Белая дама (Франсуаза де Шатобриан – король Франциск I – Жан де Лаваль де Шатобриан. Франция) - Арсеньева Елена
Та ночь стала, конечно, судьбоносной. Мало того, что Франциск понял, что истинно влюблен в мадам де Шатобриан, так и сама Франсуаза без памяти влюбилась в мужчину… в своего первого мужчину, несмотря на девять лет супружеской жизни. Только теперь она вполне осознала, какое безрадостное, беспросветное существование вела в Шатобриане. И возненавидела своего мужа, который ни разу не доставил ей ни минуты блаженства, не даровал ни мгновения женского счастья, – возненавидела тайной, тихой, мстительной ненавистью, освободившей ее от всех угрызений совести. Отныне и навеки она перестала ощущать себя грешницей. Ей стало наплевать и на Жана де Лаваля, и на шепоток двора, так и вихрившийся вокруг нее, и на ревнивое ворчание мадам Луизы Савойской, матери короля, и на смиренно склоненную голову доброй королевы Клод…
Впрочем, нет, на королеву Клод Франсуазе вовсе не хотелось плевать – прежде всего потому, что королева относилась к ней очень мило, никогда не устраивала никаких сцен и не делала ей никаких упреков. Вообще Клод была, конечно, идеальная жена, и ее ровное, любезное поведение необычайно радовало короля, который терпеть не мог супружеских сцен.
– Все эти пошлые сцены превращают адюльтер в пытку, – говорил он, ничуть не скрывая, что ждет от вышеназванного адюльтера одного только удовольствия.
Ну что ж, его вполне можно понять!
После первой же ночи, которая закончилась ко взаимному восхищению обеих заинтересованных сторон, Франсуаза де Шатобриан получила титул официальной королевской любовницы и теперь могла следовать за его величеством, куда ему заблагорассудится и куда захочется ей, ничуть не обращая внимания на кривые гримасы, которая строила ей королева Луиза. К примеру, Франсуаза сопровождала Франциска на встречу с английским королем Генрихом VIII. От злости Луиза Савойская чуть не поседела окончательно (у нее, конечно, и без того было немало седины, которую она тщательно маскировала разными хитрыми красителями, доставлявшимися ей из Италии) и принялась шпионить за фавориткой, надеясь поймать ее на чем-нибудь таком, что можно использовать ей во вред. И вскоре обнаружила вот какую интересную штуку: мадам Шатобриан была неверна своему венценосному любовнику! Да, да, именно так!
Что и говорить, Франсуаза очень быстро вошла во вкус свободной жизни. Она изменила королю не ради измены и вовсе не потому, что была недовольна им как любовником. Нет-нет, боже упаси! Дело в том, что ей страстно захотелось узнать: один лишь король обладает способностью вознести ее на вершины блаженства, а все прочие мужчины такие же грубые неумехи, как ее законный супруг, или чурбан Жан де Лаваль – всего лишь досадная ошибка природы, в то время как весь прочий мир населен обворожительными и галантными кавалерами, готовыми неустанно проливать пот на ниве женского удовлетворения.
Ну кто бы мог подумать: именно второе предположение оказалось истинным!
Доказательства сего предъявил прекрасной Франсуазе адмирал де Бониве, который слыл ничуть не менее галантным кавалером, чем король Франциск. Читая его любовный список, сам Казанова умер бы от зависти! К счастью, Казанова в то время еще не родился, а значит, преждевременная смерть ему не грозила.
Впрочем, бог с ним, с Казановой, вернемся к адмиралу де Бониве. Он не испытывал никаких угрызений совести, соблазняя любовницу своего монарха. Впрочем, нельзя также сказать, что он умирал от любви к Франсуазе. Для него приключение с нею – всего лишь своего рода sport, как говорят извечные враги Франции, англичане. Нет, ну в самом деле, невелика хитрость – получить рога от короля. А вот наставить их королю – тут нужна особая сноровка!
