И шарик вернется… - Метлицкая Мария (читать книги регистрация .TXT) 📗

Таня соглашалась. Понимала, что все разговоры бессмысленны. У каждого своя жизнь. В этом он прав, и она как жена ему совершенно бесполезна. Это надо признать.

Однажды он не пришел ночевать. Таня сходила с ума и обзванивала морги и больницы. Он позвонил на следующий день и сказал, что улетел в Сочи. На три дня. Просто развеяться.

– Ты один? — глухо спросила Таня.

– С друзьями, — ответил он. — С людьми, которые меня понимают.

Из трубки доносился женский смех.

– Привет друзьям, — сказала Таня.

Кирюшка сидел в манеже и испуганно смотрел на нее. Она взяла его на руки и крепко прижала к себе. Сынок расплакался.

– Ничего, — бормотала Таня. — Ничего, все у нас с тобой будет хорошо. Замечательно будет. Это я тебе обещаю.

Сын, посмотрев на нее, замолчал, и она тогда осознала, что он ее понимает. Смешно? Да нет. Понимать он будет ее всегда. Впрочем, как и она его. Чувствовать — за минуту — звонок от него. Сердцем чуять — даже если он пытается скрыть, — что у его проблемы. Разруливать все вместе — и ее беды, и его. Делиться всем. Ну, или почти всем. Почти — потому, что жалели друг друга. Верить друг другу — безоговорочно. Принимать такими, как есть.

Такое вот счастье. Только бы он был здоров!

Таня уложила сына спать и начала собирать вещи. Позвонила Женьке и попросила помочь. Сестра приехала через полчаса. Поймали такси.

Семейная жизнь закончилась.

Маму вытащила врач-гомеопат, после того как были перепробованы все возможные средства и способы. Гениальная тетка!

Строжайшая диета. Капли, травы, шарики — белые и сладкие, как сахар. Таня шевелила губами и отсчитывала их. Была важна доза — нельзя было просчитаться. Мама была еще очень слаба, но уже просила посадить Кирюшку на свою кровать. Читала ему книги. Через два месяца Таня вывела ее во двор. Бабушка словно очнулась и принялась готовить обеды, печь пироги. «Спасибо, господи! Как жаль, что я не знаю молитв», — думала Таня и разговаривала с Богом на своем языке. Мама потихоньку, еле-еле, но выползала из своей страшной болезни.

Вадим почти не появлялся. Иногда на час брал сына погулять. Они с Таней развелись, и почему-то стало легче. Таня устроилась в детский сад воспитательницей, конечно, в одну группу с Кирюшкой, иначе — никакого смысла.

Верка

Верка родила дочку, назвала в честь мамы. Девочка сразу, с первого дня, образовалась в красотку. Все в роддоме ходили на нее смотреть: синие глаза в пол-лица, черные кудри. Изящная, как маленькая балерина, — никаких младенческих перевязок на ручках и ножках, все точеное, идеальных форм. Словно, не грудной ребенок, а крошечная фарфоровая куколка.

Эммочка кудахтала над ней, как курица. Позвонил Гарри и сдержанно поздравил Верку с дочкой. Та сказала «спасибо» и положила трубку. Гарри выслал крупную сумму денег. Верка брать не хотела, но Эммочка ее уговорила:

– Это же не тебе, а внучке.

Деньги и вправду были очень нужны. Сколько малышке всего надо! Звонили Лялька и Таня, кричали в трубку и поздравляли. Лялька собиралась приехать помочь, Верка ее еле отговорила. А через неделю получила огромную посылку — ползунки, кофточки, шапочки, комбинезон. Все — сказочное и необыкновенное, конечно, из валютки.

А через два месяца Верка собралась в Потьму. На Эммочку дочку было оставлять страшновато, и она позвонила Тане. Таня приехала, Кирюшка остался с Женькой.

Верка показывала Вовке фотографии дочки. Он не отрываясь смотрел на них и плакал. Три дня в холодной казенной комнате опять были раем и абсолютным счастьем.

Верка лежала на Вовкиной груди и шептала:

– Господи! И за что мне такое счастье!

Вовка, закинув одну руку за голову, курил и повторял:

– Какая же ты, Верка, дура!

А она зарывалась ему под мышку и тихо смеялась. Он гасил бычок в консервной банке, стоящей на подоконнике позади кровати, и крепко обнимал ее. «А мне-то за что?» — думал он и не находил ответа. Ему-то точно не за что.

