Клуб заграничных мужей - Жукова-Гладкова Мария (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
А тут – все бесплатно. В нашей стране я в благотворительность не верю. На Западе она существует и порой принимает абсурдные формы. Но там общества защиты животных и помощи людям, попавшим в любую кризисную ситуацию, и все прочие реально действуют. Мне лично приходилось слышать от многих иностранных бизнесменов, что они, по крайней мере, час в неделю работают с бывшими наркоманами (просто беседуют и поддерживают морально, не говоря уже о материальной помощи всяким благотворительным организациям), их жены проводят по нескольку часов в раковых или геронтологических центрах и считают это своим долгом перед обществом. На Западе крупному бизнесмену, да и среднему или мелкому, стыдно не участвовать в благотворительных акциях.
Но если что-то в нашей стране вдруг делается бесплатно, то вряд ли от чистого сердца. Например, слово «фонд» всегда вызывает у меня настороженность. Помнится, слышала выступления одного политика в защиту некоей, скажем так, лавочки, вернее, ее руководителей и отцов-основателей. «Я их знаю, – с пеной у рта верещал политик. – Честнейшие люди!» Но там, где речь идет об огромных суммах и всяческих благах со льготами, я не стала бы употреблять слово «честность». Кстати, один из руководителей того самого фонда после того, как организация кинула тысячи простых людей, доверивших им свои деньги, до сих пор в бегах, остальные – в местах, давно по ним плакавших.
А если кого-то от чего-то у нас лечат бесплатно (пусть даже американцы в самом деле выделяют деньги из своих благотворительных фондов, во что вполне могу поверить), причем, по всей вероятности, дорогими лекарствами, тестируют на дорогостоящем оборудовании, организуют выезд в США… Значит, это кому-нибудь нужно. Из наших.
Ради квартир? Возможно. Но у всех ли есть квартиры? Или в США отправляют только тех, у кого можно что-то взять? Для эксплуатации на своих предприятиях? Сомнительно. У нас безработица, на пошив постельного белья, как мне кажется, и так без труда можно найти народ.
Но что делать мне? Ведь я же не успокоюсь, пока не докопаюсь до истины. Афганец поможет из корыстных соображений – он хочет получать дань, но мораль с нравственностью у него отсутствуют по определению. Начать с визита к Евгению Андреевичу? Удовлетворит он мое женское любопытство?
Я допила чай, поблагодарила буфетчицу и отправилась в кабинет Рубена Саркисовича, чтобы выяснить, где разместили моего нового знакомого.
Доктор Авакян сидел за компьютером с огромным монитором и что-то напряженно изучал.
– Ланочка, любовь моя! – воскликнул врач при виде моей особы и тут же вскочил с огромного кресла, в котором с трудом помещался. Авакян за те годы, что я с ним знакома, раздобрел раза в два. Жизнь, наверное, хорошая, да и покушать он любит, причем хорошо и обильно.
Рубен, как и обычно, расцеловал меня и потискал, потом пригляделся.
– Бледненькая ты, радость моя, – заметил он. – Позагорать бы надо. Чего не уехала никуда на майские? Отдохнула бы…
«И никуда не вляпалась», – добавила я про себя и тут же решила взять быка за рога – уточнить, где находится вчерашний пациент и как себя чувствует.
Авакян как-то странно на меня посмотрел, потом отвел к диванчику (обычно используемому в кабинете с другими целями в компании с действующими медсестрами, но я медсестра бывшая, так что мы там просто сидели). Рубен молчал какое-то время, потом резко стал серьезным.
– Лана, может, ты успокоишься, а? Вдвоем с Веркой? Ведь не ровен час… Помню я, какой ее сюда привезли в ноябре… А ты сама? Ну, уворачивалась пока. А дальше? Ведь удача – штука изменчивая. Что тебе нужно? Бабки? Тебе их что, мало?
– Нет, – сказала я. – Хватает, – правда, тут же добавила: – Но ведь их никогда много не бывает.
Рубен Саркисович хмыкнул, потом прямо спросил, что мы с Веркой намерены делать с дискетой. Если бы не мое умение «держать лицо», которое я активно тренировала, можно сказать, в боевых условиях весь прошлый год, то я бы себя выдала. Но этого не случилось, вместо этого я с самым невинным видом поинтересовалась у Рубена, что он сам думает.
– Ты притворяешься или в самом деле по башке сильно дали? – излишне резко спросил Авакян.
