Немцы в городе - Оутерицкий Алексей (версия книг txt) 📗
– Молоток! – тихо сказал он. Потом принял у меня светлые туфли и, протянув руку, осторожно коснулся плеча Наташи. – Наташ…
– Ну слава богу… – сказала та, поощрив его многозначительной улыбкой, – хоть один адекватный нашелся среди всей этой… всех этих…
Викентьич протер ее лодочки болтающимся остатком рукава спецовки, нагнулся, аккуратно поставил их перед своей пассией. Затем выпрямился и подал ей руку, уцепившись за которую, Наташа влезла в свою обувь и моментально преобразилась в царственную особу, став выше и приобретя соответствующую осанку.
Тамара смотрела на меня выжидающе. Я повторил маневры Викентьича один к одному. Потом не меньше десятка секунд простоял с протянутой рукой, пока не сообразил, что означает ее взгляд. Ну конечно, она же придерживает платье и не может освободить руки. Поняв, какую выгоду сулит мне это обстоятельство, я почувствовал, как мое лицо радостно загорелось.
Стараясь не выдать волнения, я быстро присел на корточки и выразительно посмотрел на Тамару снизу вверх. Она поколебалась и приподняла левую ногу. Держа туфлю в одной руке, кистью второй я осторожно обхватил Тамарину щиколотку и почувствовал, как от этого прикосновения меня бросило в жар. Кожа женской ноги была гладкой и горячей, такой, что не хотелось ее отпускать. И отпустил я ее только потому, что меня ожидала вторая, такая же красивая и гладкая.
– Спасибо, кавалер, все в порядке, – услышал я голос Тамары, опять посмотрел снизу вверх и увидел, что она улыбается. И только тогда неохотно отпустил ее правую ногу.
– Н-да… – сказал внимательно наблюдавший за всем этим Викентьич. Потом подумал и добавил: – Далеко пойдешь, призывник.
В голосе мастера явственно слышалось сожаление, что он не догадался проделать такую же штуку с Наташей, а та неожиданно мне подмигнула и незаметно для Тамарки показала большой палец.
Я кинул взгляд на Тамару и с облегчением заметил, что с носом у нее все в полном порядке. Значит, я ошибся, ничего такого с ним и не было, просто перепачкалась в чьей-то крови. Да и у Наташки не было вздувшегося фингала вокруг правого глаза – значит, тоже показалось. Ну, а у меня не болели ребра, значит, не было никакого перелома – да и откуда ему взяться.
Тут со стороны проходной послышалось негромкое урчание двигателя, и из-за угла первого ткацкого появилась черная «Волга». Поравнявшись с военкоматским «бобиком», она остановилась, две задние двери тут же распахнулись и оттуда вылезли двое мужиков средних лет, в костюмах и галстуках. Один распахнул переднюю пассажирскую дверь и оттуда неспешно выбрался мужик постарше, лет пятидесяти, с пронзительными серыми глазами.
Седоватый, с залысинами, прибавляющими ему солидности, он поправил галстук, с барственной неторопливостью огляделся и поманил капитана пальцем.
– Продолжать охранять задержанных, – тихо скомандовал тот своим и поправил порезанный, перепачканный кровью китель-безрукавку.
Было видно, как не хочется ему идти к седому, но, наверное, по-иному было нельзя. Впрочем, даже я догадался, кто эти строгие ребята в строгих темных костюмах.
Сначала они говорили тихо, но не далее чем через минуту разговор накалился и перешел на повышенные тона. Точнее, голос повысил капитан, лицо которого стало багровым; седовласый говорил по-прежнему тихо, веско, сверля его своим пронизывающим взглядом. Я навострил уши и переместился к ним поближе. Сложность заключалась в том, что мне хотелось подслушать разговор и не хотелось при этом потерять из поля зрения Тамару.
– Я понимаю, товарищ полковник, – сказал капитан, не желающий, как можно было догадаться, уступать свою добычу комитетчикам, – однако есть некоторые обстоятельства, из-за которых я не могу просто так отдать вам подозреваемых… – Седой, оказавшийся полковником, молча ждал продолжения. – Речь уже идет не о банальном ограблении фабричной кассы. Дело в том, что несколько минут назад имело место нападение на наших сотрудников. Поэтому я настаиваю, чтобы ваше ведомство учло это обстоятельство и…
– Кто на кого напал и в чем конкретно заключалось нападение? – спокойно спросил седой.
