Наследница Магдалины (Наследство Магдалены) - Чедвик Элизабет (серия книг TXT) 📗
— Дитя мое, ты так прекрасна, — задумчиво промолвила Алианор. — Я так тобой горжусь. Как жаль, что отец твой не дожил до дня этой свадьбы.
Комок сдавил горло Клер. Обычно она вспоминала о своем умершем пять лет тому назад отце с теплотою и признательностью, но сегодня, кроме собственного страха, она ничего не испытывала. Она послушно поднимала и опускала руки, глядя на то, как падают на пол ее одеяния, пока не осталась совсем обнаженной. Вблизи камина было не так холодно, но кожа ее уже успела покрыться мелкими пупырышками, а венчавшие ее грудь соски затвердели и слегка приподнялись. Где-то вдалеке тихо играл дуэт музыкантов. Лютня и арфа. Холодный шелк скользнул по плечам, когда ее облачали в просторную ночную рубаху, и пряди блестящих распущенных волос упали вниз. Зубы Клер стучали, а тело онемело от страха. Ей что-то говорили, но сердце так бешено билось, что она уже ничего не слышала. А затем двери в опочивальню распахнулись. Словно попавший в западню зверь, она взирала на то, как в покои ввалилась сопровождавшая жениха шумная компания. Среди них был и Рауль, облаченный в зеленую, отороченную мехом мантию, одетую прямо на голое тело. Было слишком много шума, смеха и непристойных жестов. Подняв глаза, Клер увидела, как зарделись щеки ее жениха. Его улыбка, немного нервная и вымученная, мало чем отличалась от ее собственной. Их взгляды встретились, и он сделал ей еле заметный успокаивающий жест. Клер было собралась ему ответить, но тут мужество окончательно покинуло ее и она опустила взор.
Беатрис подала ей чашу горячего вина.
— Пей и ни о чем не думай, — прошептала она, погладив ее по головке. Клер машинально пригубила чашу. Язык ощутил тонкий привкус пряностей и горячего красного винограда. В то же мгновение Рауль оказался рядом. Взяв чашу из ее рук, он пригубил ее в том же месте, что и она, легко обняв невесту за талию. Раздались ободряющие возгласы молодых повес. Лицо Клер горело. Казалось, рука Рауля прожигает тонкий шелк. Он повернул ее лицом к собравшимся. К ним уже протискивался преподобный Ото, дабы сделать новобрачным отпущение грехов, освобождавшее их от мук совести. Оно должно было освятить их брачную постель и пойти во благо будущего плода совместной любви.
Ото был пьян. Его скользкие черные глазки были залиты вином.
— Ну-ну, — промямлил он, наклоняясь к Клер. — Еще мгновение назад ты казалась тугим бутоном, а сейчас уже стала расцветшей розой, готовой к тому, чтобы быть сорванной надлежащим образом.
Он громко высморкался.
Ярость, смешанная со стыдом, вскипела в груди Клер. Непристойные жесты молодых, это еще куда ни шло, все-таки старая свадебная традиция. В день бракосочетания принято было издеваться над женихом и невестой. Но когда подобное слышишь от священника с порочным и испитым лицом!.. Рауль хотел ударить вконец обнаглевшего попа, но мать вовремя успела схватить его за руку.
— По-моему, вас призвали сюда лишь для того, чтобы благословить и отпустить грехи, преподобный, — процедил сквозь зубы густо покрасневший Беренже де Монвалан.
На фоне нависшей над покоями внезапной тишины стали отчетливо слышны звуки приглушенной музыки. Арфа и лютня. Священник постарался взять себя в руки, но на ногах он стоял нетвердо и чуть было не упал на одного из гостей.
— Никакого чувства юмора, — пробормотал он, стараясь держать голову прямо. — Шуток не понимают. — Выпятив нижнюю губу, словно капризный ребенок, Ото подошел к кровати и забормотал очищающие молитвы.
Речь его была несвязна, а знание латыни оставляло желать лучшего. Щедро разбрызгав по углам святую воду, он призвал Клер и Рауля целовать распятие. Клер тошнило: от преподобного разило потом, как от старого козла. Она бы не удивилась, если бы обнаружила под этой сутаной дьявольский хвост и копыта. Девушка не смогла заставить себя коснуться губами креста и поцеловала воздух в непосредственной близости от холодного металла. Рауль сделал то же самое, его лицо по-прежнему было багровым от гнева. Золотая фибула плаща посверкивала по мере того, как прерывисто вздымалась и опускалась его грудь. Отец Ото заикал. Засим последовала бурная отрыжка.