Конечно, sport этот был делом рискованным. Даже весьма рискованным. И парочка греховодников истинно ходила по лезвию ножа. Скажем, однажды их едва не застиг король. Теоретически эту ночь он должен был проводить с доброй королевой Клод (Франциск, напомним, очень мило относился к жене и считал своим неукоснительным долгом время от времени радовать ее своими ласками), однако намерения его то ли изменились, то ли, обрадовав Клод, ему захотелось порадоваться и самому – словом, история умалчивает о причинах, по которым он внезапно покинул опочивальню королевы и появился под дверью мадам Шатобриан. Причем не просто появился, но попытался эту дверь открыть. И немало изумился, обнаружив, что она заперта…
Впрочем, Франциск был человек разумный и даже имел некоторую склонность к логическому мышлению. Он моментально рассудил: Франсуаза заперлась не просто так, а всего лишь потому, что не ждет короля нынче ночью. Более того, она заперлась, дабы оградить себя от посягательств многочисленных мужланов-придворных, которые никогда не упустят случая поиметь то, что плохо лежит. И даже то, что лежит хорошо.
Сделав такой благоприятный для своей любовницы вывод, король несколько раз стукнул в дверь и самым сладким голосом промурлыкал:
– Это я-а… любовь моя-а…
А в то время в постели Франсуазы храбрый адмирал де Бониве вел непрерывный штурм ее потайных помещений с помощью некоего стенобитного орудия. Да не покажется сие сравнение преувеличенным: очень многие господа мужеского пола, хвастаясь сим предметом, которым их наделила природа, уверяют, что способны повалить с его помощью (то есть когда предмет находится в состоянии полной боевой готовности) изрядный забор! Вот этим тараном и орудовал де Бониве в крепости, сдавшейся на полную милость победителя, производя немалый при том шум: скрипела кровать, тяжело дышал распаленный адмирал и сладострастно вскрикивала его ошалевшая от восторга подруга. И вдруг до слуха забывших все на свете любовников долетел голос короля…
Адмирала едва не хватил удар. И он вмиг обнаружил, что его знаменитым тараном уже нельзя не только свалить забор, но даже прихлопнуть комара. Даже дохлого комара!
Не растерялась только Франсуаза. Она крикнула королю: «Прошу вас, подождите минутку!» – а потом, схватив адмирала за руку, стащила его с постели и погнала к камину.
Дело происходило в конце лета, когда порою начинало холодать, и в камине – он был огромный, словно пасть великана! – лежало несколько вязанок хворосту, приготовленного на всякий случай для растопки. Франсуаза буквально затолкала любовника за этот хворост, туда же сунула его скудную одежду (поскольку дело происходило ночью, де Бониве пришел к даме своего сердца практически в одном белье, что значительно упрощало ситуацию) – и ринулась открывать двери.
Король вошел – и замер на пороге, подозрительно уставившись на Франсуазу.
Конечно, он не был особенно ревнив, но все-таки… согласитесь, господа, если вы приходите к любовнице, а она вам какое-то время не открывает, вы вправе ожидать, что она спешит принарядиться к вашему приходу. Но после такой многозначительной паузы увидеть даму совсем голой… честное слово, даже камень преисполнился бы ревнивыми подозрениями!
Ну да, ну да… не забыв спрятать одежду де Бониве, Франсуаза забыла одеться сама, вот и предстала перед королем в чем мать родила.
– Что это означает, мадам? – сурово вопросил Франциск, простирая к ней указующий перст. – Почему вы заставили меня ждать?
И тут Франсуаза доказала, что она истинно достойна звания королевской фаворитки. Она сделала самый грациозный реверанс на свете, причем поклонилась так низко, что ее обворожительная попка оказалась значительно выше головы.
– Я поспешила раздеться для вашего величества, – прошептала мадам де Шатобриан, а распрямляясь, умудрилась коснуться губами некоторых частей тела своего господина. И ей немедленно пришлось сделаться третейским судьей и решать для себя, чей же таран способен повалить большее количество заборов и пробить большее количество стен: короля Франциска или адмирала де Бониве.
Она довольно долго не могла прийти ни к какому выводу и побуждала, побуждала, побуждала короля к новым и новым штурмам, прежде чем отдать ему пальму первенства. А все это время неодетый адмирал де Бониве трясся от холода в камине, а порою даже начинал биться в конвульсиях, когда хворост царапал его особенно чувствительно. И при этом он не мог позволить себе даже стона!
