Вид из окна - Козлов Сергей Сергеевич (читать книги txt) 📗
— Ясно.
Когда Клавдия Васильевна была уже на пороге, Вера остановила её неожиданным вопросом:
— Клавдия Васильевна, если б вам пришлось выбирать: любовь или деньги, что бы вы выбрали?
Секретарша замерла, не в силах осознать серьёзность и глубину вопроса, а главное — его своевременность. Но постепенно лёгкий испуг на её лице сменился грустью.
— Вера Сергеевна, мне проще, у меня ни того, ни другого никогда не было, — напомнила она. — Но если б выбор был, я, конечно же, выбрала бы любовь. Может, это и неправильно, просто потому, что я не ощущала веса денег, но когда тебе далеко за сорок, а ты одна… Вам-то, Верочка Сергеевна, грех жаловаться, с вашими внешними данными вы мужиков можете поротно строить.
— Мне не надо поротно, мне, как и всем нормальным бабам, надо одного, настоящего и любящего, — призналась ей в ответ Вера. — Богатые тоже плачут, Клавдия Васильевна, хоть это и банально. А я богатой стала благодаря двум свидетельствам: свидетельству о браке и свидетельству о смерти. Какой-нибудь дурочке, ахающей над гламурными журналами, моя судьба покажется счастливым лотерейным билетом. А мне… Мне кажется, я потеряла всё в обмен на бизнес…
— Вы изменились за эти дни. Очень заметно.
— Нет, Клавдия Васильевна, я просто вспомнила, какой я была. Может быть, какая я есть.
— Я тебе скажу, какая ты есть! — в кабинет без приглашения, бесцеремонно потеснив Клавдию Васильевну, ввалилась Лена Солянова.
Вера только покачала головой.
— Ты даже не пригласила меня на похороны! — продолжала атаку подруга.
— Похороны — не свадьба, чтобы на них приглашать. Могла и сама прилететь.
— Да я вчера только узнала! Хромову дозвонилась. Твой-то мобильник мёртвый. Как он умер? Что произошло?
— Да никто толком не знает. Сердечный приступ в подъезде…
— По его сердцу можно было Куранты сверять… А ты, подруга, и на свадьбу не пригласишь. Я ей, понимаешь, мужика нашла, а она теперь меня по боку!
— Лена, кончай трындить… Я ещё сама ничего не знаю. Да и говоришь ты так, будто у меня в одном месте так чесалось, что без мужика — ну никуда.
— Тем более, я тебе не просто мужика нашла, человека! — со значением подчеркнула Солянова.
— Век не забуду, — отмахнулась Зарайская.
— Ладно, Вер, ну скажи, что у вас складывается?
— Ничего. Он пишет, я вот тоже на работу вышла. Правда, такое ощущение, что не на свою. Плюс к тому — охота на Хромова, какая-то несуразная, нелепая смерть Михаила Ивановича, странный запой Словцова…
— Он всё-таки алкоголик! Витя так и сказал мне: если мужик не пьёт, значит, алкаш. Но это не значит, что плохой мужик.
— Да запой странный, он также резко остановился, как и начал. Я даже не заметила, пил ли он на поминках, а теперь снова отказывается, нос воротит, будто не пил никогда.
— Вера, а самое-то главное!? Ну?
— Лена, у тебя самое главное — постель? Стихи он читает в постели, устраивает?
— Круто! До, во время или после?
— Вместо!
— Зарайская, ты меня не дразни! Я про любовь, а ты мне про фигалогию. Скажи просто, тебе с ним хорошо?
— Да, мне с ним хорошо. Довольна?
— А мне-то чё довольной быть, я с ним не пробовала.
— Я щас Виктору позвоню, настучу про твой нездоровый интерес.
— Мама, я лётчика люблю, — пропела-хихикнула Солянова. — Звони, может, хоть приревнует для разнообразия.
— Лен, а теперь сосредоточься, и ответь мне, как подруга, только очень серьёзно. Без ерничанья твоего вечного.
— Ну? — максимально настроилась Лена, выдавливая на лицо серьёзность.
— Я хочу всё бросить, весь этот холдинг долбанный, всю эту возню вокруг бесконечного деланья денег: товар — деньги — товар штрих…
— И что? В шалаш?
— Ну не совсем, но куда-нибудь, где потише и поскромнее… Понимаешь, я точно знаю, мне всё равно придётся выбирать, либо деньги, либо он.
— А ты уверена, что он — это навсегда?
— Сейчас это не имеет значения. Дело в том, что после встречи с Павлом поменялось что-то внутри меня. Как если б у планеты в одночасье поменялись полюса…
— Верка — ты больна!