— Ну что ж, за работу парень, — негодяй издал довольно пошлый смешок. — И чтоб утром все видели обагренную девственной кровью простыню, — звериный хрип прервал поток пьяного красноречия, когда Рауль вцепился в его жирную глотку.
— Жаль, что ты не доживешь до утра, чтобы воочию убедиться в этом, — прошипел жених, крепче сжимая пальцы. Лицо Ото приобрело пугающе синюшный оттенок, в горле что-то омерзительно забулькало, а на лбу вздулись вены.
Через мгновение в конфликт нехотя вмешался Беренже, попытавшийся разжать руки сына.
— Отпусти его, Рауль, ты же не хочешь омрачить свою свадьбу убийством.
— Неужели? — яростно воскликнул Рауль, ослабив хватку.
Сжав кулаки, он смотрел на толстяка в рясе, без чувств упавшего к его ногам. Беренже нетерпеливо щелкнул пальцами в сторону двух зазевавшихся слуг:
— Отнесите отца Ото во двор, пусть как следует протрезвится. И, пожалуйста, положите его поближе к навозной куче. Он это сегодня вполне заслужил.
— Будет сделано, господин. С мрачным удовлетворением на лице слуги потащили жирное тело прочь из опочивальни, то и дело норовя стукнуть преподобного головой о стену.
Беренже поспешил извиниться перед присутствующими. Он все еще был вне себя от негодования.
— Думаю, давно пора оставить молодых в покое, — проворчал он, с необыкновенной нежностью облобызав Рауля и Клер. — Вы не должны были позволять ему испортить столь великолепный вечер.
— Само собой, папа, — на лице жениха заиграла вымученная улыбка.
Клер задрожала!.. Казалось, все внутри у нее похолодело. Гости по очереди пожелали им всего хорошего и вышли из опочивальни. Рауль отправился к музыкантам, все еще игравшим в зале, и, одарив их пригоршней серебра, отпустил домой. Последовавшая затем тишина ужаснула Клер. Она вновь выпила теперь уже остывшее вино. Стараясь держать себя в руках, девушка подошла к кувшину, оставленному на камине, и, выплеснув опивки в огонь, наполнила чашу заново. Тишину разорвало шипение испаряющихся брызг. Словно завороженная, Клер уставилась на танцующие языки пламени. Испарина покрыла ее лоб, и вино горячим огнем разлилось по жилам. Ноги уже не слушались.
Рауль вернулся, закрыв дверь на засов, и сильно испугался, увидев ее стоящей столь близко к огню. Он поспешил оттащить ее прочь, крикнув: «Смотри, как бы твоя рубаха не загорелась». Клер странно посмотрела на него, прижав ладони к внезапно закружившейся голове.
— Клер? — он обнял ее за плечи, взволновано посмотрев ей в глаза.
— Прости, — рука ее опустилась. — Просто был такой долгий день, вот и все.
Лицо Рауля исказила брезгливая гримаса:
— Клянусь, я бы ничуть не пожалел, если б удушил преподобного Ото.
Усталость и напряжение в теле Клер стали куда ощутимей. Ей стало трудно глотать. Девушка подавила всхлип, но плечи ее затряслись и, не в силах более сдерживаться, она разрыдалась.
— Клер, не надо — не могу смотреть, как ты плачешь, — промолвил Рауль, хотя сам сейчас готов был сделать то же самое. Он прижал ее крепче к себе, успокаивая ее своим крепким и горячим телом. Клер уткнулась лицом в его плащ, пытаясь заглушить рыдания.
— Когда я сейчас смотрела в огонь, меня охватил внезапный ужас, — прошептала она, чувствуя биение его сердца. — Как будто весь мир был одним сплошным кошмаром, а я ничего не могла сделать. Меня мучили ночные кошмары о пожарах, когда я была еще совсем маленькой девочкой. Как-то раз к нам в замок пришел священник и прочитал нам проповедь об адском пламени, ожидавшем всех еретиков... Мама рассказывала, что потом несколько месяцев я вскрикивала по ночам.
— Ох уж эти попы, — прорычал Рауль, — наверняка их полным-полно в аду! — Он коснулся губами ее пропахших травами волос, слегка скользнув по горящему виску. Взяв ее лицо в ладони, словно драгоценный кубок, он поцеловал соленую щеку, уголок рта и, наконец, ее бархатные губы. — О господи, как же ты прекрасна!
