Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века - Реньё Люсьен (версия книг .TXT) 📗

Нитрия, Келлии, Скит

В то время, когда Антоний взошел на свою гору, то есть около 313 года, одного богатого юношу, сироту, жившего где?то в Дельте, принуждал к вступлению в брак его собственный дядя. В брачную ночь этот юноша предложил своей супруге посвятить Господу свое целомудрие, она согласилась, и они прожили вместе под одной крышей восемнадцать лет, будучи абсолютными девственниками. Наконец, по настоянию своей жены, Амун (так звали юношу) ушел в пустыню, где выстроил себе келью, недалеко от современной деревни Эль–Барнудж, примерно в пятнадцати километрах к юго–западу от Даманхура [16]. Это и было началом знаменитой «Нитрийской пустыни», где вскоре по соседству с Амуном собралось множество монахов, так что очень быстро это место оказалось перенаселенным. Тем, кто желал большего уединения, Амун, по совету Антония, устроил новые кельи в 18 или 19 километрах от Нитрии [17]. Так родилась «пустыня Келлий», теперь хорошо известная благодаря раскопкам, уже 25 лет осуществляемым французскими и швейцарскими археологами [18].

В этом районе пустыня поднимается над уровнем моря всего на несколько метров. Если двигаться к югу, то ее высота увеличивается и достигает 50–60 метров. Примерно в пятнадцати километрах от Келлий мы наталкиваемся на большую впадину, составляющую где?то 30 километров в длину и 6–7 километров в ширину, дно которой находится ниже уровня моря и образует озеро. Благодаря ему она и получила свое название — Вади–Натрун, из?за селитры («нитрии»), которую там добывали еще в древности. Именно здесь расположена «пустыня Скита», где около 330 года поселился Макарий Египетский. Он хорошо знал это место, поскольку, будучи погонщиком верблюдов, заходил туда за селитрой. Став аскетом и клириком, Макарий жил по соседству со своей деревней, а затем удалился в эту пустыню, желая избежать тщеславия [19]. Очень быстро Скит стал процветающим центром отшельнической жизни, где подвизались самые известные египетские Отцы.

Решительный шаг

В трех призваниях свыше — Антония Великого, Амуна Нитрийского и Макария Египетского (или Великого) — мы видим один и тот же постепенный уход из мира, который приводит к созданию посреди пустыни очагов монашеской жизни. Но решительный шаг состоял в том, чтобы заставить себя покинуть «ближнюю» или «внешнюю пустыню» (край пустыни, как мы бы сейчас сказали) и переселиться в «великую пустыню», в текстах источников называемую также «дальней» или «внутренней пустыней», «глубиной пустыни» или «сугубой пустыней». Вот то основополагающее событие, которое происходит в монашеской среде Египта в начале IV века. Это не простое происшествие или обычное событие, но то, что можно назвать подлинной эпопеей, из?за его героического характера и громадной важности. Ведь мы уже говорили о том отвращении, которое египтяне испытывали к пустыне, и понимаем, что нужен был поистине мощный мотив, чтобы привлечь их в эти безводные и безжизненные места. И приходили они сюда не временно, а с твердым намерением провести здесь всю жизнь. В случае с Антонием Великим, как пишет его биограф, идти во «внутреннюю пустыню» ему посоветовал «голос свыше». Но небесная благодать пришла только после того, как Антоний решил изменить свою жизнь, поскольку он не смог «пребывать в уединении, как желал по своей воле», и опасался «превознестись тем, что Господь творит через него» [20]. Примерно тем же руководствовался и Макарий Великий, уходя жить в Скит.

