Русская идея от Николая I до Путина. Книга IV-2000-2016 - Янов Александр Львович (мир книг .TXT, .FB2) 📗
Для того я, собственно, это и пишу, чтобы убедить сегодняшних своих единомышленников, что никакого «тысячелетнего рабства» в прошлом России не было, что не я придумал «Европейское столетие России». Не верите мне, поверьте им, тем. кто никак уж не заинтересован в признании, что в ХУ-ХУ1 веках, на самой заре российской государственности, перед нами была живая европейская страна — не только без крепостного рабства, но и с открытостью миру, и с гласностью. Более того, сейчас мы увидим, что была эта страна еще и способна к политическому развитию.
Свидетель — Монтескье
Если верен его классический афоризм, что «там, где нет аристократии, там нет и монархии. Там деспот», то в России, о которой я сейчас пишу, аристократия была. И не та, рабовладельческая, и, следовательно, полностью зависимая от власти, что возродилась после опричного погрома, но подлинная, т. е. способная реально ограничивать произвол власти.
«Да, не было политического законодательства, которое определяло бы границы верховной власти, — писал в «Боярской думе» В. О. Ключевский, — но был правительственный класс с аристократической организацией, которую признавала сама власть». «И она, эта Дума, — подтверждал С. Ф. Платонов, — была и правоохранительным, и правообразовательным учреждением». «Конституционным, — добавлял Ключевский, — учреждением, но без конституционной Хартии». Так и нигде в тогдашней Европе, кроме Англии и Венгрии, не было у аристократии такой Хартии. Да и не могло ее быть: повсюду была абсолютная монархия, что, впрочем, никак не мешало аристократии реально ограничивать произвол власти. Я назвал в трилогии такие ограничения власти «латентными», т. е. точно такими же, как в Московском государстве. Но самое интересное начиналось дальше.
В 1550 году «правительство Примирения» во главе с Алексеем Адашевым добилось внесения в Судебник статьи 98, юридически запрещавшей царю издавать законы «без всех бояр приговору» (в трилогии назвал я эту статью с излишним, быть может, драматизмом московской Ма^па СаНа). Это, впрочем, и впрямь был гигантский политический прорыв: конституционное учреждение — на Руси! — обрело конституционную Хартию. Больше всего впечатлило меня то, что и самый упертый из оппонентов Ключевского знаменитый правовед В. И. Сергеевич вынужден был сдаться: «Здесь перед нами действительно новость — царь неожиданно превращается в председателя боярской коллегии!» Созван был Земский собор. Кто знает, к чему могло бы привести это превращение Московского государства в конституционную монархию, не будь оно утоплено в крови внезапным государственным переворотом Ивана IV в 1560-м?
Шарль Луи де Монтескье В. И. Сергеевич
Мы не знаем — и никогда уже не узнаем-что произошло при дворе в это роковое десятилетие. Ясно лишь, что борьба между нестяжателями и иосифлянами, на равных входившими в «правительство Примирения», была жестокой. Оно ведь и возникло-то на волне массового народного волнения в конце 1540-х, сильно испугавшего молодого царя. И мандат его был — примирить всех со всеми. Но не получилось. Борьба продолжалась и внутри правительства, и на Соборе. Сначала верх взяли нестяжатели. Свидетельство тому — Великая земская реформа 1550-х. Монастырское землевладение оказалось под смертельной угрозой. И иосифляне пошли ва-банк: подготовили переворот. Рассчитывали, видимо, что контрреформа спасет их земное богатство.
Отчасти они просчитались — вырастили монстра: церкви суждено было невиданное унижение. В этом смысле победа их оказалась пирровой: не пощадила их опричнина. Но в принципе расчет был верен, монастырские земли были спасены.
Возвращаясь в сегодня
Что дают нам сегодня, однако, все эти средневековые перипетии? На первый взгляд, ничего. И это тотчас станет понятно, едва мы вернемся к диалогу наших современников.
М.Ш.: Терпеть? Опять терпеть?.. А если ты не хочешь терпеть и вымирать? Надеяться на чудо? Но ведь, с другой стороны, чудеса случаются. Рецепт для русского чуда только один: доступ к свободной информации для всех.
Г.Ч.: Твой рецепт… просвещение и свобода информации. Я-то «за». Только сомневаюсь, что этого достаточно… А что, если не стремиться к окончательной победе над ними… Не попробовать ли НАМ… найти общий язык с НИМИ..?
Увы, на наших глазах Алексей Адашев, лидер «правительства Примирения», попробовал. Что получилось, мы видели. И ведь многократно все это усугубится, если в грядущей идейной войне после Путина начнут либералы с признания Г.Ч. «МЫ стали только с пушкинских времен сколько-нибудь заметны в русской истории». То есть «ОНИ были здесь всегда, сколько существует Россия», а НАС, как евреев после разделов Польши, и два столетия назад еще не было. Что, спрашивается, помешает ИМ в таком случае представить НАС в глазах большинства «принесенной заморским ветром девиацией», по словам того же Г.Ч.? Объявить нас, как Солженицын евреев, пришельцами в ЧУЖОЙ стране, чье место в России на приставном стульчике? И какие шансы будут у НАС, если большинство ИМ (и Г.Ч.) поверит?
Я согласился бы с М.Ш., что рецепт русского чуда в просвещении, но лишь в случае, если б он согласился, что просвещение это включает не только то, что МЫ существуем на этой земле не меньше ИХ, но и то, что ОНИ — наследники иосифлян-закрепостителей Народа, а НАШИ предки-нестяжатели на протяжении четырех поколений, покуда хватило сил, сопротивлялись его закабалению. А также, что включает это просвещение и другие условия русского чуда, о которых в следующих главах.
Глава 16
ПОСЛЕ ПУТИНА
Часть вторая
СИБИРСКОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ
Другим условием НЕОБРАТИМОСТИ революции 3.0 после Путина назвал я в предыдущей главе безоговорочную ее поддержку регионами страны и в первую очередь гарантом экономической состоятельности России — Сибирью. Но, как и в случае с исторической ошибкой НАШИХ, это легче сказать, чем сделать. С какой, собственно, стати должны регионы быть в непримиримой идейной войне после Путина на стороне НАШИХ? И если историческую ошибку сравнительно просто исправить с помощью СВТ, то как быть с регионами, неясно. Все усугублялось тем, что знаком я с регионами только шапочно, в особенности с Сибирью (проработал там год в незапамятные времена после университета), а с экономической географией и вовсе не знаком.
Можете теперь представить себе, как рад я был, когда Владислав Иноземцев прислал мне свою с покойным Валерием Зубовым (мир праху его!) книгу «Сибирское благословение», которая сразу поставила все на свои места. Я, правда, не во всем, как увидит читатель, с авторами согласен. И название книги звучит несколько романтично для академического труда, но в контексте, противопоставленное распространенному в западной литературе «сибирскому проклятию России», уместно даже это.
В. М. Зубов
В. Л. Иноземцев
Первый спор
Нет, авторы ее, конечно, не первые, кому пришло в голову, что спасение России — Сибирь. Но, насколько я знаю, первые, кто разработал эту идею так тщательно, что сделал возможным свести ее к предельно простой формуле: «Так же, как в XVIII веке Сибирь создала Россию, может она и возродить ее после Путина в XXI». Уточню во избежание недоразумений, что ответственность за эту формулу несу я. Авторы предлагают все свои нововведения для «здесь и сейчас» и никак не связывают их с депутинизацией России. Несмотря даже на то, что не скрывают: «Следование нынешним курсом — это путь в тупик…» Страна практически исчезла с индустриальной и технологической карты мира.
