Мои мужчины (сборник) - Токарева Виктория Самойловна (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Вы и тут хорошо живете, и там хотите устроиться. Хитрый…
– К-конечно, – согласился Сергей Владимирович.
Я не догадывалась, что Михалков – человек верующий. Он верил в Бога, что не было принято среди членов партии.
Михалков был главным редактором сатирического киножурнала «Фитиль».
«Фитиль» – острый, смелый, злободневный. Михалков руководил им мастерски. Слушать его замечания было невероятно интересно. Он раздавал сюжеты направо и налево. Сыпал, как крупу птицам. За этим стояла щедрость таланта. Что беречь, еще придумается…
Я заметила, что люди с ограниченными способностями берегут свои задумки, прячут. И правильно, еще украдут. А где взять новый замысел?
В «Фитиле» работали редакторы. Я помню Валентина Полонского. Это был нежный человек, который тихо спивался.
Михалков побывал у него в гостях. Потом сказал мне с грустью:
– В полу щели, по ногам дует, с потолка каплет. Ну какую работу я могу с него спрашивать, если он живет в таких условиях… Прежде чем требовать, надо обеспечить человеку нормальную жизнь.
И дал Полонскому квартиру. Вернее, помог получить.
На киностудии обсуждался фильм «Первый учитель» по сценарию Чингиза Айтматова. Это первая работа в кино Андрея Кончаловского – старшего сына Сергея Михалкова.
Фильм замечательный, но время мутное, оттепель на исходе, непонятно, что ждать.
Михалков-отец поднимается и объявляет:
– Яблоко от яблони далеко падает.
Все смеются. Михалков-старший как бы отодвигает себя от сына. Старший известен как конформист, умеющий приспосабливаться к любой власти. Он не хочет бросать тень на своего прогрессивного сына. Но всем понятно, мне, во всяком случае: у яблони прекрасные корни и редкие плоды. Я говорю о родителях и детях. Просто отцу и детям досталось разное время.
Однажды я обратила внимание:
– У вас в семье у всех большие рты.
– Уд-добнее «ура» кричать, – объяснил Сергей Владимирович.
Он не скрывал цинизма. Цинизм в его время – единственное прибежище умного человека.
С волками жить – по-волчьи выть. Сергей Михалков взаимодействовал с волками по-волчьи, а с соловьями по-соловьиному. У всех был свой Михалков. Мой Сергей Михалков протянул мне руку помощи и помог выжить в большом городе. Кому я была нужна? Никому. Могла затеряться, как пуговица. Но он поместил меня во ВГИК, поставил на твердую почву, а дальше я уже сама.
Он подарил мне книгу с надписью: «Виктории Токаревой, которую я подтолкнул, и с тех пор она катится по наклонной плоскости вверх».
Это было именно так. Он меня подтолкнул, сдвинул с места, дал мне направление.
Однажды мы зашли в ресторан Центрального дома литераторов. К Сергею Владимировичу подскочил официант, принял заказ.
Я помню этот заказ: куриные потрошки и салат с ананасом. Меня поразило, что бывает такой салат с заморским фруктом.
Через короткое время официант принес заказ, и я, молодая и голодная, принялась уплетать за обе щеки. Внутри меня пела музыка, и я дирижировала себе вилкой, переполненная счастьем.
Михалков сидел откинувшись на стуле. Наблюдал.
– Ешь, ешь, – поощрял он. – У меня в семье все время диета.
Он соскучился по молодым проявлениям жизни. Жена, прекрасная Наталья Петровна, была старше на десять лет и, как все культурные люди, следила за своим здоровьем. А я ни за чем не следила. Просто жила.
Сергей Владимирович немножко выпил и неожиданно сознался:
– Думаешь, я кого-нибудь люблю? Я никого не люблю… Я по ним страдаю.
Я увидела вдруг, что он одинок. Меня это поразило. Как можно чувствовать одиночество при такой славе, с таким положением в обществе?
Сергей Владимирович видел мою жизнь и помогал мне материально. Не деньгами, нет. А тем, что брал в производство мои «Фитили». Я писала короткие сценарии и получала за них гонорар. На гонорар я покупала телевизор, холодильник, зимние сапоги и даже сшила новое пальто в ателье.
