Тайпи. Ому (сборник) - Мелвилл Герман (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Первой достали большую бутылку с надписью: «Для Уильяма – хорошо втирать». От бутылки пахло спиртным. Доктор, прежде чем отдать ее больному, проверил, можно ли употреблять содержимое внутрь, и был поражен результатом.
Матросы разволновались. Порошки и таблетки никого не впечатлили, а вот тех, кому остались пузырьки, теперь считали счастливцами. Думаю, доктор Джонсон неплохо знал матросов и некоторые лекарства приготовил согласно их предпочтениям. Но из бутылок пили все. Если запах был приятный, то на инструкции по применению не обращали внимания, а отправляли содержимое по лучшему назначению.
От самой большой бутылки шел сильный запах жженого бренди. На бутылке было написано: «Для Даниэля, пить без ограничений, до выздоровления». Черный Дан немедленно принялся выполнять предписание и покончил бы с лекарством в одно мгновение, но бутылку вырвали у него из рук – после жестокого сопротивления – и пустили по кругу…
На следующее утро Джонсон снова навестил нас, лежащих в ряд в колодках, и нашел, что мы чувствуем себя гораздо лучше – как и следовало ожидать, добавил он.
Однако порошки и пилюли пользы не принесли – вероятно, потому, что их никто не принимал. Матросы предложили доктору впредь присылать их нам с бутылочкой писко – для усиления действия. К тому же, добавил Жулик Джек, лекарства слишком сухие, и их нужно запивать чем-нибудь вкусным.
Мой друг врач, когда Джонсон появился у нас в третий раз, подозвал его для личного разговора. О чем они говорили, нам было неизвестно, но я предположил, что мой приятель описывает признаки каких-то таинственных нарушений в организме, которые вот-вот произойдут. Поскольку доктор употреблял медицинские термины, ему удалось произвести впечатление, и Джонсон удалился, пообещав прислать моему другу то, о чем он просил.
Утром доктор первым бросился к мальчику туземцу и получил маленькую бутылочку с какой-то пурпурного цвета жидкостью. В корзинке почти ничего не было, кроме фляги жженого бренди. После долгих пререканий один из нас стал наливать бренди в скорлупу кокосового ореха, и все желающие могли приложиться к ней. Выпив все лекарство, предназначенное для поддержания сердечной деятельности, матросы разошлись.
Часа через два Жулик Джек обратил внимание на моего друга доктора – он лежал с закрытыми глазами за колодками. Джек поднимал его руку и опускал, и каждый раз она безжизненно падала.
Мы подбежали. Вероятно, все дело было в таинственной бутылочке. Найдя ее, я понюхал содержимое. Это был настой опия.
Жулик Джек с восторгом вырвал бутылочку у меня из рук и сообщил о том, что в ней, всем присутствующим. Он предложил всем вздремнуть, но не все его поняли. Тогда мы стали ворочать доктора с боку на бок, чтобы показать все достоинства нового лекарства. Доктор же казался совершенно бесчувственным и лежал так неподвижно, что я заподозрил его в притворстве.
Идея пришлась всем по вкусу, матросы улеглись, и чудесное лекарство пошло по кругу. Каждый, думая, что сразу же придет в бесчувственное состояние, выпив немного, закрывал глаза.
Опий распределили поровну, поэтому последствий можно было не бояться. Но все-таки я хотел понаблюдать за его действием, осторожно привстал и огляделся. Был почти полдень, стояла полная тишина. Матросы лежали не шевелясь. Впрочем, мне показалось, что некоторые подсматривали.
Вскоре я услышал приближающиеся шаги и увидел доктора Джонсона. Ну и растерялся же он, увидев своих пациентов спящими!
– Даниэль, – крикнул он, ткнув моряка тростью в бок. – Проснитесь! Вы меня слышите?
Черный Дан лежал неподвижно.
– Джозеф, Джозеф! – закричал доктор следующему. – Проснитесь! Это я, доктор Джонсон!
Звонарь Джо лежал с открытым ртом и закрытыми глазами и не шевелился.
– Господи! – воскликнул Джонсон. – Что с ними? Эй, ребята! – кричал он, бегая взад и вперед. – Очнитесь! Да что с вами? Черт побери!
