Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович (лучшие книги онлайн .txt) 📗
В напряженной обстановк? того времени выпадами против старой власти, которые даже Суханов назвал "демагогическими", вождь "цензовой общественности" думал защитить самую идею монархіи! Он, конечно, только дискредитировал ее во мн?ніи толпы. Политик, считавшій, что другіе говорят на "неподходящих струнах", не учел того настроенія, с которым он может встретиться. По разсказу Милюкова, р?чь его была встр?чена многочисленными слушателями, переполнявшими зал, с энтузіазмом, и оратора вынесли на руках по ея окончаніи. В?роятно так и было. Настроеніе разнокалиберной толпы не могло быть ц?лостно. Оратор, выступая от имени новаго революціоннаго правительства, говорил об Учред. Собраніи. как о хозяин? земли русской. Но совс?м иное, отношеніе встр?чали его слова о монархіи. Историк, повидимому, очень смягчает, когда упоминает, что "среди шумных криков одобренія слышались и ноты недовольства и даже протесты". В тогдашнем отчет? "Изв?стій" сказано так: "Продолжительные негодующіе крики, возгласы: "да здравствует республика", "долой династію". Жидкіе аплодисменты, заглушенные новым взрывом негодованія". По разсказу Шляпникова, — едва ли он был очевидцем, — "Милюков в теченіе н?скольких минут не мог продолжать своей р?чи"...
Вс? свид?тельства однородны в одном: вопрос, который был как бы затушеван в первые дни, посл? выступленія Милюкова стал в сознаніи массы во всей своей острот?. Исп. Комитет, каждый его член утверждает Шляпников — "был буквально засыпан вопросами относительно судьбы династіи". "Без недоразум?ній по поводу династіи с этих пор уже не обходились митинги "и публичныя р?чи" — пишет Суханов, вспоминая, как ему тотчас же пришлось говорить на эту тему перед "несм?тной" толпой ("в н?сколько десятков тысяч челов?к"), собравшейся перед Таврическим дворцом и вызвавшей через делегацію членов Исп. Ком. Суханов говорил о том, что в вопрос? о монархіи существует, еще не ликвидированное разногласіе и, по его словам, он тут впервые понял, как остро в глазах массы стоит вопрос, которому он лично не придавал р?шающаго значенія. Из Таврическаго дворца разговоры перешли на улицу и проникли в казармы, гд? "буйно", по выраженію Вл. Львова, говорили, что "не потерпят никого из Романовых на престол?", обостряя с таким трудом налаживавшіяся отношенія между офицерами и солдатами. Не только тогдашняя молва, но и поздн?йшіе мемуаристы "безм?рно преувеличили" то крайнее возбужденіе, которое вызвали слова Милюкова. Сам Милюков в таких словах подвел итог дня: "Поздно вечером в зданіе Таврическаго дворца проникла большая толпа чрезвычайно возбужденных офицеров, которые заявили, что не могут вернуться к своим частям, если П. Н. Милюков не откажется от своих слов. Не желая связывать других членов правительства, П. Н. Милюков дал требуемое заявленіе в той форм?, что "его слова о временном регентств? в. кн. Мих. Ал. и о насл?дованіи Алекс?я являются его личным мн?ніем" [139]. Это было, конечно, нев?рно, ибо во вс?х предшествовавших обсужденіях вопрос этот считался р?шенным сообща в том смысл?, как это излагал П. Н. Милюков. Но напуганный нароставшей волной возбужденія Врем. Ком. "молчаливо отрекся от прежняго мн?нія".
