Быть любимой - Белякова Людмила Игоревна (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
Когда Машутка куда-то уходила, даже на двадцать минут за почтой, Свете просто выть хотелось от холода, тоски и одиночества. А ходить с Машей она перестала, сделав над собой запредельное усилие — слухи об их чересчур сильной привязанности стали просто невыносимыми и откровенно двусмысленными. Точнее, вполне однозначными.
Маши тоже было как бы две — но эти половинки были такими крошечными, что почти не разделялись. Одна Маша, преданно ее любящая, была хоть и такой, как надо, но уж очень маленькой, слабенькой, едва теплой, о которую не то что душу — рук озябших не согреешь. Вторая Маша училась в институте, уходила рано на занятия четыре раза в неделю, любила, кроме нее, еще и родителей, брата, подружек…
А вот пришел бы кто-нибудь — стал бы он ее любить так же преданно и нежно, как Маша?.. Неизвестно… А вдруг нет? Придет какая-нибудь самодовольная расфуфыренная эгоистка с тремя языками…
(Эта стерва Чернова в один из последних дней, когда Света, решив ее уязвить, выпалила, что человек на ее место уже давно найден, как всегда, нахально хмыкнула и выдала очередную «умность»: «Ну так прежде, чем влюбиться в него, поинтересуйтесь — оно ему надо? А то опять окажетесь в дурацком положении отвергнутого любовника. Хотя вам разве привыкать…»)
— Хорошо, спасибо за совет, я именно так и сделаю, — сказала Света, очнувшись от размышлений, и вышла из отдела кадров, стараясь ступать как можно тверже и увереннее.
Потом Наташа рассказала, что Анна Павловна, уходя, сделала Нине Николаевне едва заметный знак, та через секунду вышла вслед и отсутствовала минут двадцать. Вернулась она какая-то подозрительно веселая.
И чему они так радовались? Черновским успехам в журналистике?
Конечно, никакой докладной Света Пеструху не написала, во-первых, потому, что не смогла найти хоть что-нибудь, похожее на аргументы, а во-вторых, потому, что пошел упорный слух, что и сам Чебурашка подыскал себе тепленькое местечко консультанта в инофирме и готовится подмазать пятки. На его место должен был сесть Толик Воробьев, а с его «инициативностью» и «предпринимательской хваткой» филиалу только и останется, что начать обратный отсчет перед окончательным вылетом в финансовую трубу. Коллектив напрягся и сучил ногами в ожидании аттестации и сокращения штатов, так что ни на какую «единицу», тем более любящую, рассчитывать Светлане не приходилось.
«А может, я действительно Черновой только лучше сделала, что ее выгнала? — все чаще думала Света. — Сидела бы она сейчас за пять тысяч. Хоть бы на планерки в понедельник ходила, и то хлеб…»
Мысль эта была такой сверляще-противной, что Свете приходилось отбиваться от нее из последних сил. Неужели она опять, как когда-то с Савицким, сделала, сама того не желая, добро, а не зло, а если зло — то только самой себе?.. Ну, выгнала она их обоих с фирмы — кому от этого хуже стало?.. Им-то обоим хорошо — куда уж лучше…
Чернова уже вела страницу здоровья в крупной газете и печаталась еще в дюжине других изданий.
На Москву уже вовсю накатывала весна, сдирая с газонов последний грязный снег и выставляя на позор все накопленные за зиму грязь и уродство. Чувствовала себя Света хуже некуда и забывала пить лекарства и витамины, прописанные местной фельдшерицей. Ее мучили сильные, не вовремя начинавшиеся кровотечения, слабость и постоянный шум в голове. Маша готовилась к сессии и стала к Свете менее внимательна и не так нежна.
Предаваясь невеселым мыслям, Света однажды не заметила, как из лифта, поднимавшего ее наверх в отдел, как-то разом вышли все пассажиры и она осталась наедине — ну, конечно, с Луценко, которую в толпе не разглядела.
