Пока мы не встретимся вновь - Крэнц Джудит (читаемые книги читать .txt) 📗
Поль с гордостью посмотрел на Еву, Дельфину и Фредди, сидящих рядом на залитой солнцем террасе. Они только что приехали из Парижа на автомобиле. Путешествие заняло всего два часа. Двумя неделями раньше они выехали из Лос-Анджелеса на поезде, пересекли всю территорию Соединенных Штатов и пересели на океанский лайнер, доставивший их во Францию. Получив на службе двухмесячный отпуск, Поль решил, что настало наконец время привезти жену и детей в дом предков, где они никогда не были.
Виноградные лозы в цвету благоухают как тропическое растение. Цветение продолжалось две с половиной недели до первых чисел июня. К счастью, обошлось без страшных весенних заморозков. В период опыления цветов, словно в ответ на мольбы виноградарей, выдалась теплая и влажная погода с умеренным ветром, и теперь виноградные кисти спокойно наливались животворным соком в долине.
Вальмон расположен к северу от Отвийр — деревни, куда в семнадцатом столетии пришел Пьер Периньон и, поселившись в старинном аббатстве Святого Петра Отвийерского, развил бурную деятельность, позволившую ему по истечении сорока шести лет строго упорядоченной жизни, в часы, не занятые служением Господу, отыскать секрет превращения превосходного местного вина в шампанское.
В те времена Вальмон был окружен дубовыми лесами, где в изобилии водилась дичь. Владельцы Вальмона выращивали виноград и производили вино, наслаждаясь им вместе с друзьями. Теперь же, этим лучезарным июльским днем, глядя вниз с высоты террасы замка, где вся семья отдыхала перед завтраком этим лучезарным июльским днем, уже почти нельзя было увидеть даже одиноко стоящих деревьев. Повсюду, до самого горизонта, простирались виноградники. Покатые склоны холмов, покрытые виноградниками, создавали ощущение покоя и безопасности, хотя за последние сто лет из-за этих ценнейших и слишком уязвимых областей Восточной Франции произошли две великие войны, изменившие историю всей Европы.
Однако война и даже мысль о ней сегодня представлялись Полю абсурдом. Лишь теперь в душе его наконец прошла горечь, вызванная тем, как отнеслись когда-то родители к его второму браку. Прошлой зимой мать написала ему письмо, где просила прощения за резкость давних слов о том, что необдуманной женитьбой он сломал себе карьеру. «С годами, — писала она, — я пришла к пониманию, что без Евы и детей ты никогда не чувствовал бы себя по-настоящему счастливым, даже если бы стал послом при дворе Его Величества короля Великобритании».
Виконтесса изменила отношение к Еве вовсе не потому, что возраст смягчил ее характер. Напротив, с годами французские аристократки обычно становятся все более жесткими.
Если бы Гийом, старший сын Ланселей, женился и завел детей, виконтесса, успокоенная тем, что семья продолжит род по его линии, вероятно, по-прежнему разжигала бы в себе ненависть к Еве. Однако Гийом, который не выносил детей и любил свободу, решил навсегда остаться холостяком. Так что виконтессе пришлось примириться с тем, что у нее не будет внуков, кроме детей Поля. Зная, что никогда не устанет укорять старшего сына в его безответственном, эгоистичном и недальновидном поведении, Аннет де Лансель решила помириться со своей единственной невесткой.
Сейчас, окруженная домочадцами Поля, еще не успевшими переодеться с дороги, она радовалась тому, что пригласила их в замок. Гийом и Жан-Люк, подсев к Еве, внимательно слушали ее рассказ о путешествии. Ева повесила на спинку чугунного садового кресла прекрасно сшитый жакет и сняла маленькую шляпку с приподнятыми полями. Она сидела, свободно откинувшись и небрежно положив ногу на ногу, радостно оживленная и непринужденная. Внимательно и пристрастно оглядев ее, Аннет де Лансель вынуждена была признать, что такой невесткой гордилась бы любая свекровь. Однако рядом находились ее внучки, которых она уже готова была полюбить, особенно Дельфину.