Капитан замялся. Несколько секунд его рука шарила в районе бокового кармана кителя, куда он недавно засунул носовой палаток. Но карман был порван или порезан, так что платок наверняка валялся сейчас на усеянной чьим-то окровавленным рваньем и зубами площади.
– Да хотя бы на меня! – наконец сказал капитан. – Посмотрите сюда… – Он опустил голову и раздвинул разрез в кителе, пересекающий его наискосок. – Кровь видите?
– Кровь вижу, – все так же невозмутимо подтвердил седой. Он повернул голову, заметив, что кто-то из толпы работяг, которых осталось всего человек тридцать, то есть около половины первоначально собравшихся, пытается ускользнуть с площади, и крикнул: – Всем оставаться на местах! Обеспечьте, пожалуйста, порядок… – Это он сказал уже капитану, который, в свою очередь, тоже повернул голову и крикнул откровенно размякшим своим:
– А ну, отставить расслабуху! Обеспечить оцепление!
Менты зашевелились, начали разбредаться по своим первоначальным позициям, а седой вернулся вниманием к капитану.
– Кровь вижу, – повторил он. – Рана-то где?
– Да вот же… – Капитан распахнул китель, расстегнул рубашку, крутанулся боком к полковнику и замер, потрясенный, рассматривая свежий розовый шрам. – Только что была, – недоверчиво прошептал он и перевел взгляд на седого. – Клянусь! – Полковник недовольно поморщился и он поспешно поправился: – Слово офицера.
– И кто вас порезал? – поинтересовался седой.
– Я… – капитан обреченно выдохнул и промямлил: – я не знаю.
– Раны нет, – констатировал, помолчав, полковник, – значит, и разговора нет. Равно как и оснований для возбуждения дела.
– А… как же… – капитан огляделся с видом перебравшего, потерявшего ориентацию в пространстве пьянчужки. Затем его лицо прояснилось, он расправил плечи и громко спросил – почти крикнул: – А как же трупы?
– Какие трупы? – спросил полковник.
– А вы словно не видите! – опять почти выкрикнул капитан и показал пальцем на кучку тел, в сторону которой находящиеся на площади старались не смотреть. – Их расстреляли военные, поэтому я отдал приказ задержать и их тоже. До полного, так сказать, выяснения.
Капитан перевел палец на лейтенанта и трех прапорщиков, которые, втянув головы в плечи, стояли в стороне, не желая привлекать к себе внимание. Образовав круг, они тихо переговаривались, иногда бросая встревоженные взгляды на милиционеров с гэбэшниками.
– Вы лично видели, как стреляли военные? – спросил полковник и капитан уже в который раз обмяк, не зная, что ответить.
– Нет, – наконец выдавил он из себя.
– Тогда на основании чего вы сделали такой вывод?
– На основании косвенных, – промямлил капитан.
– Каких конкретно?
Капитан уже в который раз впал в кратковременную прострацию, но тут же, тоже в который раз, встрепенулся и опять почти прокричал:
– Да вы посмотрите на тела! У них же у всех пулевые, причем очередями, а у наших автоматов нет – только у военных. Вы просто проверьте оружие военкоматских!
– Подойдите сюда, – приказал полковник.
Он скомандовал тихо, но таким внушительным голосом, что военные не решились возражать. Четверо переглянулись и неохотно побрели к полковнику с капитаном.
– С кем имею… – начал, видимо, от безвыходности, лейтенант, и полковник махнул перед его носом извлеченной из внутреннего кармана корочкой.
– Прикажите своим предъявить оружие.
– Но, простите…
– И покажите также свое, – невозмутимо добавил полковник.
Лейтенант колебался всего пару секунд, затем вздохнул и принялся расстегивать кобуру. Два прапорщика нехотя скинули с плеч свои «Калаши», которые тут же, приблизившись по едва заметному кивку седого, заграбастали его помощники. Прапор с разбитым носом оказался безоружным.
Двое в костюмах деловито отсоединили рожки, выразительно посмотрели на седого, и я понял, что магазины автоматов пустые. Затем они понюхали стволы, опять посмотрели на седого и почти одновременно кивнули. Один, исследовавший пистолет лейтенанта, отрицательно мотнул головой, показал седому неизрасходованную обойму, заправил ее обратно.
