И все-таки это судьба (сборник) - Райт Лариса (книга регистрации TXT) 📗
Тоне Елисеевой повезло. У нее, в отличие от других, была еще одна, конкретная, цель: девочка хотела стать врачом. Пятилетней она наблюдала, как соседка по комнате – Наташка Порываева – металась в бреду и нянечки тихо шептались о том, что не жиличка и скорее бы уже отмучилась. Наконец приехала «Скорая». Хмурые люди в белых халатах долго колдовали над Наташкой: делали уколы, вставляли трубочки – а потом, сообщив, что надежды мало, увезли ее в больницу. Через два месяца девочка вернулась: похудевшая, похожая на прозрачный стебелек, но живая. Взрослые говорили: «Чудо. Божья милость». А Тоня сразу поверила в то, что Наташку спасли врачи, и захотела стать одной из них. Ее не одолевали идеи о спасении человечества – слишком большим был к нему счет у маленькой девочки, преданной сразу же после рождения неизвестными родителями, отказавшимися от нее. Возможно, отец погиб на фронте, а мать побоялась оставаться одна с маленьким ребенком на руках. Тоня не интересовалась. Знала, что из отказников, да и ладно. Она считала людей, способных победить смерть, самыми сильными на земле, а кто, как не врач, зачастую побеждает в этом сражении.
Конечно, ни в какой медицинский детдомовская девочка не поступила, несмотря на государственные льготы и доброе отношение экзаменаторов. И дело было не в отсутствии связей и протекций, а в банальной нехватке знаний по химии и биологии. Знаний этих никто давать не собирался: комната в коммуналке, старенький чемоданчик с вещами и три варианта распределения от государства – ткацкая фабрика, цех керамического завода или пекарня. Выбирай – не хочу. Нет, Тоня не считала эту работу плохой или позорной, просто она мечтала о другом. Ума хватило сообразить, что ни ткани, ни керамика, ни даже хлеб никак не могут способствовать исполнению ее желания. Уже через день, наплевав на бумаги, Тоня стояла в кабинете главврача районной больницы и горячо твердила:
– Персонала не хватает, везде говорят. Возьмите в санитарки. Судно поставить – много мозгов не надо.
– Да кто ж мне разрешит тебя взять?
– Вы запрос напишите, комиссия меня вмиг к вам отправит. Булки печь желающие найдутся, а дерьмо выносить вряд ли.
– А тебе-то зачем все это? Не наелась еще дерьма?
– У меня резервуары большие. – Тоня никогда не лезла за словом в карман. Нахальство с отчаянностью кипели в ней гремучей смесью и пробивали дорогу к желаемой цели.
Запрос был отправлен, она получила место и небольшое жалованье, которого хватало на булку с маслом и тарелку супа. Большего ей не хотелось. Желудок привык голодать, а сытость могла позволить расслабиться и остановиться на достигнутом. Тоня останавливаться не собиралась. Она совала нос во все: как ставить уколы и капельницы, как правильно щупать живот, как делать перевязки. Ее не подпускали, но объясняли старательно – не жалко. А она тренировалась на подушках, на мягких игрушках, на старых, выброшенных на помойку куклах и просила у судьбы дать ей шанс. Он представился в лице старичка, которому резко стало плохо ночью, как раз тогда, когда Тоня вынимала судно из-под его соседа. Тоня бросилась в сестринскую, но там оказалось пусто: у дежурной сестры был роман с врачом другого отделения, куда она наверняка и отправилась, а остальные дежурные врачи закатились на пятый этаж в травматологию отмечать очередной день рождения. Мысль пронеслась молниеносно: пока она позвонит, пока они спустятся, может оказаться поздно. На свой страх и риск Тоня сама сделала пациенту нужный укол. Уже через несколько минут состояние больного стабилизировалось, а на утреннем обходе о подвиге санитарки его соседи по палате торжественно доложили врачам. Тоне объявили строгий выговор за самоуправство, благодарность за спасение человеческой жизни и дали рекомендацию в медучилище. Возвращенный к жизни старичок тоже не забыл о девушке: то угощал шоколадкой, то старался сунуть какую-то мелочь, то просто ласково гладил по руке. В конце концов попросил Тоню после выписки ухаживать за ним. Жили они недалеко друг от друга, особого труда в том, чтобы несколько раз в неделю зайти к пожилому человеку, помочь по хозяйству, она не видела, так что согласилась быстро. А согласившись, вновь оказалась на линии фронта.