Я понимала его безмерное благородство и раздумывала: как отблагодарить? Как можно отблагодарить человека, у которого все есть? Кроме любви…
Однажды я заехала в «Фитиль» со своей ленинградской подругой Наташкой, моей ровесницей. Познакомила ее с Сергеем Владимировичем. И в небе зажглась звезда любви.
У Наташки был талант гейши. Она обтекала любимого мужчину, как река, затекая во все уголки и щели.
Они встретились в нужное время. Каждый мог дать другому то, чего ему не хватало. Наташе не хватало всего: любви, денег, жилья. Она была в то время бездомной и несчастной. Сергей Владимирович организовал ей квартиру в центре. Обставляла она сама. У нее был безукоризненный вкус.
Когда квартира была готова, она пригласила меня в гости.
Я вышла из лифта. Меня встречала Наташа с тапками. Боялась, что я занесу в дом уличную грязь. Наташа стояла передо мной в прозрачной пелерине, под легкой тканью была видна ее грудь – маленькая и совершенная, как две фарфоровые чашки. Далее – изящное углубление пупка, и под ним невинный темный треугольничек, как стрелка в рай. Все это наводило на мысли: как прекрасен человек, никаких иных мыслей не возникало. Становилось очевидно: все, что принято прикрывать, совершенно не обязательно прикрывать. У природы нет ничего некрасивого. У природы прекрасно все.
Наташа ввела меня в квартиру. Стала угощать ужином.
И квартира со старинной мебелью, и еда, и сама Наташа – все было безукоризненно. Я подумала: кому нужен мой литературный талант? Люди могут читать книги, могут не читать, а есть надо каждый день по три раза, и хорошо бы есть вкусно. Так что Наташка гораздо лучше снаряжена для жизни, чем я.
Она подарила Сергею Владимировичу белый пуловер и сказала:
– Не занашивайте… Его надо стирать каждые три дня.
Он ответил:
– Вот ты и постирай.
Она постирала, покормила, обняла, и звезда любви еще ярче засияла в небе.
Жена, Наталья Петровна, почувствовала опасность и пригласила Наташку в гости. Решила познакомиться, посмотреть, понять: велика ли угроза?
Наташка приехала. Предстала перед королевой.
Наталья Петровна воскликнула:
– О! Так вы высокая. Я думала, что вы маленького роста.
Наталья Петровна умела быть очаровательной, притягательной, независимой от возраста. Наташка в нее тут же влюбилась.
Рассказывала мне с восторгом:
– Она ни в коем случае не тетка. Дама…
Сергей Владимирович не принадлежал только себе, и высшее руководство не позволило ему идти на зов любви. Да и сам он не хотел разрушить то, что создавалось годами, десятилетиями.
Любовь начала буксовать, как грузовик на разъезженной дороге.
Наше неласковое общество не приняло Наташу. И когда они появлялись вместе, в спину ей неслось: «Парикмахерша».
Когда-то, в самом начале своей жизни, Наташа действительно работала парикмахершей. Но какой…
Сейчас талантливые стилисты наперечет. А тогда эту профессию задвинули в сферу обслуги.
У Лермонтова есть слова: «За каждый светлый день иль сладкое мгновенье слезами и тоской заплатишь ты судьбе…»
Наташа страдала. И все кончилось тем, что она соскочила на ходу с поезда любви. Быстро вышла замуж и уехала в Америку.
Свято место пусто не бывает. Возле Сергея Владимировича возникла другая Наташа, а может, не Наташа. Не важно…
Прошло много лет. Я шла в иностранный отдел Союза писателей. Одноэтажное длинное здание, там раньше располагались конюшни.
Зима. Снег стоит высоко. К зданию протоптана узкая тропинка. Мы встретились с Сергеем Владимировичем на узкой дорожке.
– Это ты? – узнал он меня. – Какая ты стала… Ничего от тебя не осталось.
– На себя посмотрите, – предложила я.
– Богатый мужчина старым не бывает…
Ответ замечательный.
Разговор зашел о двух Наташах.
– А кто вам больше нравился? – спросила я.