Царское дело - Булыга Сергей Алексеевич (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
И вот теперь этот царь помирает. Маркел еще раз прислушался. Нет, в колокола пока не били. Уже, наверное, часа три прошло, как рассвело, но ни сам дядя Трофим, ни те, кто за ним приходили, пока что не возвращались. И, подумал Маркел, не вернутся до вечера, потому что это же какое дело не шутейное – на самого царя посметь сказать, что ему сегодня помереть! Вот же какой колдун отчаянный, одно слово – лопарь, лопари ничего не боятся, они же северный народ, к смерти привычные. Подумав так, Маркел встал с лавки и прошел к окну, открыл его и посмотрел во двор.
Двор был как двор, по нему ходили дворовые по своим разным делам. Как у всех! И тут же подумалось: нет, это не простой двор, очень даже не простой, а двор князя боярина Семена Михайловича Лобанова-Ростовского, и кто князя Семена не боится?! Все боятся, еще как! А что?! Ведь будь ты хоть кто, хоть, страшно сказать, Шуйский, хоть Мстиславский, хоть Захарьин, а князь Семен возьмет четверть листа, черкнет на нем, что надо, и пошлет с этим листом своих людей! И эти люди, придя, скажут: боярин князь Семен велел по государеву хотению явиться к нему в приказ! Прямо дверь, после направо, на второй этаж! И придут! И их там в железа! Вот так! Вот что такое Разбойный приказ! И Маркел в нем пусть почти что последняя сошка, а все же имеет силу! И, дальше ничего уже не думая, Маркел открыл дверь и вышел на помост.
Теперь перед ним был весь двор, двери везде были открыты, народ сновал туда-сюда, прямо напротив была колымажная, а чуть левее конюшня. Надо бы, сразу подумал Маркел, сходить туда, проверить Милку, но вдруг эти как раз вернутся, а его нет на месте? Тут и самому можно попасть на виску!
И Маркел никуда не пошел, а только подумал, щурясь на ярком солнце, что какая сегодня жарища, этак в три дня все растает, как ему тогда ехать обратно, он же на санях, где брать колеса, а, главное, деньги на них…
И, вдруг услышав сбоку шорох, Маркел обернулся и увидел, что это из соседней двери, из второй, вышла меленькая девочка, лет не больше семи, и теперь тоже стоит на помосте и смотрит на двор. А Маркела она будто бы не замечает.
– Эй, стрекоза, – сказал Маркел. – Ты кто такая?
Девочка посмотрела на него очень презрительно и также презрительно сказала:
– Всю ночь вчера орали! Не давали спать!
– Кто, мы? – спросил Маркел. – Мы с дядей Трофимом орали?
– Дядя Трофим больше молчал, – сказала девочка. – А это все больше ты! Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!
Маркелу стало обидно, он только было открыл рот…
Но тут опять распахнулась та дверь и на помост вышла… Ух, только подумал Маркел, какая же это красавица! Просто царица! А что! Высокая, чернобровая, статная, в собольей душегрее женщина плавно подошла к перилам, быстро посмотрела на Маркела – как будто огнем обожгла! – и тут же опять обернулась на двор и вылила туда, на снег, ведро помоев.
– А! – громко сказал Маркел.
Та женщина вновь повернулась к нему и строго спросила:
– Чего пялишься?!
– Я… Это… – промямлил Маркел.
Женщина нахмурилась, развернулась и ушла к себе. Маркел немного погодя спросил у девочки:
– Кто это такая?
– Моя матушка.
– А где твой батюшка?
– На войне убитый.
– А… – начал было говорить Маркел.
Но тут опять вышла та женщина, резко взяла девочку за руку и увела ее. Маркел, оставшись один на помосте, стоял, упершись руками в перила, смотрел по сторонам, но больше всего на соседнюю дверь и то и дело негромко вздыхал. Так прошло, может, с полчаса, но ни та женщина, ни ее дочь больше от себя не выходили.
Зато вдруг пришел дядя Трофим. Маркел еще издалека заметил, что дядя Трофим очень сердит, и не стал дожидаться его, а сразу вернулся в дом и сел за стол. Стол был не прибран. Маркел подобрал рукав и начал сдвигать все это к краю. Раскрылась дверь, вошел дядя Трофим и сразу, с порога, сказал:
– Так и сидим! Ага! Больше заняться нечем!
– Так мне же было велено, чтобы никуда не выходил, – сказал Маркел.
– А на крыльце чего торчал?
Маркел ничего не ответил. Дядя Трофим снял шапку и бросил ее на стол, на свободное место. После и сам сел на лавку.
– Как дела? – спросил Маркел. – Как там твой лопарь?