Борис Васильевич – так звали старика – тоже жил в небольшой трехкомнатной коммуналке. Соседями были супруги с четырьмя детьми (редкое явление), и, конечно, они надеялись после смерти хозяина заполучить себе оставшиеся метры. Регулярное появление на его площади молодой нагловатой девушки не могло не насторожить мать семейства. А когда старик слег с воспалением легких и Тоня осталась у него ночевать, свернувшись калачиком на кресле, то с утра получила ушат обвинений и оскорблений.
– Проститутка ты малолетняя! – уперла руки в боки соседка. – Решила метры поиметь за бесплатно, дешевка!
– Подороже тебя буду, – только и выплюнула Тоня, сузив глаза. Она и не помышляла ни о какой выгоде, но уступать тем, кто жаждал наживы, не собиралась. Уже через месяц Тоня стала законной супругой Бориса Васильевича, поменяв две коммунальные комнаты на хорошую однокомнатную квартиру. Многодетной соседке досталась молодая пара с младенцем, которая не собиралась никуда уезжать в ближайшие лет двадцать.
Тоня овдовела, когда уже оканчивала институт. Годы жизни с Борисом Васильевичем так и остались самыми лучшими и спокойными в ее жизни. Старик всем представлял ее своей внучкой. Она не возражала. Да и отношения их походили именно на такие. Он учит ее жизни, передает знания – она заботится о нем. И никакой пошлости, ни намека на большее. Это по нынешним временам старикам подавай в постель двадцатилетних, а раньше о таком никто и не помышлял. После Бориса Васильевича осталось много книг. Он часто просил Тоню почитать ему вслух – самому делать это не позволяла катаракта. Особенно Борис Васильевич любил Толстого и Куприна. У Тони язык заплетался от витиеватых описаний, она любила краткость и точность во всем. После смерти старика у нее нашлось время на то, чтобы прочитать книги, интересующие ее саму, – редкие медицинские справочники и энциклопедии.
– Он тоже был врачом? – поинтересовалась я у Антонины.
– Нет, его жена. Сам он весьма скептически относился к этой профессии. У жены было больное сердце, они поэтому и детей не нажили, и умерла она рано – в сорок лет, а он остался верен ее памяти. Так и говорил: «Медик, а даже самой себе помочь не смогла». После нее в домашней библиотеке сохранилось много интересных изданий – редких для советского времени.
Прочитав труды гениальных докторов прошлого, Тоня наконец окончательно определилась и решила посвятить свою жизнь хирургии. Было совершенно очевидно, что врач именно этой специализации больше других напрямую сталкивается со смертью. Она изучила историю болезни супруги Бориса Васильевича и пришла к выводу, что если бы медицина обладала теми знаниями полвека назад, то женщина с помощью операции прожила бы гораздо дольше. Тоня поняла еще и то, что в следующие годы прогресс в медицине вообще и в хирургии в частности помчится вперед с еще большей скоростью. В работе хирурга постоянно будет что-то новое, интересное, захватывающее. Тоня чувствовала эйфорию оттого, что выбрала именно ту специальность, которая сделает ее жизнь по-настоящему счастливой.
– Дура была! – неожиданно оборвала свой рассказ Антонина.
– Почему? Разве любимая профессия не приносит удовлетворения?
– Какое это имеет отношение к счастью? – Женщина задумалась. – Нет, ничего лучше Бориса Васильевича так и не случилось.
– Как же так? – В моем голосе прозвучало недоверие, и Антонина нахмурилась.
– А вот так. С дипломом вместе любовь случилась. Тоже студент, вернее, уже ординатор – талантище, будущее мировой кардиологии. Одна беда – светило было иногороднее, и, прежде чем потрясти науку, предстояло ему оттрубить три года в глубинке. А ему не хотелось. Вот и разыграл партию с одинокой влюбленной дурой.
Через месяц скоропалительного романа Антонина вышла замуж и, конечно, прописала супруга в своей квартире. Еще через два благоверный отбыл в общежитие к третьекурснице, с которой на самом деле у него все оказалось серьезно.