— Согласна. Если любовь можно считать формой заболевания. Лен, я полюбила, может, в первый раз в жизни.
— А он — во второй? — с сомнением сказала Солянова.
— Да пойми ты, это неважно! Я люблю — и этого достаточно.
Лена смотрела на подругу с тревогой и восхищением.
— Вер, вот даже сейчас я тебе завидую! Вижу, соберись твой Словцов завтра на Марс, ты напросишься с ним. А меня Солянов даже на кукурузнике не смог уговорить полетать.
— Ну это потому что ты залетела ещё до этого, — улыбнулась Вера, — и тебе полёты в это время были противопоказаны.
— Точно, я даже на солёные огурцы смотреть не могла…
— Вера Сергеевна, Дмитрий Александрович на линии! — сообщил селектор голосом Клавдии Васильевны.
Вера рванула телефонную трубку к уху, взглядом давая Елене понять: не мешай, молчи.
— Слушаю тебя, Вера Сергеевна? — мягким баритоном пропела трубка.
— Здравствуй, Дима, как твои дела?
— Великолепно, спасибо. Пока ещё не у прокурора. У тебя как?
— По-разному… Найдёшь для меня полчаса?
— Для тебя — хоть вечность. Давай завтра, часиков в одиннадцать, устроит?
— Устроит. Спасибо.
— Да не за что. Жду тебя.
— До свидания.
— Ага. До свидания.
Вера положила трубку и долго смотрела на неё, словно таким образом можно было передать мысли, или наоборот заранее считать ответ на интересующий вопрос.
— Вер, по тебе вижу, что ты что-то задумала.
— А ты не видь, пожалуйста, живи, как обычно, очень тебя прошу. Это важно, Лен. Ладно?
— Вер, да я ради тебя могу год с дурацкой улыбкой на лице ходить!
— Вот и походи пару недель, хорошо?
— Хорошо. Но если вздумаешь слить свой холдинг, меня не бросай?
— Лен, о чём ты?
5
Иногда всё хочется остановить. Именно остановить. Начать, наверное, нужно с планеты. Фига ли она так безотчётно крутится? День-ночь, день-ночь, месяц-год, жизнь-смерть… И где тот Фауст, который должен прокричать: остановись мгновение, ты прекрасно!? Ибо «свистят они, как пули у виска»…
Когда Павел садился писать, неожиданный восторг творчества мог резко смениться необъяснимым раздражением на всё. Даже на вращение Земли. Но сейчас он хотел остановить время не столько из-за пробуксовки сюжетных линий романа, сколько из-за неопределённости в отношении самого себя. Он спускался вниз, садился перед плазменным экраном телевизора и смотрел, как наступает Апокалипсис. Земля и без Словцова вращалась как-то не так. В Европе уже в конце марта стояла аномальная жара, то тут, то там происходили наводнения, по всему свету просыпались вулканы, на побережья обрушивались цунами, по Америке очередью шли торнадо. И все сюжеты о природных катаклизмах тут же сменялись бреднями об экономическом развитии, удвоении ВВП, расширении ВТО, саммитах большой восьмёрки, расширении ЕЭС и НАТО на восток… Словом, прогресс не замечал своих убийственных шагов по планете.
Лиза присела рядом на диван и также обречённо посмотрела на экран.
— Конец Света? — спросила она, читая его состояние.
— Похоже, — отвечал Павел.
— Вот наступит Конец Света, а у меня так и не было счастья. Я одна. Скажи мне, Павел Сергеевич, в чём такая разница между мной и Верой?
— Лиза, ты прекрасна, как безупречная конфетка. И тебя хочется съесть всю и сразу. А Вера? Когда находишься рядом с Верой, конфеток не хочется. А хочется просто быть рядом с ней.
— И как стать такой, как она? Что ещё нужно? Изнутри светиться?
— Не знаю, это внутреннее. Чисто женское. Метафизика. Исследованию и объяснению не поддаётся.
— Всё правильно, как посмотрит на меня мужик, я сразу вижу — трахнуть хочет, аж из штанов выпрыгивает. Но потом у него рожа, будто он шоколада объелся, а ему ещё чего-то должна.
— Лиза, не бери в голову. Всё у тебя будет. Просто ты всю жизнь охотилась за богатыми принцами, а богатые принцами последнее время не бывают. Так, торгаши, бандиты, аферисты… Чего ж ты от них хочешь? Ведь ты бы не пошла замуж за нищего студента, который сочинял бы тебе стихи?
