Хижина - Янг Уильям Пол (читать книги без сокращений .txt) 📗
— Ты говоришь об Иисусе, верно? — тихо спросил Мак.
— Что ж, я люблю этого человека. — Папа отвернулась и покачала головой, — Все в нем, без исключения. Однажды вы все поймете, от чего он отказался. Для этого просто нет слов.
Мак ощущал, как в нем вскипают чувства. Что-то глубоко тронуло его, когда Папа говорила о своем сыне. Он колебался, стоит ли спрашивать, но в итоге все-таки нарушил молчание:
— Папа, ты не поможешь мне понять кое-что? Чего именно достиг Иисус своей смертью?
Она все еще глядела в лес.
— О… — Она махнула рукой. — Ничего особенного. Просто сущности всего, к чему стремилась любовь еще до начала творения.
— Ого, ничего себе абстракция. Нельзя ли поподробнее? — довольно развязно спросил Мак, во всяком случае, осекся он уже после того, как произнес вслух эти слова.
Папа, вместо того чтобы обидеться, улыбнулась.
— Нет, ну разве ты не наглеешь с каждой минутой? Дай человеку палец, и он всю руку отхватит.
Рот у него снова был набит, и он ничего не ответил.
— Как я уже говорила, все ради него. Творение и история — все ради Иисуса. Он центр наших устремлений, в нем мы полностью люди, так что наши устремления и ваша судьба связаны навеки. Можно сказать, что мы сложили все яйца в одну человеческую корзину. Потому что никакого плана «Б» не существует.
— Звучит довольно рискованно, — высказался Мак.
— Может быть, для тебя, но не для меня. С самого начала не вставало вопроса, добьюсь ли я того, чего хочу. — Папа подалась вперед и скрестила руки, положив их на стол. — Милый, ты спрашивал, чего Иисус достиг на кресте, так вот слушай меня внимательно: через его смерть и воскрешение я полностью примирилась с миром.
— С целым миром? Ты имеешь виду тех, кто в тебя верит?
— Со всем миром, Мак. Примирение — это улица с двусторонним движением, и я свою часть работы исполнила, совершенно, полностью, окончательно. Не в природе любви силой навязывать взаимоотношения, зато в природе любви открывать им путь.
— С этими словами Папа поднялась и собрала тарелки, чтобы отнести их в кухню.
— Значит, я не понимаю природы примирения и боюсь переживаний. В этом дело?
Папа не ответила, она помотала головой и направилась в кухню. Мак слышал, как она ворчит под нос:
— Люди по временам такие идиоты!
Он не поверил собственным ушам.
— Что я слышу? Бог обозвал меня идиотом? — крикнул он через дверь.
И услышал ее ответ:
— Если тебе угодно, милый. Да, сэр, если вам угодно…
Мак засмеялся и откинулся в кресле. Его мозг был более чем полон, точно так же, как и желудок. Он отнес оставшуюся посуду в кухню и сложил на стол, поцеловал Папу в щеку и направился к выходу.
Глава 14
Глаголы и прочие вольности
Бог есть глагол.
Мак вышел под послеполуденное солнце. Он испытывал смешанные чувства, он был выжат как лимон и в то же время бодр и весел. Что за невероятный сегодня день, а ведь до вечера еще так далеко! Минуту Мак постоял в нерешительности, прежде чем зашагать к озеру. Увидев причаленные каноэ, он понял, что, наверное, они всегда будут вызывать в нем горькую радость, но решил, что неплохо бы поплавать в лодке по озеру впервые за несколько лет.
Отвязав последнее каноэ, он с энтузиазмом уселся в него и двинулся к другому берегу. Затем обошел все озеро, исследуя его уголки и заводи. Он обнаружил две речушки и пару ручьев, которые либо стекали в озеро, питая его, либо вытекали, устремляясь куда-то, и еще отыскал отличное место, с которого можно было любоваться водопадом. Повсюду цвели альпийские цветы, пейзаж вызывал чувство умиротворения, которого Мак не испытывал уже долгие годы, если испытывал когда-либо вообще.
Он даже спел несколько старых гимнов и народных песен просто потому, что так ему захотелось. Пение было тоже из тех занятий, которым он не предавался уже давно. Заглянув в далекое прошлое, он принялся напевать любимую песенку Кейт:
Он покачал головой, думая о дочери, такой упрямой, твердой и одновременно такой хрупкой, задумался, сумеет ли отыскать путь к ее сердцу. Он уже не удивлялся тому, как легко у него начинают течь слезы.