Она никогда прежде не видела такой прелестной пятнадцатилетней девочки и восхищалась ею. Красота Дельфины не сразу бросалась в глаза, но обладала таким изысканным и трогательным очарованием, что каждый, кто замечал особую прелесть девочки, чувствовал себя первооткрывателем. Ее огромные серые глаза с поволокой казались бездонными как море. Каштановые волосы, приподнятые надо лбом, вились у шеи и блестели так, словно в них играл солнечный луч. Стройная фигура Дельфины была так изящна, что казалась ожившим изваянием. Овал ее лица напоминал форму сердца, как и у некоторых других благородных дам из рода Ланселей, некогда владевших замком Вальмон. Тонкая, как тростинка, Дельфина выглядела такой хрупкой, что в бабушке проснулось инстинктивное стремление защищать и опекать эту девочку. Она — само совершенство, умилялась виконтесса, и вполне можно предположить, что она выросла во Франции.
А вот Мари-Фредерик, или Фредди, как они ее называют, с неодобрением поправила себя Аннет де Лансель, явно чистопородная американка. Тут уж не ошибешься, хотя и странно, как это получилось, ведь родители ее чистокровные французы. Виконтесса не понимала этого. Наверное, решила она, на Фредди так повлиял воздух Калифорнии: для французской девочки тринадцати с половиной лет она была слишком мускулистой, живой и активной. Рост и глаза она явно унаследовала от Поля, а экстравагантность — от матери. А волосы! Эта яркая спутанная копна, похоже, никогда не знала расчески! Красивые волосы, да, с этим виконтесса не могла не согласиться, однако слишком рыжие — чистое пламя! Конечно, в роду Ланселей из поколения в поколение рождались рыжие, но ни у одного из них волосы так скандально не бросались в глаза. Почему Ева не пытается как-то справиться с ними? А если уж они совсем не поддаются расческе, почему она хотя бы не уговорит младшую дочь вести себя более женственно и больше походить на девочку, чем на мальчишку? Сейчас Фредди смотрелась очень мило, осторожно пробуя свое первое в жизни шампанское и с благоговением оглядываясь вокруг.
Фредди, конечно, знала, что ее отец вырос в «шато», однако реальный Вальмон поразил ее своим великолепием. Насчитав три романтические башни, она гадала, кто в них живет и что творится во всех этих комнатах за бесчисленными окнами? Сколько же в замке каминов, если на крыше так много печных труб, выложенных из кирпича? До приезда сюда она не понимала, что шато — это замок, и, по словам бабушки, маленький, один из пяти, сохранившихся в Шампани. Самый большой и величественный из них — Монмор — окружен рвом с водой, парк там намного больше, а спиральные лестницы такие широкие, что по ним можно подниматься верхом на лошади. Какая дурацкая идея!
Аннет де Лансель украдкой взглянула на ручные часики. До того как подадут завтрак, оставалось всего десять минут, а заготовленного ею сюрприза пока не было. Что ж, с завтраком можно подождать, решила она.
Пять минут спустя, когда все рассеянно смотрели, как Гийом откупоривает вторую бутылку шампанского, из леса, расположенного справа от замка и отделенного от него лишь ровной полоской хорошо разрыхленного граблями гравия, галопом вылетел всадник. Он, видно, не ожидал, что застанет кого-нибудь на террасе: взгляд его был направлен в сторону конюшен. Однако, заметив гостей, он вскинул голову и резко осадил гнедого жеребца в нескольких шагах от них. На мгновение на террасе воцарилась мертвая тишина. Казалось, был слышен даже слабый шум ветра в отдаленном винограднике. Голос Аннет де Лансель неожиданно сел, стал хриплым и неуверенным.
— Слезай с коня и поздоровайся с гостями, дорогой. Видишь, я не обманула тебя, пообещав тебе к завтраку сюрприз, правда, Бруно?
Бруно — высокий, сильный, но несколько скованный восемнадцатилетний юноша, быстро спрыгнул с седла и, мгновенно овладев собой, двинулся к людям, приезд которых бабушка столь тщательно скрывала от него. Когда он приблизился, все повернулись и посмотрели на него с одним и тем же выражением, но с разными чувствами.
Фредди и Дельфине не терпелось получше рассмотреть своего единокровного брата, которого они знали только по фотографиям. Бруно! Наконец-то!
