Ночной поезд - Вуд Барбара (книги полностью бесплатно .txt) 📗
– Молчать! – раздался голос с возвышения у виселицы.
Все повернулись в сторону этого голоса. Гауптштурмфюрер гестапо СС Дитер Шмидт стоял перед толпой, широко расставив ноги, словно одержавший победу Цезарь, и ритмично постукивал себя по бедру стеком. Даже со своего места доктор Душиньская видела злорадство в его глазах, недобрый огонь, который угрожающе тлел подобно двум крохотным кратерам вулкана. Его квадратное грубое лицо застыло в гневе, хотя уголки губ выдавали тайное удовольствие. Пока он говорил, зазубренный шрам, разрезавший левую щеку пополам, неестественно пылал.
– Эти люди партизаны! Это грязные, отвратительные, зараженные вшами свиньи, которые будут казнены за преступления против рейха!
Мария чувствовала, как паралич, начиная от ног, дюйм за дюймом завладевает ее телом и медленно превращает его в камень. Солдату, стоявшему позади, не надо было побуждать ее смотреть, как это приходилось делать с другими. Она никак не могла оторвать взгляд от назревавшей трагедии. Окутавшее толпу столь глубокое безмолвие, какого не бывало даже в церкви, наводило ужас.
Дитер Шмидт продолжал:
– Это должно стать примером для любого, кто задумал покушаться на рейх. И если вы по глупости думаете, что, раз вы невиновны, такого с вами никогда не случится, то помните: можно активно не участвовать в совершении преступления, но, не предпринимая ничего для его предотвращения, вы будете считаться столь же виновным, как и преступник. Вы разжирели и стали самодовольными. Этому пришел конец. Самодовольство порождает беспечность. Рейх проявил слишком большую снисходительность. Если отныне кто-то совершит против нас преступление, вместе с ним будут казнены и его соседи.
Толпа не издала ни звука, казалось, будто она затаила дыхание. Шмидт жестом приказал охранникам подвести пленников. Женщина и самый молодой мужчина шли, будто оцепенев, с застывшими от удивления лицами. Мужчина постарше был так ошарашен, что его пришлось взять за руки и тащить. Под каждой жертвой находился люк, однако длины веревки хватало лишь на то, чтобы подставка виселицы опустилась самую малость, после чего повешенный задохнется, но его тело останется на виду.
Мария смотрела, как Шмидт, видно, растягивая время, не спеша надел петли на шеи пленников. Единственной жертвой, избавленной от последующего зрелища, оказался старший мужчина – под ним первым открылся люк. Оставшихся двоих заставили наблюдать за его агонией. Затем повесили второго мужчину и, наконец, молодую женщину.
Ян Шукальский недоверчиво смотрел на телеграмму, когда услышал, что кто-то робко скребется в дверь. Он поднял глаза, нахмурился, наклонил голову, чтобы прислушаться, затем снова взглянул на телеграмму. В дверь снова поскребли. На этот раз он заметил, что та чуть приоткрылась, затем еще чуть, будто ветер пытался проникнуть в кабинет. Подгоняемый любопытством, он поднялся из-за стола и открыл дверь. На пороге стояла Мария Душиньская. Ян обрадовался ей. Но не заметил странного выражения ее лица и необычной, почти машинальной походки, когда она входила в комнату. Только протягивая ей телеграмму, он наконец обратил внимание на ее лицо – оно словно принадлежало другому человеку. Шукальский остановился.
– Мария, что случилось?
Мария открыла рот, и ему показалось, что она прошептала:
– Ян…
– Мария!
Он взял Марию за руку и повел к стулу, но та продолжала стоять, уставясь на него отсутствующим взглядом.
– Что стряслось, Мария? – Ян Шукальский не мог поверить, что человек без кровинки на лице все еще подает признаки жизни. – Что случилось?
– Какой ужас, Ян, – вздохнула она, ее хрупкие плечи подрагивали. – Дитер Шмидт. Он…
– Расскажите мне, что произошло. – Ян взял ее за руку, его голос стал настойчивым. – Расскажи все.
– Он только что повесил трех человек.
– Что?!
– На городской площади. Прямо между костелом и городской площадью. Двоих мужчин и женщину. Он повесил их!
– О боже… – Шукальский отвернулся от нее.
– Он утверждал, что это партизаны. Что они украли у рейха бензин и еду. Дитер Шмидт также сказал, что отныне он казнит любого, кто живет по соседству с партизаном!