Я скромно опустила глаза к полу, судорожно соображая. Что там за информация? Откуда Верка взяла дискету? Или это и есть те самые «материалы», которые упоминали и Афганец, и Евгений Андреевич? Но каким образом они попали к Верке? И какого рожна она отдала ее Авакяну, если уж сперла? Мне не могла, что ли? Ну, дрянь подружка…
Авакян тем временем вскочил с диванчика и принялся выписывать круги по комнате, с гордостью неся впереди свой огромный живот. Свет ламп дневного света, вмонтированных в потолок, отражался на его блестящей лысине.
Из его воплей я поняла, что на злосчастной дискете собрана информация о двух препаратах, о существовании которых Рубен Саркисович никогда не слышал и которые не включены ни в какие отечественные справочники, а поэтому, скорее всего, Минздравом не разрешены. На дискете формулы, технология изготовления, дозировка, побочные эффекты. Авакяна особо возмутили побочные эффекты. В семидесяти пяти процентах случаев наблюдались психические отклонения, причем самые разнообразные. Была бы его воля, он из-за этих побочных эффектов никогда бы не выпустил препараты на рынок.
– Но, судя по тому, что вы прочитали, лекарства помогают? – уточнила я, врываясь в поток его речи.
Рубен Саркисович прекратил свой бег по комнате, вытер лысину носовым платком, постоял на середине, затем снова опустился на диванчик.
– Судя по тому, что там написано, – он кивнул на компьютер, – опухоли рассасываются. «Злокачественные и доброкачественные новообразования». Те, при которых обычно делают радикальное иссечение. Но побочные эффекты… Крыша едет, Лана! Я не говорю об аллергических реакциях! Они у всех наблюдались! У всех! Ну, в смысле, судя по тому, что там написано… А психушка для семидесяти пяти процентов – это нормально? Что лучше: нормальная башка и опухоль, которую можно вырезать, или психушка без опухоли? Вот ты бы лично что выбрала?
– Психушки не надо, – ровным тоном ответила я.
– Вот именно! А изменения ведь, скорее всего, необратимые. Да даже если и обратимые… Если уж стал психом – то навсегда. Сама, наверное, в курсе, как наш народ косит от армии. А потом пороги обивают: признайте нормальным, я себя психом для армии сделал. Но никто не решается. Где гарантия, что в самом деле только для армии? Если уж такое записано… Я бы лично некоторые диагнозы никогда не снял.
Авакян помолчал немного и добавил, что с двадцатью пятью процентами, у которых психические отклонения не проявились сразу же, вопрос спорный. Они могут проявиться позднее, а как – пока неизвестно.
– В общем, я отдаю тебе дискету, – сказал Авакян, – раз уж она ваша с Веркой. И не спрашиваю, что вы намерены делать с этими препаратами и кому их толкать. Но из моральных соображений, Лана… Ай, что я тебе говорю?!
– Заканчивайте, раз уж начали.
– Если тебе или Верке предложили их тут кому-то продать за процент, то… Я тебе за себя говорю: не возьму. И ни один нормальный врач не возьмет. Лана, о людях подумай! Ты же медик все-таки, в Афгане была! Зачем людей гробить? По-моему, это нельзя делать ни за какие деньги.
– По-моему, тоже, – сказала я вслух, глядя Рубену Саркисовичу в глаза, а про себя подумала: «Знала бы подружка, что я в обход нее добралась до информации. Но так ей и надо. Чего было от меня скрывать?» По всей вероятности, Верка решила, что на дискете… Или она не восприняла ее всерьез? Верка только наличность воспринимает, золото и бриллианты. А дискету… Я застыла на месте. У Верки компьютера нет, я не уверена, что она умеет им пользоваться. Но она навряд ли отправилась бы прямо к Рубену. Она бы… скорее пришла к Косте днем, когда я на работе, а Сашка в школе, и попросила бы братца, влюбленного в нее по уши, считать ей информацию. Это Косте по силам, хотя он в основном играет. Но с таким заданием справился бы. Или все-таки пришла бы ко мне? Да и мои каким-то образом проговорились. Нет, скорее всего, она знала, что на дискете. Или точно, или примерно. Наверное, решила продать препараты и задействовать для этой цели врача. Я-то где их толкать буду? А Рубен Саркисович скорее найдет, кому предложить лекарства. Или она думала, что он сам купит. Но Верка все равно дрянь.
