Селена, дочь Клеопатры - Шандернагор Франсуаза (книги полные версии бесплатно без регистрации txt, fb2) 📗
Так был решен вопрос об условности римского брака и о защите Октавии. На нарушение тайны своего завещания он ответил письмом, которого Клеопатра ждала целых девять лет: «Собирай свои вещи».
«Собирай свои вещи», – написал он своей римской супруге, которая тотчас же покинула дворец вместе с шестью детьми.
Клеопатра была удовлетворена. Цезарион тоже. Только по другим причинам: из завещания он узнал, что Антоний не собирался его устранять, поскольку предполагал, что умрет раньше Цезариона, и в данном документе подтвердил его власть над Египтом и право на управление Римом. Неужели муж его матери отдавал ему собственную жизнь? А не своим детям?
Сначала мальчик удивился, затем испытал чувство облегчения, которое, в свою очередь, вызвало у него недоумение. Неужели в глубине души он все-таки хотел убить своих братьев? Он решил навестить трех «младшеньких», и это было как раз в тот день, когда он попытался убедить Селену открыть глаза на красоту окружающего мира.
– Скажи, – за ужином обратился к нему Антилл, – ты серьезно думаешь жениться на моей сестре?
– Серьезно, – ответил Цезарион. – Я в самом деле на ней женюсь.
– Заметь, она ведь в некотором роде необычная. Не глупая, просто слегка чудаковатая. Для царицы это допустимо… Но для женщины!
Антилл хвастал тем, что в свои четырнадцать лет уже переспал с двумя служанками, что было вполне возможно. А Цезарион, хоть и был старше, еще ни с кем не «спал». Мало того, когда начинали заговаривать о подобных вещах, он покрывался густым румянцем и после этого два дня ходил сердитым. Он резко ответил:
– Конечно, она еще девчонка. И женюсь я на ней не раньше чем через пять или шесть лет… Если к тому времени буду жив!
– В каком смысле? Неужто ты решил покончить жизнь самоубийством?
– Антилл, не притворяйся дурачком: история с завещанием, развод твоего отца, последняя речь Октавиана – ведь это война! Это тебе не стычка в Армении. Война с Римом!
– И что? Думаешь, мой отец не способен ее выиграть? Человек, который командует всей Азией!..
«Из-за завещания или нет, но война неизбежна, – уверяла Клеопатра в последнем письме из Самоса. – Мы можем только тянуть время». И Рим в самом деле объявил войну, но не Антонию, а правительнице Египта.
– Гражданское противостояние неминуемо, – заявил Октавиан в Сенате. – Римляне, я, как и вы, не переношу эти братоубийственные войны, уничтожившие столько наших семей! Речь идет о последнем сражении против монархии!
– Лицемер до мозга костей! – заключила Царица, чей словарный запас все больше пополнялся солдафонскими словечками.
Именно тогда войска восточной армии ушли из Самоса в Афины, затем из Афин в Патрас, а из Патраса в Акциум, вверх к Балканам.
Поначалу Цезариона ставили в известность регулярно. На борту кораблей с продовольствием, курсирующих между Египтом и Грецией, мать отправляла гонцов, которые обо всем ему сообщали. Чаще всего это были отличные новости. То есть официальные: эти люди выполняли свою задачу… Однако поскольку читать между строк было сложнее, чем выведать правду у нарочного, Цезариону удавалось составить себе некоторое представление о ситуации.
Чтобы не вызывать подозрений, он расспрашивал посыльных о своей матери, о здоровье то одних, то других и как бы невзначай бросал вопрос:
– А такой-то как поживает?
– Очень хорошо, господин, он устроил большой пир для афинской молодежи.
– А тот, другой?
– В последнее время он больше не участвует в собраниях штаба. Он болен…
– Стало быть, в армии эпидемия?
– О да, господин! Многие страдают лихорадкой.
На протяжении нескольких месяцев, употребляя все имена, которые смог вспомнить, Цезарион узнал о болезнях, косящих ряды солдат, и, хуже того, о целой серии измен:
– А Силаний?
– Сбежал, господин. Этот трус перешел к врагу!
– А Геминий?
– Вернулся в Рим. Он заявил, что окружение императора слишком много пьет. Как будто бокал вина может причинить вред хорошему солдату! В особенности когда вода пахнет гнилью, как в этом местечке!