Ян обернулся и протянул ей телеграмму.
Мария сдержала слезы и взглянула на желтый листок бумаги. Осторожно, словно боясь обжечься, она взяла телеграмму и, прежде чем прочесть, уставилась на нее. У нее так тряслись руки, что ей потребовалось время, чтобы успокоиться. Когда Мария дошла до последнего слова, она дала волю слезам.
– Ах, Ян, – тихо прошептала она. – Анализ положительный… Он положительный!
– Вот какова судьба бесполезного эксперимента, от которого я отказался два года назад, – спокойно заговорил Ян. – А теперь оказалось, что он может спасти не одну жизнь.
Мария подняла голову, на ее красивом лице появились красные пятна, губы дрожали, глаза стали по-детски трогательными. Она смогла прошептать лишь одно слово:
– Положительный…
– Старик Вилк так и не узнает, как он нам помог. Это штамм Х-19, Мария. И, если чуть повезет и мы проявим большую настойчивость, думаю, нам в 1942 году удастся провернуть самую широкую эпидемию тифа.
Доктор Шукальский рассказал Кеплеру последнюю новость, предупредив молодого человека, чтобы тот сдерживал свою радость, изображал подавленное состояние, и спокойно добавил:
– Кеплер, мы подошли к следующей стадии. Я сообщу Шмидту, что у вас бесспорный тиф и вы непригодны для службы до полного выздоровления.
Молодой человек согласно кивнул, радуясь, что девять дней ожидания закончились и эксперимент удался.
– А моя бабушка?
– Я сказал ей, что анализы подтвердили мой диагноз. Конечно, она этому не рада, но я уверил ее, что у вас есть надежда побороть болезнь.
– А Анна?
– Анна – медсестра. Она знает, на что можно надеяться.
– Доктор, что вы будете делать сейчас?
– Надо справиться с некоторыми трудностями. Кеплер, если говорить откровенно, я даже не надеялся дойти до этой стадии. Мне казалось, что я принимаю желаемое за действительное. Но мы своего добились, а теперь должны приступить к делу. Сначала вы полежите еще некоторое время. Нам с доктором Душиньской и отцом Вайдой придется найти способ, как распространить нашу «эпидемию».
Пока Ян Шукальский говорил, отец Вайда внимательно слушал его. Они находились здесь, внизу, уже час и почти привыкли к затхлому воздуху. Но священника что-то беспокоило. Ему очень не хотелось говорить об этом, но он понимал, что молчать нельзя.
– Мы не можем вернуть этого мальчика в руки нацистов.
Священник не удивился, когда Шукальский сказал:
– Да, я уже думал об этом.
– Ян, мы с вами знаем, что, если он покинет Зофию, выйдет из-под нашего контроля, нас точно разоблачат. Быть может, он им ничего не расскажет. Возможно, он будет хранить этот секрет. Но мы оба знаем, что Кеплера мучают кошмары и он разговаривает во сне. Представьте, что он вернется в Аушвиц или туда, куда его пошлют…
Ян кивнул.
– Пиотр, я уже говорил, что подумал об этом. Если мы хотим осуществить наш план, то ему нельзя дать уехать из Зофии. Ни за что! – Он колебался мгновение, затем его голос окреп и зазвучал твердо. – Теперь, когда я понял, что моя вакцина может спасти жителей Зофии от нацистских лагерей смерти, меня ничто не остановит.
Ян Шукальский стоял перед образом Святой Девы, глядевшей вниз из ниши между камином и окном. Пока примитивная, суеверная часть мозга обращалась за помощью к Божьей Матери, его рациональная, прагматичная часть искала утешения в писаниях и интеллекте героя страны Адама Мицкевича. Слова поэта заполнили его сознание и подействовали так, как никакая обычная молитва не могла подействовать. «Теперь моя душа воплотилась в мою страну…»
Доктор взглянул на двух человек, сидевших за столом напротив. Его сердце переполнилось благодарностью к ним. В столь поздний час им не без труда удалось прийти сюда. С этими людьми его объединяет чувство товарищества, особые узы, которые странным образом сблизили его с ним и больше, чем с кем-либо за всю жизнь. Шукальский понял, что даже Катарина, его нежная и идеальная жена, которую он всегда преданно любил, не входила в этот круг. Ян начал думать, что он сильно недооценивал свою ассистентку. Впервые за год, в течение которого они работали вместе, он не только восторгался ею, но и чувствовал, что никогда не захочет расстаться с ней.