Лялька

Срок командировки Этьена подходил к концу, Лялька собирала вещи. Конечно, в Париж хотелось. Но расставаться с друзьями, отцом, мамой и даже — с Москвой… Странно устроен человек! Ведь она так мечтала уехать! Да и едет не поломойкой в эмигрантские бараки, а женой обеспеченного человека, хозяйкой квартиры в шестнадцатом округе: две спальни, два туалета, кабинет, гостиная, кухня.

О деньгах заботиться не надо. На работу спешить тоже — если только для удовольствия, говорил муж.

Господи! Париж! Неужели это все — с ней? Конечно, поверить в это было невообразимо трудно. Немного нервничала, как ее примет семья мужа. Понимала, как там относятся к женам из Советского Союза.

«Но, по большому счету, все это ерунда, — уговаривала себя она. — Примут, куда денутся! Такую умницу и красавицу!»

Таня сказала, что провожать не поедет — слишком тяжело, нервы на пределе. Лялька не обиделась — поняла. Встретились на Горького, посидели, как раньше, в «Московском». Выпили бутылку вина, съели по мороженому. Поплакали, посмеялись, спустились в метро. Им надо было в разные стороны.

– Пиши, — попросила Таня.

Лялька кивнула. Они обнялись, Таня резко отвернулась и пошла к поезду. Поезд подъехал. Она обернулась. Лялька стояла на месте и смотрела ей вслед.

Светик

У Светика все наладилось. Грех жаловаться — дай бог каждому такую жизнь!

В любовниках у нее ходил теперь один чиновник далеко не среднего масштаба. Приезжал два раза в неделю — больше и не надо, оставлял в спальне на тумбочке деньги. Его водитель привозил полные сумки продуктов.

Светик ни в чем не нуждалась. Райская жизнь! Через полгода подарил ей машину — «Жигули»-«шестерку» бежевого цвета. Светик оказалась лихим и способным водителем. Рассекала по Москве — гаишники салютовали.

Встретилась с Жанкой — так, интересно посмотреть. Пошли в «Националь». Светик угощала. Жанку узнала не сразу — потертая какая-то, прибитая. Старая дубленка — еще с тех времен, — стоптанные сапоги, отросшие волосы, руки без маникюра.

Жанка жадно ела и много пила. Торопливо рассказывала, что живет с одним фарцовщиком, молодым и красивым. Он, правда, жаден как черт и погулять и выпить не дурак, но она все прощает, потому что любит до смерти.

– «До смерти»? — ухмыльнулась Светик. — А это как?

Жанка откинулась на стуле и с сожалением посмотрела на Светика.

– Не понимаешь? — усмехнулась она. — Тогда мне тебя искренне жаль.

– Вот как? — удивилась Светик. И жестко добавила: — Себя пожалей. Жрешь как свинья и на чучело похожа.

Жанка, казалось, не обиделась. Закурила и спокойно сказала:

– Если кого и жалеть, то, по-моему, тебя.

Светик встала, бросила на стол деньги и пошла к выходу. Жанка посмотрела на оставленные бывшей подругой деньги и заказала кофе. Светик села в машину и завела двигатель.

«Идиотка, — подумала она. — Ей ли меня учить! Дура убогая! Просто от зависти дохнет». Светик лихо выехала на проезжую часть и решила поехать на Таганку, в «Березку». Купить, например, новые сапоги или пальто. Все равно — лишь бы себя порадовать. А возможности на это у нее были.

Она громко включила магнитофон, приоткрыла окно и закурила.

– Все хорошо, — сказала она вслух. — Все просто прекрасно. Скоро весна. А потом — лето. И Сочи. Или Пицунда. Море и солнце.

И она почему-то разревелась.

Зоя

Диссертация шла успешно, защита готовилась через месяц. Замглавврача института по лечебной части уезжала с мужем за границу. Поползли слухи, что готовится замена. Непонятно — из своих или из пришлых. Потом заговорили, что кандидата два — один молодой ординатор, талантливый, но неопытный и к тому же резковатый, не очень умеющий ладить с людьми. А второй — Зоя сразу не поверила — ее любовник. Шептались, что лучше бы он — человек в возрасте, опытный, хорошего, мягкого нрава, неконфликтный и справедливый.