Кромешник - О'Санчес (Александр Чесноков) (библиотека книг .txt) 📗
Но и Дудя и Патрик не замечали того, что, усваивая уроки, Гек не впитывал их в свою плоть и кровь, а носил их с собой, как рюкзак на спине, готовый в любой момент скинуть с себя, если перестанут помогать. Гекатор и сам этого не замечал – попросту не думал об этом.
«Дудя продал меня на Луну, – в который раз подытожил Гек, – или его самого грохнули, что тоже весьма и весьма вероятно».
При последнем разговоре, уже под конец, Дудя вдруг замолчал и задумался. Геку больше всего врезалась в память именно эта долгая пауза. На людях Дядя Джеймс не ведал сомнений, действовал решительно и резко, возражений не терпел. А тогда вдруг задумался…
– Знаешь что, ты, конечно, поезжай, – неожиданно продолжил он снова (как будто Гек мог отказаться и не поехать), – но, думаю, ребята и без тебя все получат и доставят как следует. А тебе я хотел бы поручить заехать в Швейцарию на пару дней, если ты ничего не имеешь против (он так и сказал – заехать, словно речь шла о соседней деревне)… – Гек по привычке смолчал, дожидаясь конкретных указаний, но Дудя повторил:
– Ты согласен? Я не понял… Или не согласен?
– Да откуда я знаю, скажете – поеду. Скажете зачем – спасибо за доверие, не скажете – так обойдусь.
– Ишь ты, какой злопамятный, – почти добродушно усмехнулся Дядя Джеймс. – Знаешь, кто старое помянет…
И он рассказал Геку, зачем тот нужен в Швейцарии. Это было великое, почти сверхъестественное доверие желторотому: код анонимного счета в цюрихском банке, где лежит «кое-какая сумма».
– Сам не бери, не искушайся. Я пришлю парня – дождись его, он сам тебя найдёт, вы друг друга знаете, скажешь ему код, он возьмёт, и вместе привезёте. Вот адрес, э-э… пароль, запомни покрепче, а записывать не стоит… Ксиву на месте дадут, в Марселе, и деньги тоже. Да, при нем «язычок» будет с моим почерком – дурацкого, абсолютно бессмысленного содержания; вся соль в том, что почерк – мой и что применить в другом месте или подделать для тебя моё указание нельзя будет… Запомни, смысла не будет – ни иносказательного, ни какого другого.
Может, он имел на Гекатора виды в будущих делах, может, проверить хотел. (Хотя зачем? Проще не поручать.) А вернее всего – почуял что-то, жареным где-то запахло – и ближним перестал доверять. В последнее время с «даго» отношения совсем испортились, ребята говорили. Они нас и так обложили со всех сторон. Дудя грозился вывести их на чистую воду, а тела сплавить вниз по течению, но это ещё вопрос – кто кого. А я пока никому не интересен, а значит, и не товар для покупки. Вот он меня и послал, а они узнали и перехватили. Но почему тогда не торопятся? Торгуются с Дудей? Из-за меня? Бред собачий! Одним словом, если Дудя и задумает выручать, то не меня, а бабки швейцарские. А все этот сраный бизнес на наркоте…
Гек не уважал наркотики, презирал их как бизнес, а теперь погибал из-за них, как тупой баран на живодёрне.
И все же! Банда, на которую он трудился ныне в поте лица, – не партнёры американо-сицилийцам, хотя в порту и по дороге они и говорили по-итальянски! Гек сразу засёк, что цвет, фасон, объём пакетов, в которые упаковывался товар, был ему знаком. Пару раз по телеку он видел репортажи облав на пушеров и образцы захваченного с комментариями специалистов. А однажды рано утром в своём квартале, когда выскочил за газетой, видел такой же пустой пакетик, приколотый шилом к груди безымянного покойника. «Их» же товар он видел вблизи сотни раз, так что – мог сравнивать. В те недавние времена корсиканцев как раз начали выдавливать из городского наркобизнеса «даго» – итало-американцы. Фокус в том, что Дядя Джеймс традиционно корешился с корсиканцами; он уважал их интересы, а они его, хотя при случае тоже меж собой лаялись – будь здоров! Дядя Джеймс взял сторону корсиканцев и удержал их на плаву. Словом, пакетики-то – корсиканские! Может, и обойдётся? Не-а, не обойдётся, надо рвать когти. Жив Дудя или мёртв – для Гека никакой разницы. И сматываться лучше бы в Италию… Он словно подталкивал себя на поступок, он всем существом чуял смерть, но боялся до конца поверить в это. Именно в Италию – там не скоро найдут, а дальше видно будет. А домой нельзя… Может, в Штаты? – далековато отсюда, не добежать.