Он стучал тростью по колодкам и кричал все громче. Наконец, успокоившись, он оперся на набалдашник трости и уставился на нас. Со всех сторон раздавался храп.
– Они просто перепились, – решил Джонсон. – Негодяи! Ну, да это меня не касается…
Он ушел, и в то же мгновение все вскочили на ноги, хохоча во все горло.
Большинство матросов, как и я, наблюдали за доктором сквозь неплотно сомкнутые веки. Мой друг доктор проснулся, но что заставило его принять опий, если только он и правда его принимал, знал только он сам. Не будем больше об этом говорить, так как ни меня, ни читателей его мотивы не касаются.
Глава 23
Мы жили в тюрьме уже почти две недели, когда однажды утром вошел капитан Боб, вернувшийся после купания. В руке он держал длинный тяжелый кусок старой таппы и начал одеваться. Одним концом он прикрепил полотнище к стволу гибискуса, затем отошел на несколько шагов, обернул другой конец ткани вокруг талии и, вертясь, чтобы заворачиваться в нее, снова приблизился к стволу. Одежда напоминала юбку, и Боб казался в ней еще толще.
Капитан Боб сказал, что консул приказал нам прибыть к нему. Мы построились и в сопровождении Боба и двадцати туземцев направились в деревню.
Уилсон и несколько европейцев ждали нас, усевшись в ряд. Сбоку на кушетке полулежал капитан Гай. Он выздоравливал и, как оказалось, собирался в скором времени вернуться на корабль. Он хранил молчание. Консул же встал, достал какой-то документ и начал читать вслух.
Это оказались показания Джона Джермина – подробный рассказ о событиях, происшедших с нами от выхода из Сиднея до прихода в Папеэте. Документ был составлен очень хитро, в нем правильно были отражены подробности плавания, однако содержался и материал на каждого из нас. Однако о нарушениях старшего помощника в документе ничего сказано не было.
Мы молчали.
Джермина в комнате не было.
Консул прочел следующий документ – показания капитана Гая. Однако, как всегда, он сообщил немногое.
Третий документ оказался показаниями матросов, оставшихся на корабле, в том числе Затычки, который, очевидно, стал доносчиком. Все было преувеличено донельзя. Я сомневался, что подписавшие понимали, о чем говорили.
Каждый пункт этого документа вызывал громкие протесты, и консул безуспешно призывал сохранять тишину. Затем он торжественно вытащил из железного ящика судовой договор, с трудом прочитал, так как бумага выцвела и пожелтела, а затем указал на стоявшие внизу подписи членов команды, спросив:
– Признаете ли вы эти подписи своими?
– Зачем спрашивать? – ответил Черный Дан. – Капитан Гай отлично знает, что это наши подписи.
– Молчать! – закричал Уилсон.
Было видно, что он хотел произвести впечатление и прямота старого моряка его раздосадовала.
Некоторое время было тихо. Наши судьи совещались с капитаном Гаем, а мы строили предположения, зачем было читать нам все эти показания. Мы пришли к мысли, что это было сделано для того, чтобы запугать нас и заставить подчиняться. Так и оказалось.
– Вы видите, матросы, – встав, обратился к нам Уилсон, – что приняты все меры для того, чтобы отправить вас в Сидней на суд. Шхуна «Роза» пойдет туда не позже чем через десять дней. «Джулия» отправится в плавание через неделю. Вы снова отказываетесь от выполнения своих обязанностей?
Мы отказывались.
Консул и капитан переглянулись. На лице Гая отразилось разочарование. Взглянув на меня, он приказал подойти. Я приблизился.
– Это вас мы подобрали на острове?
– Да.
– Значит, вы обязаны жизнью моему человеколюбию? И какова же ваша благодарность!
– Вы не правы, сэр. – И я сразу выложил ему все, что знал. – Мне известно, что вы послали шлюпку в бухту, потому что надеялись найти нового матроса, и своим спасением я обязан судну, а не вашей доброте.
Доктор также от души высказался, охарактеризовав капитана Гая двумя меткими фразами – к вящему удовольствию всех матросов.
– Не захватить ли нам и консула с капитаном с собой в тюрьму? – заговорили моряки между собой.