В какой-то момент он отвернулся, рассматривая водовороты, оставляемые веслом, а когда повернулся обратно, на носу каноэ сидела Сарайю. Ее внезапное появление заставило его подскочить на месте.
— Ой! — вскрикнул он. — Ты меня напугала.
— Извини, Макензи, — произнесла она, — просто ужин почти готов, так что пора тебе плыть обратно.
— А ты была со мной все это время? — спросил Мак, приходя в себя после выброса адреналина.
— Конечно. Я всегда с тобой.
— Тогда как вышло, что я этого не знал? — спросил Мак. — Обычно я чувствовал, когда ты находишься рядом.
— Чувствуешь ты или нет, — пояснила она, — это ровным счетом никак не влияет на то, здесь я на самом деле или нет. Я всегда с тобой, просто иногда мне хочется, чтобы ты сознавал это более отчетливо.
Мак кивнул, давая знать, что понял, и развернул каноэ к далекому берегу и хижине. Теперь он отчетливо ощущал ее присутствие но покалыванию в позвоночнике. Они оба улыбнулись.
— А буду ли я всегда видеть или слышать тебя, как сейчас, даже если вернусь домой?
Сарайю улыбнулась.
— Макензи, ты всегда можешь со мной говорить, я всегда с тобой, ощущаешь ты мое присутствие или нет.
— Теперь я это знаю, но как я буду тебя слышать?
— Ты научишься слышать мои мысли в своих, Макензи.
— А мне будет понятно? Что, если я приму твой голос за чужой? Что, если я совершу ошибку?
Смех Сарайю был похож на плеск воды, только положенный на музыку.
— Ну конечно же, ты будешь делать ошибки, все делают ошибки, но ты начнешь лучше узнавать мой голос но мере того, как будут развиваться наши взаимоотношения.
— Я не хочу совершать ошибок, — пробурчал Мак.
— О Макензи, — отвечала Сарайю, — ошибки составляют часть жизни. Папа и на них возлагает определенные надежды. — Она веселилась, и Мак невольно заулыбался в ответ. Он прекрасно понимал, что она имеет в виду.
— Это так отличается от всего, что я знал, Сарайю. Не пойми меня неверно, я в восторге оттого, что все вы сделали для меня за эти выходные. Но я понятия не имею, как вернусь к обычной жизни. Кажется, жить с Богом легче, когда представляешь его требовательным надсмотрщиком, легче даже ладить с одиночеством Великой Скорби.
— Ты так думаешь? — спросила она. — В самом деле?
— По крайней мере, тогда мне казалось, что все у меня было под контролем.
«Казалось» — вот верное слово. И куда это тебя завело? Великая Скорбь и столько боли, сколько ты был не в силах выдержать, боли, которая выплескивалась даже на тех, кого ты любил больше всего на свете.
— По мнению Папы, это оттого, что я боюсь переживаний, — решился на откровенность Мак.
Сарайю громко засмеялась:
— Полагаю, это едва ли заменяет тебе радость.
— Я боюсь испытывать эмоции, — признался Мак, несколько обиженный тем, как легкомысленно, но его мнению, Сарайю восприняла его слова. — Мне не нравятся ощущения, которые они вызывают. Они задевают окружающих, и я вообще не могу им доверять. Ты создала все их или же только положительные?
— Макензи. — Сарайю как будто воспарила в воздухе. Ему по- прежнему с трудом удавалось сосредоточить на ней взгляд, а при вечернем солнце, играющем бликами на воде, это было еще сложнее. — Эмоции — это краски души, они прекрасны и зрелищны. Когда ты ничего не испытываешь, мир делается тусклым и бесцветным. Вспомни, как Великая Скорбь приглушила все оттенки твоей жизни, сведя их к монотонным серому и черному цветам.
— Так помоги же мне понять! — взмолился Мак.
— На самом деле тут нечего понимать. Они просто существуют. Они не бывают плохими или хорошими, они просто есть. Вот кое-что, что поможет тебе разложить все по полочкам в голове, Макензи. Парадигмы питают восприятие, восприятие питает эмоции. По большей части эмоции являются реакцией на восприятие, на то, что ты считаешь верной оценкой данной ситуации. Если твое восприятие ложно, тогда и твоя эмоциональная реакция будет ложной. Поэтому проверяй свое восприятие, а также проверяй верность сложившихся у тебя парадигм, того, во что ты веришь. Только учти: оттого, что ты искренне веришь во что-то, это что-то не становится правдой. Будь готов пересматривать то, во что веришь. Чем больше ты живешь в правде, тем больше переживания будут помогать тебе ясно видеть. Но даже тогда ты не захочешь верить им больше, чем мне.