Многие римляне из армии Антония дезертировали. И с весны Цезарион ясно видел, словно сам там находился, как цари-союзники один за другим отказывались от дальнейших действий: одни были преданы, другие убиты, заняв непригодные для обороны позиции, третьи сочли за возможное сменить поле боя.
– А Богуд, царь Мавретании? Как ведет себя Богуд?
– Он больше никак себя не ведет, мой господин, он мертв. Вражеский адмирал смог взять его в плен.
– А Аминтас, царь Галатии?
– О, не говори мне о нем! Улучив момент, когда император атаковал укрепления Октавиана, он смылся со всеми своими лучниками! Прихватив заодно и царя Пафлагонии! Люди, всем обязанные нашему императору, который сделал их царями! Но они нам и не нужны: эти азиаты – все до одного – никудышные солдаты…
– А скажи мне, как наш бравый Таркондимон, суверен Верхней Силиции?
– Убит в бою, господин. Стоя во главе своей кавалерии, он сражался с кавалерией Октавиана. А знаешь ли ты, кто теперь командует октавианской кавалерией? Марк Тиций, один из наших перебежчиков, племянник этого мерзавца Планка!
Это была странная война: армии стояли друг напротив друга, укрепляли свои позиции за крепостными стенами или в глубине залива и проводили только непродолжительные вялые стычки, пребывая в непрерывном ожидании.
Бесспорным было одно: люди очень страдали. По крайней мере пехота Антония, которая, по всей видимости, стояла неподалеку от лагуны с вредными для здоровья миазмами. А с наступлением лета возрастал риск того, что ситуация ухудшится еще больше. Боевой дух войск? Его почти не осталось. В штабе дышали зловонным воздухом, но это объяснялось не только соседством с лагуной:
– А что Ямблик? Ты не приносил мне известий о принце Ямблике из династии Эмес.
– Император отрубил ему голову. Оказалось, что он собирался предать его… Ямблика казнили одновременно с сенатором Квинтом Постумием. Говорят, что они были в сговоре.
В следующий раз, когда корабли и вестники уже стали редкостью (как и где на них нападали?), Цезарион спросил:
– Мне бы очень хотелось узнать, друг мой, что стало со стариком Главком, врачом матери?
– Умер, мой господин.
– Умер? Но от чего?
– Э-э… От казни, – смущенно проговорился солдат.
Цезарион тотчас же догадался, что речь шла о заговоре: Главк посоветовал римлянам бежать, поскольку его хозяйка угрожала их убить; он говорил, что Царица дала ему задание приготовить яд для всех, кто противился ее воле. Вот почему даже Делий, постоянный легат Антония и один из самых давних друзей их четы, стал отказываться от еды.
– И тогда твоя выдающаяся мать пришла в ярость и приказала убить коварного врача.
Казалось, что гонец верил в историю, которую рассказывал. Конечно, это было сумасбродством! Но Цезариону подобные сумасбродства говорили о многом, особенно об атмосфере, царящей в Акциуме… Он беспокоился. В первую очередь о здоровье матери.
– Она ест и пьет как обычно, – заверил его последний вестник, которому удалось проскользнуть. – Она повсюду следует за императором и просила сообщить тебе, что сделала себе противомоскитную сетку.
Противомоскитную сетку? А, в этом была вся она! Всегда прагматичная – и всегда оптимистка. Жаль, что нельзя спрятать под купол всю армию! Но даже если москиты Акциума наносили солдатам больше ран, чем вражеские стрелы, и вредили моральному духу армии, тем не менее они не были причиной его тревоги: сейчас его заботило снабжение армии продовольствием. Склады Александрии ломились от нильского зерна, ведь из-за нехватки кораблей его невозможно было отправлять; очевидно, армия Антония больше не контролировала морские пути. Что станет с войсками, находившимися в горах Эпира, на севере Греции, когда они почувствуют нехватку провианта? К тому же через месяц прекратится навигация! Как больные, голодные, измученные люди продержатся еще полгода в ухудшающейся с каждым днем ситуации? Они должны были наступать! Сейчас! Выйти из чащи. Убить или погибнуть. Но покончить с этим. Как можно скорее…
