеливо забросила я удочку в омут его памяти.

— Конечно, помню, — с раздражением ответил он. — Это вас я не помню, а прошлое у меня отчетливо стоит перед глазами. Оно одновременно и благословенное и проклятое.

— А в случае с Галициа?

— Проклятое. Я вынужден сказать: проклятое. Выпейте со мной пива! — вдруг приказал он и протянул мне бутылку. — Терпеть не могу пить в одиночку.

Старик блаженно сделал длинный глоток из горлышка, затем посмотрел, как я отпила немного из своей бутылки.

— Вы ведь не из рабочих? — спросил он меня.

Я покачала головой, а он внимательно присмотрелся ко мне. Видимо, удовлетворенный, Ёжик приступил к повествованию:

— Что-то творится с людьми, окружающими Джованни Галициа, я бы сказал, что-то очень нехорошее.

Старик на время умолк. Я ждала. Я знала, что каким-то образом эта беседа сыграет свою роль в собственном суждении Ёжика.

— Я работал учителем в местной приходской школе — средней школе. Я считался добропорядочным католиком, смею добавить, хотя что сделало меня таким, я не знаю. Джованни Галициа был одним из моих учеников, но не самым лучшим. Самым лучшим был Марк Галеа. Но каким-то образом обстоятельства работали на Джованни, не всегда, как он того ожидал, но все равно работали. Я помню, как он пытался попасть в футбольную команду. Ребята называли игру сокер, ее придумали британцы. Так вот, тренеры отобрали детей и некоторое время колебались, кого оставить из двух последних мальчиков — Джованни Галициа или Павло Бонничи. Я считаю, что Павло лучше играл в футбол, чем Джованни, но с ним случилось несчастье: он упал со школьных лесов. Одну из стен в то время ремонтировали, а мальчики были пьяны, конечно. Кажется, в этом возрасте большую часть времени они посвящают вот такому «высокоинтеллектуальному» досугу. Павло заявил, что его толкнули, но не сказал кто, потому что ему никто бы не поверил. И я бы сразу не поверил. Только гораздо позже до меня дошло. В команду взяли Джованни. А вот другой случай. В школе проходил конкурс ораторского искусства. Джованни и еще один мальчик яростно боролись за первое место. Джованни, может быть, и не был хорошим учеником, зато для политика, которым он хотел стать, у него были хорошие ораторские задатки. Его речи, пусть и неэмоциональные, отдавали душком плагиата, как будто кто-то, и я подозреваю, кто именно, писал их для него. Тем не менее, он вышел в финал, и знаете почему? Мальчики перед финалом конкурса пошли отпраздновать последние дни занятий, и после этого конкурент Джованни заболел — сильнейшее пищевое отравление, — а сам он победил. Но вы, вероятно, все уже поняли.

У меня выступила испарина на лбу, пока я слушала Ёжика.

— Пришла пора поступать в университет. Абитуриентов — пруд пруди, а университет на Мальте всего один. Понятно, что поступить было очень сложно. В такой ситуации необходимо иметь связи, а у таких простых ребят, как Марк и Джованни, их не было. Единственной надеждой было поступление в зарубежный вуз. Если выходец из бедной семьи не мог оплачивать свое обучение, он должен был заработать стипендию, сдав дополнительный экзамен. Джованни сильно преуспел, чего я от него не ожидал. Но потом у меня появилось неоспоримое доказательство того, что он жульничал — списывал — на экзамене. Я поймал его, — как сейчас помню, это была пятница, — и дал ему срок — уик-энд — подумать над тем, что он сделал. Я поставил его перед выбором. Если он считает, что совершил хороший поступок, то расскажет о нем в моем присутствии директору, а я со своей стороны буду ходатайствовать, чтобы ему разрешили пересдать экзамен. Если же он откажется от моего предложения, то я сам обо всем доложу начальству. Отсрочив его наказание, я совершил самую большую ошибку в своей жизни.

Глаза Ёжика затуманились от нахлынувших воспоминаний.

— Я уехал на уик-энд. Помню, сел на пароход и отправился с друзьями на Гоцо. Когда я вернулся в понедельник утром, вся школа жужжала, как растревоженный пчелиный рой. Меня вызвали в кабинет директора и уволили. И это после двадцати лет безупречной работы. Я был настолько поражен, что не сразу догадался спросить, за что меня увольняют. Директор ответил, что я сам прекрасно знаю и что мое омерзительное поведение наконец-то выплыло наружу. Я был сражен наповал. Выйдя из кабинета директора, я хотел найти кого-нибудь из коллег или друзей, чтобы выяснить, в чем дело, но они со мной не разговаривали. В конце концов, я услыхал сплетни о себе. Якобы один из учеников, не стану называть его, доложил о том, что я приставал к нему с домогательствами. Надеюсь, вы знаете, что такое домогательство? Мне не нужно называть это слово по буквам?

Я сказала, что понимаю, о чем идет речь.

— Мне так и не дали реабилитироваться. Фамилию ученика мне не назвали. Я пережил жуткую трагедию. Меня больше нет. — Старик развел руками. — Оказывается, от инсинуаций погибнуть легче, чем от физической расправы. Дальше в моей жизни все пошло кувырком. Чтобы доказать, что я нормальный, а не тот, кем меня считали, я женился без любви на вдове с маленьким ребенком. Мало того, что мы не любили друг друга, так она всячески унижала меня. Боже, сколько я перенес страданий от ее краснобайства и колкостей! В конце концов, у меня случился нервный срыв. Мне сказали, что я никогда не поправлюсь полностью, но я не такой идиот, каким меня все считают. Моя жена ушла на тот свет, слава тебе, Господи! Ее дочь присматривает за мной, но не потому, что любит меня, — ей нравится роль великомученицы. А я сижу здесь и слежу с каким-то всепоглощающим интересом за карьерой досточтимого Джованни Галициа.

Вдруг старик наклонился ко мне и схватил за запястье.

— Вы видели его глаза? — спросил он, сильно впиваясь пальцами в руку.