– Мой! – в сердцах сказал дядя Трофим. – Да чтобы его черти разорвали! Мы его подняли, и я спрашиваю: ну, что, баранья твоя голова, Кириллов день настал, а государь живой. И знаешь, что он на это ответил? Что день еще не кончился. И что мне князю Семену говорить? Повторять эти слова? Так он мне живо голову открутит!
Маркел выжидающе молчал. Дядя Трофим немного погодя продолжил:
– Вот так! Мне голову сразу долой. А лопаря не трожь! Повисел на виске и спустили. И водицы ему поднесли. И личико чистой тряпицей утерли, чтобы не сомлел. Скотина!
– Чего вы с ним так возитесь? – спросил Маркел.
– Га! Возитесь! – сердито повторил дядя Трофим. – Я бы ему повозился! Да я бы только кивнул, Ефрем взял бы кнут и его в три удара пополам рассек бы. Но не велено.
– Почему?
Дядя Трофим молчал. Маркел спросил:
– Может, по маленькой?
– Иди ты со своей маленькой! – грозно вскричал дядя Трофим и опять замолчал. После взял со стола кусок хлеба, начал его грызть… И отложил, и начал очень сердито, но и негромко рассказывать: – Все это от Федьки Ададурова пошло. Когда государю стало совсем худо, это как раз на Водосвятие, Федька Ададуров говорит (у них там, наверху): я вот тоже помирал, когда был в Олонце, и одна добрая баба сказала: надо ему (это мне) пригласить лопаря, есть, мол, тут у них один очень сильный ведун, из лопарей, Уйме Пойме зовется, и он многих лечит. А у меня, говорит Федька, тогда кровь горлом шла. И вот пришел этот лопарь и сперва начал плясать, бить в бубен, а после подсел ко мне, вырвал у себя из бороденки один волосок, дал его мне и говорит (это Федька говорит): пощекочи им у себя в ноздре. Федька и пощекотал. И сразу вдруг стал крепкий, здоровый и одарил того лопаря всяко, и лопарь уехал. А Федька и сейчас румяный, годовалого бычка за рога берет и себе на спину набрасывает. Вот! И Федьке сразу сказали: нам этот лопарь сгодится. Федька тогда к князю Семену. А князь Семен ко мне. И я поехал. За Ладогу, за Олонец, в Соломенский погост и собирался ехать еще дальше, когда мне вдруг говорят: а этот твой лопарь вчера вдруг сам сюда приехал, вон его олени, говорит, ему здесь нужно быть. Почуял, значит! Ладно. И я тогда сразу к нему. Так, мол, и так, говорю, такое дело, лопарь, государь тебя озолотит. А он посмотрел на меня, вот так носом понюхал и отвечает: нет, не поеду, смертью от тебя воняет, твой государь скоро помрет, и нет таких трав, нет таких заговоров, чтобы его спасти. Э, говорю, так ты бунтовать, лопарь! И череном ему вот так, прямо в лоб! И он кувырк на снег. А я нашим людям велел, а были со мной тогда люди, и мы повезли его сюда. Так он и здесь за свое: ваш государь помрет, нет таких трав, нет… Тьфу! И чего мы с ним только не делали, а он стоит на своем и не лечит. Мы говорим ему: дурень, царь тебе все отдаст! Три мешка золота! Пятьсот оленей! Две бочки зеленого вина! И Ададуров еще говорит…
Тут дядя Трофим не удержался, хмыкнул и сказал:
– А Ададурову всего страшнее. Государь же сказал, что лопаря он на костре сожжет, а Ададурова посадит на кол. И смажет кол свиным салом. Трясется Ададуров, высох весь, поседел… Но от судьбы не уйти!
– И что теперь будет дальше? – спросил Маркел.
– А ничего, – недобрым голосом ответил дядя Трофим. – Если государь сегодня не помрет, то завтра лопаря сожгут. Там уже и дрова сложены, и столб вкопали, я видел. А про Ададурова не знаю. Его, может, и помилуют. Государь же у нас вон какой – бывает милостив. Вот вдруг засмеется и скажет: ладно, Федька (это Ададурову), Бог с тобой, живи. А вот тебе, – и пальцем на меня укажет, – а вот тебе теперь ответ держать, почему такого лопаря привез, может, он не тот лопарь, которого мы ждали, а может, ты того на этого в дороге подменил! И спросит у Федьки: тот это? И Федька со страху скажет: не тот! И государь прикажет меня на кол. И меня посадят. А он к тебе повернется и спросит: а это еще кто такой? А это его племянник, ему ответят, они всегда вместе выпивали. Ну, тогда, скажет царь, и на кол их тоже рядом. И так и будет, прости Господи…