Приемное отделение - Шляхов Андрей Левонович (книги без сокращений .TXT) 📗
— Хорошо-то как! Не помереть бы от счастья!
— И впрямь хорошо, — согласился Боткин, широко улыбаясь. — Хороший город — Москва!
— Неужели? — усомнилась Ольга Борисовна.
— Хороший! — убежденно повторил Боткин. — А в… ты разве так не думаешь?
— Москва — удобный город. С коммунально-бытовой точки зрения. Метро, вода в кране, электричество, товарное изобилие, работу хоть какую всегда найти можно… Это все так. Но хорошим городом я бы Москву не назвала. Она недружелюбная, суетливая, выматывающая. Иногда я прямо физически ощущаю, как город пьет из меня силы. Город-вампир. И это с учетом того, что я родилась в Москве, и родители мои родились в Москве и даже кошка у нас была москвичка…
— Это как? — не понял Боткин. — Породистая какая-нибудь, с паспортом и родословной?
— Нет, самая обычная, только не с дачи привезенная, а дочь соседкиной кошки! — рассмеялась Ольга Борисовна. — Коренная, можно сказать, москвичка, а город свой не люблю. Но отдаю ему должное и ценю. Не без этого. В то же время я не мечтаю жить в какой-нибудь глуши, знаю, что жить там не смогу.
— А где бы хотелось жить? Так, чтобы все нравилось? — серьезно, без тени улыбки, спросил Боткин.
— Не знаю. — Ольга Борисовна действительно не знала, где бы ей хотелось жить. — Наверное, в каком-нибудь городе помельче, но не в захолустном, конечно… Не знаю. Может быть, в Мышкине?
Предположение было высказано исключительно забавы ради, чтобы лишний раз смутить Боткина. Его было очень приятно смущать, такого искреннего, непосредственного и совершенно не умевшего притворяться. Забавно, совсем как в «кошки-мышки» играть.
— В Мышкине у нас не просто хорошо, а замечательно! — Боткин проглотил наживку, не поняв, что это была наживка. — Только вряд ли тебе там понравится. У нас темп жизни совсем другой, размеренный, немного даже сонный, московского товарного изобилия нет, и хорошо оплачиваемую работу найти трудно. Но есть в нашем Мышкине своеобразная прелесть. Он уютный, выйдешь на улицу, а все равно чувствуешь себя, как дома. В Москве, конечно, иначе. Выйдешь за больничную территорию — и уже все, улица.
— А больница, значит, дом родной? — усмехнулась Ольга Борисовна.
— Конечно, — ответил Боткин.
Ну что за удовольствие играть с таким простодушным человеком в «кошки-мышки»?
— Скажи-ка, а почему ты решил стать врачом? — полюбопытствовала Ольга Борисовна. — Призвание имеешь или чей-то пример увлек? Или еще какие-то соображения?
— Из эгоистических соображений, — не раздумывая, ответил Боткин.
От удивления Ольга Борисовна споткнулась на ровном месте, была крепко подхвачена под локоть и отпущена сразу же после восстановления равновесия. Боткин явно был не из тех, кто распускает руки при малейшей возможности. Из эгоистических? Ничего себе ответ! Где эгоизм, а где Алексей Иванович Боткин? Или он так искусно притворялся, а сейчас начал понемногу раскрываться?
— На эгоизме прошу остановиться подробнее, — сказала Ольга Борисовна. — Очень любопытно.
— Мне всегда хотелось заниматься делом, от которого на душе радость, — ответил Боткин, — вот я и стал врачом. Поэтому я очень смущаюсь, когда меня благодарят или хвалят, ведь я работаю для собственного удовольствия, и чем больше работаю, тем удовольствия больше. А разве может быть иначе? Из-под палки почтальоном можно работать, наверное, да и то вряд ли, а врач должен любить свою работу, иначе зачем это все. Вот ты разве не из любви к процессу работаешь?
Из любви к процессу Ольга Борисовна занималась совсем другими делами, но опровергать, возражать и дискутировать не хотелось, поэтому она молча кивнула. Из любви, из любви, будь она неладна. Так люблю свою работу, что она, проклятая, даже ночами снится.