Света поздоровалась, не зная, куда деть глаза.
— Ну что, дают тебе человека? — спросила Анна Павловна зычно, словно Света была от нее за тридевять земель.
— Я не стала просить. Сами справляемся.
— Ну-ну, значит, результатами своей деятельности ты довольна.
«Что ж это лифт-то так ползет?..»
— Довольна…
— Главное, что ты довольна. А то когда человек тратит свою жизнь на то, чтобы испортить жизнь другим, результат бывает обычно противоположным. Можно на пакости силы потратить: и пакостей никому не сделать, и без сил остаться…
— Вы так считаете?
— Это я в книге прочла. — Она показала Свете книжку в мягкой обложке. — Не желаешь почитать? Хорошая книга, жизненная.
«Она что — помириться хочет?»
Такого шанса упускать было нельзя, и Света, попытавшись улыбнуться, поспешно взяла книгу. Книжка была из серии «Женский любовный роман».
— Ну а что такого, если я хочу, чтобы меня любили? — вдруг прорвало Свету, которой неудержимо захотелось разрыдаться. — Что тут такого? Я же ее так любила и просто хотела, чтобы и она любила меня! Любила! Ей что — трудно было?
— Кому? — ехидно спросила Анна Павловна.
— Вы сами знаете кому.
— Ну, ты скажи…
Света молчала, не в силах даже произнести это имя.
— Любовь заслужить надо, а не докладными из людей выколачивать.
— Вы так считаете? А я чем не заслужила? Я все для нее делала! — Холила-лелеяла! Молилась на нее! Отпускала! Зарплату прибавляла!
— Значит, не тем богам молилась и не то делала, что нужно… Да у тебя со всеми так, что с мужиками, что с бабами… Чего ты носишься с этой своей любовью, как дурень с писаной торбой? Есть у тебя муж и дети — вот и люби их. Чего к чужим людям соваться? Ты хоть у кого-нибудь спросила — нужна им твоя любовь?.. Ведь выходит — не нужна… Вот она-то без твоей любви неплохо обходится.
— Вы так считаете?
— Что ты заладила — считаете, считаете… А ты-то по-другому считаешь?.. Значит, ты к сорока с лишним ничему не научилась и, видать, уже ничему не научишься, — сказала Луценко и вышла из кабины.
Света заметила, что проехала свой этаж, и нажала кнопку вниз.
На душе было гадко, гаже некуда. Всех эта бессердечная стерва убедила, что любовь никому не нужна, а ее, Светина, и подавно…
В отделе Света бросила книгу на стол, включила телевизор, чтобы хоть как-то избавиться от звенящей пустоты в голове, и стала готовить кофе. Через минуту пришла Маша и вдруг по-щенячьи радостно завизжала на весь отдел:
— Да это же наша Нина Георгиевна!
Света неохотно глянула на экран телевизора, ничего не увидела и стала искать очки на столе, хотя видеть Чернову, тем более в телевизоре, ей хотелось весьма мало.
— Да нет, вот же!
Машка, сияя дурацкой радостью, вертела в руках книгу, которую дала Луценко. Света надела очки и увидела на последней странице обложки… портрет Черновой, с распущенными по голым плечам, слегка осветленными волосами и с голливудской улыбкой в тридцать два зуба. Мелким шрифтом были напечатаны какие-то дифирамбы — ее называли «известным московским журналистом, автором многочисленных публикаций на тему качества жизни, здоровья и безопасности».
— Нина Георгиевна уже книги пишет! — непонятно почему ликовала Дебранова.
Света перевернула книгу. Она называлась «Оранжевая дискета, или Повесть о последней любви». Все более немеющими руками Света открыла книгу и прочла на первой странице:
«Светлана Творожкова была нежеланным ребенком. Вернее, не то чтобы совсем нежеланным, скорее, каким-то случайным, лишним…»