Он захлопнул журнал и стал укладываться спать. Те двое играли…
«Дай бог смыться, а там поглядим».
Чтобы все обдумать, взвесить и принять решение, ему понадобилась чуть ли не неделя напряжённых раздумий и колебаний. Думал по вечерам, днём мысли какие-то бестолковые лезли, да и работа невольно втягивала и отвлекала. Во избежание подозрений он подобрал из кипы журналов детектив с продолжениями, каждый «вечер» после работы втыкался в очередную порцию «Бабилонских сумерек» и мысленно примерял детали предполагаемых действий, не забывая при этом регулярно переворачивать страницы. Поначалу дело двигалось туго: о том, чтобы полчаса тупо глядеть в одни и те же строки, не могло быть и речи. Он с первого дня здесь приучился жить так, как будто находился под круглосуточным наблюдением. Тотального наблюдения, конечно же, не было, но Гек тренировался, чтобы не погореть в нужный момент, если таковой подвернётся. Гек своевременно переворачивал страницы, но получалось, что думал только об этом. Однако постепенно он навострился совмещать и то и другое.
Неделя прошла. План был вчерне готов. Оставались ещё лохматые, незащищённые места, но Гек рассудил, что пора таки начинать: думай не думай – всего не предусмотришь. Времечко течёт – это он понимал, – хуже всего: оно истекает. Опять поднялся из глубин и мутной отравой разлился по телу страх, притупившийся было в череде однообразных недель. Все зависело от количества сырья, предназначенного к переработке: сколько его ещё подвезут? Ну да продержимся, бог даст! Гек улыбнулся про себя: он давно уже понял – бога нет. Люди боятся смерти и надеются, что бог выручит их и в обмен на молитвы даст им бессмертие в какой угодно форме. А они молятся, чтобы на халяву удовлетворить свои мечты и чаяния и улучшить условия загробного существования… Если послушать – кто, кому и для чего возносит молитвы, то и выйдет, что господь отзывчивее самой разношенной проститутки, коли без разбору всем даёт просимое. А если он просьб не удовлетворяет, или выполняет с разбором, сам провидит правильный путь, то какой смысл молиться? Услышит из сердца и воздаст по справедливости…
Гек вспомнил, как мальчишкой ещё спросил у школьного патера, для чего молиться надо по всем правилам, и соблюдать обряды, и делать это в церкви? Он к тому же искренне хотел понять, почему господь, такой милосердный и всемогущий, строго требует этого от чад своих, но не вразумляет иноверцев и дикарей. Ведь дикари не виноваты, что дикими родились, а попадут в ад? Патер ужасно рассердился, сообщил отцу (не поленился прийти), что сын его погряз в ереси и богохульстве, что тлетворное влияние улицы погубит неразумное дитя. Отец спьяну подумал, что Гек попался на воровстве, и заревел, что сейчас же удавит гадёныша своими руками, но, уразумев наконец, в чем суть дела, успокоился. Он выслушал, качая нечёсаной головой, все, что священник счёл нужным сказать, и даже попросил благословения по окончании проповеди, а после его ухода жестоко избил Гека. Вот тогда-то к привычной обиде на отца добавился в душе восьмилетнего мальчугана первый протест против бога и слуг его.
В десять лет, когда жизнь стала невыносимой, он попытался тайком молиться сатане, но и из этого ничего не вышло. Прошло ещё несколько лет, прежде чем Гек окончательно забил болт на сверхъестественные силы, но он помнил то время и стеснялся его, когда доводилось вспоминать. Видя, что окружающие поголовно веруют – кто во что, он никогда не спорил и не проявлял своё мнение по данному вопросу, но для себя все решил – навсегда.
Спешить – ещё опаснее, чем ничего не делать. Гек положил ещё две недели на сборы. За это время ему удалось немного перестроить порядок начала работы и подточить украденный скальпель. Липкой лентой, а её было много, он постепенно обернул рукоятку в несколько слоёв; лезвие же и острие затачивал о кирпичи в душе и в парашном углу – по несколько секунд за сеанс, чтобы не слышно было. Помог вентилятор в стене, который заменял кондиционер и гнал воздух в помещение. Он шуршал и потрескивал довольно громко, заглушая посторонние звуки.