Работа и впрямь снилась время от времени и всегда в негативном ключе, в каком-то миноре. То вызовет Виктория Васильевна и начнет чихвостить, не поймешь за что, то снимут с заведования и переведут в терапию простым врачом, то премии лишат. Но чаще всего Ольге Борисовне снилось, что все врачи приемного отделения вдруг, в одночасье, уволились и ей пришлось поселиться в кабинете, работая за всех без выходных, в режиме «нон-стоп». Хоть бы раз приснилось, как ее назначили главным врачом! Нет, все время снится хрень какая-то.
— Ну… вроде того, — покривила душой Ольга Борисовна. — Заведование, правда, радости не добавляет.
— Это — да, — сочувственно вздохнул Боткин. — Руководить тяжело, отвечать за других тяжело… Но представь, каково Виктории Васильевне или главному врачу. Вся больница на них!
По мнению Ольги Борисовны, главному врачу работалось хорошо, да и Виктории Васильевне не хуже. Как говорится, дай бог каждому так работать! Главный с народом, с низами не работает, строит своих заместителей да заведующих отделениями и с них же спрашивает. Вернее, сам он в нюансы руководства не вдается, строит и спрашивает за него Виктория Васильевна. Заведующие отделениями и заместители главного врача — люди вменяемые, дорожащие своим положением. Разговаривать с ними приятно — на все распоряжения они отвечают «будет сделано». И делают. А попробуй-ка мотивировать рядовых врачей и медсестер. Восемьдесят процентов этой публики совершенно не дорожит рабочим местом (это применительно к приемному отделению, в «хлебной» урологии ситуация, может, и лучше, но вряд ли намного), легко увольняются, так же легко устраиваются в другие больницы. Один пьет. Другой вечно опаздывает. Третий работает спустя рукава. Профессионализм четвертого оставляет желать лучшего, да как оставляет… Пятый — не от мира сего, как Боткин. И так далее… А ты, Борисовна, крутись-вертись, потому как заведующая, с тебя весь спрос, делай так, чтобы и верхи, и низы были бы довольны. Легко сказать — трудно сделать. Вдобавок приходится иметь дело с пациентами, а это отдельная песня и очень тягомотная. Каждый день к заведующей приемным отделением являются с претензиями граждане. Кому-то отказали в госпитализации, кого-то (из плановых) развернули, потому что на направлении, выданном поликлиникой, не было печати, кому-то нагрубили. Сотрудники заварят кашу, а ты сиди и расхлебывай, да так, чтобы все остались довольны и никто бы не пошел жаловаться выше. Ох, нелегкая это работа. Бегемота из болота тащить куда легче. К тому же у главного врача и заместителя по медицинской части совершенно иной денежный интерес, не идущий ни в какое сравнение с тем, что можно заработать, заведуя приемным отделением. Как «справа», так и «слева».
— Это же какая ответственность! — восхищался Боткин. — Это сколько забот…
— Пить хочется, — сказала Ольга Борисовна, увидев вывеску супермаркета, и, не дожидаясь ответа, вошла в магазин.
По залу, к явному неудовольствию краснолицего вислоусого охранника, рассредоточилась группа школьников лет десяти-двенадцати. Школьниками руководила, точнее — пыталась руководить, бледнолицая рыхлая женщина средних лет в сбившейся набок вязаной шапочке.
— Эй, вы там, потише! — надрывалась она. — Колупаев, перестань толкаться! Двигаемся, двигаемся, не пялимся на сигареты! А ну-ка положите бутылки обратно! Вам их здесь все равно не продадут! Колупаев, уймись, кому я сказала! Девочки, быстро прекратили паясничать! Ко-лу-па-ев, последнее предупреждение!
Ольга Борисовна, не выбирая, схватила со стеллажа у кассы бутылочку воды (без разницы — газированная, не газированная, лишь бы не из холодильника, потому что холодную воду на улице в ноябре пить некомфортно), расплатилась и вышла. Боткин на минуту задержался в магазине и вышел с пакетом в правой руке.
— Вот, — потряс он пакетом, — арахис купил, курагу и пряников.
— Зачем? — удивилась Ольга Борисовна.
— Погрызем на ходу, — как ни в чем не бывало ответил кавалер.
— Я на ходу не грызу, — разочаровала Ольга Борисовна. — Тем более такие калорийные продукты.
— Вот как… — расстроился Боткин, зачем-то заглядывая в пакет. — А я-то думал… А что же мне с этим делать?
— Угости детей! — Ольга Борисовна кивнула на выходивших из магазина школьников.