Виноградник Ярраби - Иден Дороти (книга жизни txt) 📗
Из уважения к традиции она будет носить частичный траур — черное с лиловой отделкой, — но не видит причин, по которым ей нельзя пойти вместе с Гилбертом и Юджинией на званый вечер, устраиваемый на следующей неделе в Правительственном доме. Сидеть дома в одиночестве и предаваться мрачным мыслям — кому от этого польза?
Совершенно неожиданно вечер получился весьма светским. На нем присутствовали две дамы, недавно прибывшие из Англии, и Юджиния не без насмешливой иронии над собой поняла, что на этот раз она оказалась в числе обитательниц колонии, с острым интересом слушающих известия о новейших модах. К своему удовлетворению, она выяснила, что ее платье из белого шелка, отделанное зелеными бархатными лентами, еще вполне сносно. Она была неравнодушна к нарядам, и ей вовсе не хотелось выглядеть серой и безвкусно одетой только потому, что Лондон и Париж так далеко отсюда. Кроме того, она находила, что вкус у двух новоприбывших дам отнюдь не безукоризнен. Не может быть, чтобы в модных магазинах на Бонд-стрит продавали платья с таким немыслимым обилием лент и бантиков и с такими преувеличенно пышными рукавами!
Юджиния подглядела веселую усмешку в глазах миссис Бурке и решила, что та думает совершенно так же.
— Вы, наверное, заметили, миссис Мэссинхэм, что эта страна становится идеальным местом для любителей пышно и ярко одеваться. Как вы думаете, чем это объясняется? Может, это своего рода компенсация за удаленность от цивилизации?
— А возможно, дело в том, что она привлекает людей, предпочитающих быть, как говорит пословица, большими лягушками в маленькой луже, — отозвалась Юджиния.
— Это очень зло сказано, — с явным удовольствием заметила миссис Бурке. — Вероятно, вы правы. Но я думаю также, что перед лицом таких громадных пространств человек чувствует себя очень маленьким. Поэтому, подобно здешним попугаям с их кричащим оперением, мы должны надевать на себя что-нибудь яркое, чтобы нас заметили.
Сама миссис Бурке была в наискромнейшем сером шелковом платье. Она выглядела усталой и бледной, и Юджиния заметила, что она, прежде чем снова начать обход гостей, часто присаживается отдохнуть. Ее муж, высокий, худой и выглядевший весьма импозантно в вечернем костюме, беседовал с мужчинами. Его интересовало лишь одно — благоденствие страны, — и он считал время, потраченное на комплименты дамам, пропавшим попусту, если вместо того мог хоть чем-то способствовать процветанию колонии.
До Юджинии доносились обрывки разговоров о выделении земельных участков, об увеличении производства зерна, о растущем значении сбора шерсти, о необходимости постоянного притока в страну эмигрантов желаемого типа — трудолюбивых и добропорядочных, среди которых должен, конечно, быть достаточный процент поселенцев — выходцев из высших слоев общества. Нельзя допустить, чтобы страной правило сборище освобожденных ссыльных и скваттеров — скотоводов, самовольно захвативших пустующие земли. Майор Бурке, придерживающийся более либеральных взглядов, чем некоторые его предшественники, не питал высокомерного презрения к маленькому человеку или освобожденному ссыльному. Возможно, он иногда припоминал, что мать его друга, Уильяма Уэнтуорта, в свое время была ссыльной, хотя теперь, когда богатство Уэнтуорта неуклонно росло, это казалось скорее легендой, чем реальностью.
Миссис Бурке похлопала мужа по руке веером и напомнила, что люди собрались развлечься, а не вести деловые разговоры. Ему следует больше общаться с гостями. А вот появились и опоздавшие, надо пойти поздороваться. Знакома ли с ними Юджиния? В гостиную вошла молодая пара, недавно получившая земельный надел в нескольких милях отсюда. Симпатичные люди, но жена не слишком хорошо держится. Вы только посмотрите, в каком она смятении из-за того, что они опоздали!
Впрочем, оказалось, что у мистера и миссис Ньюмен, так звали новых гостей, была весьма уважительная причина для опоздания.