Евангельское отречение как основной мотив жизни в пустыне

Историки уже перечислили все возможные причины, подходящие для объяснения этого бегства в пустыню: экономические, политические, социальные… Вполне возможно, что впоследствии эти причины и повлияли на решение некоторых христиан оставить мир. Но в случае с первыми великими подвижниками, о которых говорим мы, ничего, как кажется, не позволяет нам предполагать, что именно эти мотивы лежали в основе их решения полностью порвать с прежней жизнью. Причины, определившие их столь радикальное решение, могут быть только религиозными, как и те, что подтолкнули их к отказу от брака. Ведь примечательно, что Амун, Макарий и Антоний жили в целомудрии как аскеты еще до своего ухода в пустыню. Они покинули мир, чтобы лучше осуществить тот отказ от мирских благ, которого они так страстно желали. Антуан Гийомон убедительно показал, что смысловая эволюция слова «монах» хорошо отражает эволюцию понимания смысла евангельских отречений [21]. Означая сначала «один» в смысле «девственник», оно также выражало желание объединить свое сердце и свою жизнь, устранив все то, что рассеивает и разделяет, то есть все земное добро и человеческие заботы. Ну и наконец, возникает желание избавиться от суеты мира и посвятить себя всецело Богу. Это желание и подталкивает монаха к уединению в дальней пустыне. Когда анахорет живет вблизи от своей деревни, он рискует снова попасть под бремя различных забот, семейных или каких?нибудь других, соблазниться радостями мирской жизни и впасть в тщеславие. Антоний, удалившись на значительное расстояние от мира, осуществляет радикальный разрыв, подлинное и добровольное умерщвление. Как пишет Афанасий Александрийский, это происходит благодаря воспоминаниям о той любви, о которой свидетельствовал нам Бог, «Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас» (Рим. 8, 32) [22]. Если прямой призыв к жизни в пустыне и не присутствует в Евангелии, то он подразумевается там как самый подходящий путь для осуществления полностью учения Христа и подражания Христу: «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником… И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» [23] (Лк. 14, 33; Мф. 19, 29).

Христианский характер отшельничества

В Древнем мире, у язычников и иудеев, конечно же были примеры, сравнимые с христианским отшельничеством. Греческие философы, в особенности стоики, восхваляли идеал уединенной жизни, которая облегчает поиски мудрости. Ессеи, современные Христу иудейские аскеты, подвизались в районе Мертвого моря, ведя суровую и целомудренную жизнь и восхваляя Бога в своих молитвах. Благодаря Филону [24], мы знаем о существовании в тот же период времени в окрестностях Александрии общины «терапевтов», то есть служителей Бога, живших вдали от шума и деловой суеты и посвятивших себя созерцанию божественного [25]. Но нигде, кроме как у христианских отшельников, мы не увидим такого радикального разрыва с цивилизованным миром. И если есть что?либо совершенно новое и совершенно особенное в христианском монашестве, так это то, что исход в пустыню совершался не ради далекого и абстрактного Бога, но ради Бога, воплощенного во Христе, ради замысла, лучше всего отвечающего на ту безмерную любовь, которую нам засвидетельствовал Сам Бог, послав Своего Сына, ставшего, как и мы, человеком, пострадать и умереть ради нашего спасения. Без воплощения Христа уход монахов в пустыню не имеет никакого смысла, и в этом случае несколько человек никогда не смогли бы повести за собой тысячи христиан. Этот необычный демарш, это отделение от церковной общины должно было бы тогда рассматриваться как отступничество, какой?то странный перегиб, или даже извращение, но им почти сразу же стали любоваться, хвалить и превозносить его как верх добродетели и святости. Сам святой Афанасий, великий Александрийский архиепископ, пламенный защитник божественности Христа в спорах с арианами, являлся, наряду с этим, и ревностным защитником монашеской жизни. Написав и издав [26] Житие Антония, выдающийся богослов освятил своим авторитетом это необычное новшество. Он представил в своем герое не только образец для монахов, но хороший пример для всех христиан и свидетельство о вере, которое могло касаться и язычников. И вот вскоре все взоры были обращены к пустыням Египта, паломничества туда совершались с такой же ревностью, как и к святым местам Палестины, повсюду были слышны тысячи историй про Отцов–пустынников, их слова пересказывали с таким усердием, как будто распространяли само Евангелие. И здесь со стороны христиан мы видим не только канонизацию этих святых, но и внутреннее одобрение их образа жизни в том, чем он был изначально: удалившись в пустыню, они сделали его примером для других.