Московский модерн в лицах и судьбах - Соколова Людмила Анатольевна (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗

Вначале отец отправил его в Санкт-Петербург, потом вернул в Москву и сделал одним из директоров созданного «Товарищества». После смерти отца именно он продолжил семейное дело, потому что у остальных братьев к нему душа не лежала: Николай предпочитал работе удовольствия, а у Владимира появилась страсть – лошади, и он стал крупным коннозаводчиком.

Петр Петрович был щедрым благотворителем: членом Московского совета детских приютов, попечителем Долгоруковского детского приюта, старостой Благовещенского и Верхоспасского соборов Московского Кремля.

Женат он был на Евгении Ильиничне, урожденной Морозовой. У них были дети: Татьяна, Арсений, Алексей, Ольга и Анатолий. Семья была крепкая и счастливая. Но вдруг такое несчастье: в 1910 году Петр Петрович тяжело заболел фолликулярной ангиной и скоропостижно скончался.

Евгения Ильинична осталась одна с пятью детьми да еще во главе бизнеса. С началом Первой мировой войны Россия приняла «сухой» закон и ввела государственную монополию на водку – это сильно ударило по «Товариществу П.А. Смирнова».

Сошлюсь опять на И. Подосокорского:

«Но вопреки всяким слухам и позднейшим измышлениям семья Евгении Ильиничны до самой революции проживала в этом особняке. Никакому клубу его не сдавали, и никакого синематографа она тут открывать не хотела. Старшая дочь и сын к тому времени создали свои семьи и жили в доме на Пятницкой. Революцию в этом доме встретила Евгения Ильинична с тремя младшими детьми. Дом заняли юнкера, которые вели из дома обстрел красноармейцев, штурмующих соседний особняк градоначальства.

Послереволюционная судьба семьи очень печальна. Евгения Ильинична, стремясь спасти семью, вышла замуж за итальянского делового партнера Смирновых (итальянского консула Далла Вале Ричи. – Авт.) и уехала с ним в Японию. Но детей им взять не разрешили, и они остались в России. Алексей и Анатолий погибли в 1920-х годах. Татьяне с дочкой удалось в 1926 году уехать в Париж. Сын Арсений много скитался по Средней Азии, где умер в середине XX века…»

После национализации завод, некогда принадлежавший Смирновым, продолжал работать, превратившись позже во всемирно известный «Кристалл».

Сумевший уехать за границу младший из сыновей «водочного короля» Владимир вывез технологию и рецепты знаменитых водок и зарегистрировал бренд Smirnoff, который у него затем перекупили компаньоны. Сейчас бренд принадлежит не потомкам «водочного короля», а крупному британскому производителю напитков Diageo.

Особняк А.И. Дерожинской в Кропоткинском переулке, № 13 (1901)

Это здание по праву считается одним из лучших творений Шехтеля и входит в десятку самых ярких образчиков московского модерна.

Его заказала Францу Осиповичу, уже ставшему к тому времени самым модным архитектором Первопрестольной, Александра Ивановна Дерожинская, которая была знакома как с самим зодчим, так и с его творчеством, поскольку первый брак ввел ее в семью Рябушинских, для которых Шехтель построил несколько прекрасных зданий.

Особняк находится в глубине двора, от улицы его отделяет красивая кованая ограда, рисунок которой называется «Роза Глазго».

Фасад здания, прорезанный огромным арочным окном, облицован светло-зеленой керамической плиткой и отделан лепниной в виде цветочных композиций и гирлянд. Парадный вход находится не со стороны улицы, а в глубине двора.

Дом имеет два этажа и подвал. На первом этаже располагались гостиные, библиотека, кабинет и будуар хозяйки, покои ее супруга. На второй этаж, предназначенный для детей и их гувернанток, из холла вела красивая лестница, украшенная деревянным резным декором. А вот кухню, которая была тоже на втором этаже, соединяла со столовой специальная «черная» лестница, перила которой поддерживали кованые элементы, сочетающиеся с оградой особняка. Подвал был занят хозяйственными помещениями и комнатами прислуги. Все было оснащено в соответствии с новейшими инженерными технологиями: водяное отопление, вытяжная и приточная вентиляция, электричество, канализация, водопровод, ванные и туалетные комнаты и телефонная связь.

Нельзя обойти молчанием мраморный камин холла – самый большой на то время в Москве. Но не из-за его размеров, а потому что он украшен горельефом, изображающим две человеческие фигуры: мужчину – лицом и женщину, отвернувшуюся и закрывшую лицо рукой. Сейчас трудно сказать, почему Александра Ивановна выбрала именно такой сюжет. Говорят, все еще тяжело переживала предательство первого супруга.

Как всегда, Франц Осипович продумывал даже мельчайшие детали интерьера, делая его единым целым, главным в котором были стиль, удобство и комфорт. Во внутренней отделке по желанию заказчицы было широко использовано дерево: дубовые панели, мебель, уникальный паркет, стеновые панели, лестницы, оригинальные оконные рамы, а также яркая деталь – россыпь потолочных светильников, меняющих интенсивность свечения, обрамленных цветами из лепнины, мода на которые добралась до нас чуть ли не через век.

Кстати, молельни, как это было принято в старообрядческих домах, в особняке не было. Да и дальнейшие три (!) развода мадам Бутиковой-Рябушинской-Дерожинской-Зиминой говорят о том, что хозяйка не очень-то держалась за старые устои.

В начале 1903 года особняк был закончен отделкой. По случаю новоселья был торжественный прием с обедом, меню которого тоже оформил Шехтель.

Но это еще не означало полного завершения работ: своего часа ждали почти 250 квадратных метров площади, предназначенной для потолочных и стенных росписей. Для выполнения фресок Шехтель, у которого был карт-бланш, пригласил талантливого молодого художника Игоря Эммануиловича Грабаря. Тот с увлечением взялся за дело и вскоре представил хозяйке на суд свои эскизы. Но вероятно, наша дамочка включила режим экономии либо просто показала свой вздорный характер – предложила художнику лишь половину от обещанной суммы (5 тысяч рублей). Тот, естественно, отказался.

Она не подумала, в какое положение поставила архитектора, который оговаривал условия заказа… Скрепя сердце Шехтель уговорил взяться за работу (кстати, за урезанный гонорар) уже признанного Виктора Эльпидифоровича Борисова-Мусатова. Тот осмотрел особняк, остался от него в полном восхищении и согласился. Очень может быть, что по дружбе с зодчим.

Художник работал истово, выполнил эскизы, которые на всех, кто их видел, произвели огромное впечатление. Но не на госпожу Дерожинскую.

Борисов-Мусатов в письме А.В. Щусеву так обрисовал ситуацию: «Заказ с моими фресками не состоялся, хотя эскизы удались, как говорят. Но барыня, вероятно, думала, что я ей сделаю их для своего удовольствия – задаром. Поэтому половину их я продал в Третьяковку, а остальные два (увы?), по-моему, лучшие, оставил для Парижа». Горечь он не смог скрыть и в письме к А. Бенуа: «Моя фреска потерпела фиаско… Сделал я четыре акварельных эскиза, и они всем очень понравились… Владелица же палаццо, где нужны эти фрески, благородно ретировалась, предложив за них гроши».

Вам это не напоминает сегодняшнее бесправие творческих людей перед толстосумами, которые иногда из скупости, иногда из вредности, а чаще, чтобы продемонстрировать свою полную безнаказанность, не платят творцам?

«Шехтель был в отъезде и не мог объяснить капризной заказчице, что ей предлагают шедевры. В свое время он убедил Зинаиду Морозову принять панно, написанные Врубелем для ее особняка на Спиридоновке. В ту же осень Борисов-Мусатов умер» (с сайта «Моя Москва»).