Д?ло было не в "молчаливом" отреченіи. Милюкова никто не уполномачивал выносить спорный вопрос на обсужденіе улицы и преждевременно разглашать то, что большинство склонно было разр?шить по методу Гучкова, т. е. поставив массу перед совершившимся фактом. План этот в значительной степени был сорван неожиданным выступленіем Милюкова — для сторонников монархіи это была поистин? медв?жья услуга. "Демократія" не только насторожилась ввиду столь опред?ленной позиціи, публично выявленной лидером "цензовой" общественности (припомним, что одновременно выступавшій в Сов?т? Керенскій не шел дальше заявленія о свобод? "агитаціи по поводу форм будущаго государственнаго устройства Россіи, не исключая и республики"), но и почувствовала, что ея осторожность в вопрос? о форм? власти не соотв?тствует настроенію в массах в революціонном, по крайней м?р?, центр?, зд?сь весь "воздух", по выраженію дневника Гиппіус, в эти дни был "против династіи". "Романовых не оставляйте, нам их не нужно" .— сказал какой-то незнакомый старик, встр?тившій Набокова на улиц?. Так естественно, что приспособлявшаяся к настроеніям крикливая "Русская Воля" первая посп?шила провозгласить республиканскій лозунг и даже создать эфемерную организацію под названіем "республиканскій союз". Это не означало вовсе, что вс? вдруг стали добрыми республиканцами. Я не повторил бы, что монархія "умерла в сердц?" двухсотмилліоннаго народа задолго до возстанія в столиц?, как вскор? заявляло приспособившееся к господствующим настроеніям суворинское "Новое Время" [140], но это означало, что в солдатской масс? ("вооруженный народ"), опред?лявшей до изв?стной степени ход событій, под напором столичных слухов и сплетен, д?йствительно уничтожена была "мистика" царской власти, о чем в связи с проявленіями антидинастическаго движенія не раз говорили предреволюціонныя записки органов департамента полиціи (см. "Легенду о сепаратном мир?"). Все это облегчало республиканскую пропаганду. Полусознательное отталкиваніе от монархіи должно было вызывать в масс? то чувство боязни отв?тственности за сод?янное, о котором приходилось упоминать. Революція, заканчивающаяся возстановленіем старой династіи, в сущности превращалась в бунт, за участіе в котором при изм?нившейся коньюнктур? могло грозить возмездіе.
IV. Соглашеніе.
То настроеніе, которое наростало под вліяніем слухов о р?чи Милюкова, сказалось, как мы вид?ли, к ночи, когда толпа возбужденных офицеров появилась в Таврическом дворц? с требованіем от Врем. Комитета соотв?тствующаго разъясненія. Один из мемуаристов (Вл. Львов) опред?ляет бол?е точно — к 12 час. ночи. Первоначально декларація, сд?ланная в Екатерининском зал?, не возбудила сомн?ній у "верховников" Исп. Ком. По крайней м?р?, если придерживаться описанія, даннаго Сухановым, то придется заключить, что обстановка мало изм?нилась, когда делегаты Сов?та посл? того, как в пленум? было одобрено пам?ченное соглашеніе, в восьмом часу вечера явились к "цензовикам" для завершенія д?ла "образованія правительства". Фактически "делегація" свелась уже к двухчленному составу: Стеклов и Суханов. Соколов исчез, а Чхеидзе, предс?дательствовавшій в этот момент на митинг? в зал? Сов?та, сердито отмахнулся от Суханова и не пошел на словоговореніе с "цензовиками". Стоя на предс?дательском стол?, окруженный наэлектризованной толпой, он с энтузіазмом кричал "ура" по поводу полученнаго вздорнаго сообщенія о том, что в Берлин? уже второй день идет революція...
По словам Суханова, у "цензовиков" на этот раз не было уже и "подобія офиціальнаго и вообще организованнаго зас?данія", шел разговор между Милюковым, Стекловым и Сухановым, в котором "не принимали никакого или почти никакого участія остальные, находившіеся в комнат?". Отм?чаем вновь эти мелочи для того, чтобы показать обстановку, в которой р?шались важн?йшіе вопросы — по крайней м?р? в изображеніи одного из участников этих переговоров. Сов?тскіе делегаты вернулись прежде всего к вопросу о форм? правленія и пытались уб?дить Милюкова, что из его стремленія "навязать Романовых" не выйдет "ровно ничего, кром? осложненій, которыя не помогут д?лу монархіи, но выразятся в наилучшем случа? в подрыв? престижа их собственнаго кабинета". В отв?т они услышали слова Милюкова ("за точность передачи я ручаюсь" — утверждает мемуарист): "Учр. Собраніе может р?шить, что угодно. Если оно выскажется против монархіи, тогда я могу уйти. Сейчас же я не могу уйти. Сейчас, если меня не будет, то и правительства вообще не будет. А если правительства не будет, то... вы сами понимаете"... В конц? концов — разсказывает Суханов—"мы согласились непом?щать в правительственной деклараціи офиціальнаго обязательства "не предпринимать шагов, опред?ляющих форму правленія"'. Мы согласились оставить вопрос открытым и предоставить правительству... хлопотать о романовской монархіи. Мы же категорически заявили, что Сов?т с своей стороны безотлагательно развернет широкую борьбу за демократическую республику" [141].