Ну не ужас ли, в самом деле? Трое ссыльных убили молодого Роберта Уорделла, близкого друга Уильяма Уэнтуорта. Его тело нашли спрятанным под кустом, а несколько позже были найдены ссыльные, скрывавшиеся на нерасчищенном, поросшем кустарником клочке земли, составлявшем часть надела юного мистера Ньюмена. На это место солдат навели непрестанно лаявшие дикие собаки динго.
Миссис Ньюмен, блондинка с младенчески голубыми глазами, сначала увязалась за миссис Бурке, а затем подсела к Юджинии. Не правда ли, повторяла она, какая это страшная страна для женщин? Ссыльные, змеи да еще отвратительные гигантские ящерицы — у нее от этого все время сердце щемит.
— Как вам удается сохранять такой спокойный вид, миссис Мэссинхэм? Неужели вам никогда не бывает страшно?
Труп убитого, закинутый в кустарник, молча бредущие вдаль тени оборванцев с жуткими озверевшими глазами, лающие собаки... Извечный ее кошмар...
— Ко всему привыкаешь, — сказала Юджиния. — Приходится. На самом-то деле все обстоит не так уж скверно, миссис Ньюмен, хотя, должна признаться, год назад у меня было точно такое настроение, как у вас сейчас. Какое на вас красивое платье! Это что, из приданого?
Молодая женщина печально улыбнулась:
— Когда я уезжала из Англии, это был последний крик моды, но сейчас, наверное, оно уже устарело. Это просто невыносимо — мы обречены всегда и во всем отставать, вы не находите?
Благоразумнее было пуститься в беседу на такую тривиальную тему, как новейшие моды на платья и шляпки, чем рассуждать о том, как одиноко себя чувствуешь, начиная новую жизнь в маленьком фермерском доме, удаленном на многие мили от цивилизации.
— Вы должны обязательно навестить нас в Ярраби, — сказала Юджиния.
Она внезапно устыдилась собственного комфорта, сравнив его с изоляцией, в которой вынуждена жить эта молодая женщина. Но когда миссис Ньюмен сказала: «Не важно, ради мужа я готова смириться с таким положением. Ради него я смирилась бы с чем угодно», — Юджиния перестала ей сочувствовать. Теперь она не ощущала ничего, кроме зависти. Эти два молодых существа, как видно, очень нежно любят друг друга.
Миссис Ньюмен — новое хорошенькое личико — исчезла из ее поля зрения. Юджиния стояла, обмахиваясь веером, возле раскрытого окна — дело в том, что люстры с бесчисленными зажженными свечами были очень нарядны, но из-за них в комнате стало слишком жарко. Вдруг чей-то голос около нее произнес:
— Прекрасная миссис Мэссинхэм, я так много о вас слышал! Разрешите вам представиться.
Высокий молодой человек, склонившийся перед ней в поклоне, был строен и темноволос; его серьезное задумчивое лицо освещали яркие черные глаза. Он представился — Колм О’Коннор. Ему, сообщил он, о Юджинии говорила в Сиднее жена доктора, Мерион Ноукс.
— Она неустанно расточает вам похвалы. Я с нетерпением ждал встречи с вами. Ведь женщины не часто с таким восхищением отзываются о других представительницах своего пола.
Поскольку в последней фразе заключалось нечто вроде вопроса, Юджиния машинально ответила:
— Да, такова наша достойная сожаления женская слабость, мистер О’Коннор.
Одновременно она изо всех сил старалась вспомнить, при каких обстоятельствах слышала об этом молодом человеке.
— Миссис Ноукс говорила, что, если мне когда-нибудь посчастливится встретиться с вами, я наверняка захочу написать ваш портрет.
— Ага, теперь я, конечно, знаю, кто вы такой. Мистер Колм О’Коннор, художник. Да, я припоминаю, что кто-то мне о вас говорил. По-моему, миссис Уэнтуорт. Вы написали портреты ее детей.
— Совершенно верно. И если вы собираетесь меня спросить, что я делаю в Парраматте, скажу вам истинную правду. Главная моя цель состояла не в том, чтобы встретиться с вами, хотя я и надеялся, что это произойдет, а в том, чтобы изобразить на холсте Правительственный дом. — Он улыбнулся, и в его темных глазах сверкнула искорка. — Как видите, я делаю успехи на своем поприще. В данный момент я, во всяком случае временно, — официальный художник правительства.
Юджиния, как бы недоумевая, приподняла бровь:
