Обрученные - Каунди (Конди) Элли (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
— Давай руку, — говорит он серьезно. На мгновение я теряюсь: что-то новое появилось в наших прикосновениях, да и руки у меня заняты.
И тогда Ксандер подхватывает меня под руку и почти вносит в вагон.
— Спасибо, — говорю я, когда двери вагона захлопываются за нами.
— Не стоит благодарности, — отвечает он и задерживает мою руку в своей. Только маленькая серебряная коробка создает барьер между нами теперь, когда остальные барьеры сломаны. Мы не держались за руки так, как сейчас, с тех пор, как перестали быть детьми. И вот переступили некую черту, которая отделяет дружбу от чего-то большего. Будто ток проходит по всему моему телу: чувствовать прикосновение своей пары — это чудо, которого остальные обрученные на сегодняшнем банкете пока лишены.
Аэропоезд уносит нас прочь от ослепительно-белых сверкающих огней Сити-Холла навстречу неярким желтым огонькам улиц и подъездов городков. Пока мелькают в окне вагона улицы нашего Кленового городка, я снова перевожу взгляд на Ксандера. Золото огней снаружи сливается с золотом его волос. Его красивое лицо излучает уверенность и доброту. И он мне так знаком. Но если кто-то с вами рядом всегда был для вас просто другом, вам трудно привыкнуть к его новой роли в вашей жизни. Я всегда была готова к тому, что Ксандер может уйти из моей жизни, так же как я — из его. Теперь все изменилось.
Мой десятилетний брат Брэм ждет нас на крыльце нашего дома. Услышав наш рассказ о Банкете, он не может поверить новости.
— Ты обручена с Ксандером? Я знаю человека, который станет твоим мужем? Как это странно!
— Сам ты странный! — дразню я его и хочу поймать, но он уворачивается.
— Кто знает? А может, твоя пара тоже живет на нашей улице? А может, это...
Брэм закрывает уши руками:
— Не говори, пожалуйста, не говори!
— Серена, — говорю я, а он отворачивается, только бы не слышать этого имени. Серена живет в соседнем доме. Брэм и она постоянно изводят друг друга.
— Кассия, — неодобрительно останавливает меня мама, оглядываясь, чтобы убедиться, что никто нас не слышит. — Мы не должны отзываться пренебрежительно ни о ком из жителей нашей улицы и всего нашего городка. Мы все должны поддерживать друг друга. Кленовый городок известен сплоченностью своих граждан, взаимной поддержкой. И, думаю, нашей репутацией мы не Брэму обязаны.
— Я же только дразню его, мама. — Знаю, она не может долго на меня сердиться. И уж конечно не в вечер моего Обручения, который напомнил ей о том, как быстро я стала взрослой.
— Пойдемте в дом, — говорит отец, — скоро комендантский час. Мы можем обсудить все это завтра.
— А торт там подавали? — спрашивает Брэм, пока отец открывает входную дверь.
Я не двигаюсь с места, и все смотрят на меня в ожидании. Но мне не хочется идти в дом. Когда я войду, будет ясно, что сегодняшний вечер закончился, а я этого не хочу. Не хочу снимать платье и снова облачаться в будничную одежду, не хочу возвращаться к обычной жизни, которая хоть и приятна, но не похожа на сегодняшний праздник.
— Я скоро приду. Через несколько минут.
— Только не стой здесь долго, — мягко просит отец. Он не хочет, чтобы я нарушила комендантский час. Ведь не папа ввел это правило, ему подчиняется весь город, и я это понимаю.
— Не буду, — обещаю я.
Сажусь на ступени крыльца осторожно, чтобы не испортить взятого напрокат платья. Любуюсь складками красивого шелка. Платье не принадлежит мне, но сегодняшним вечером, в котором смешались свет и тьма, знакомое и неизведанное, — оно мое. Я вглядываюсь в уже наступившую весеннюю ночь и обращаю лицо к звездам.
Я недолго сижу на крыльце, потому что завтра суббота и будет много дел. Рано утром я должна явиться, как всегда по субботам, на работу в сортировочный центр. А вечером у нас будет свободное время, единственные в неделе часы, которые мы можем провести с друзьями вне школы.
И Ксандер будет там.
Возвратившись в свою комнату, я высыпаю таблетки из медальона, пересчитываю их — синяя, зеленая, красная — и кладу в маленький металлический цилиндр, на их обычное место.
Я знаю назначение синей и зеленой таблеток, но не знаю никого, кому было бы известно назначение красной. Об этом годами ходят слухи.
Прыгаю в постель и гоню от себя мысли о красной таблетке. Впервые в жизни мне разрешено мечтать о Ксандере.
ГЛАВА 3
Мне всегда было интересно, как выглядят мои сны на бумаге, обращенные в цифры. Кто-то там знает, но не я. Отклеиваю от себя датчики для записи снов, стараясь при этом не повредить кожу за ушами. Кожа там нежная, и отклеивать диски больно, особенно если к ним прилипли два-три волоска. Довольная, что моя очередь закончилась, складываю все оборудование в коробку. Теперь очередь Брэма записывать сны.
Не знаю почему, но в эту ночь Ксандер мне не снился.
Тем не менее, я проспала и, если не поспешу, могу опоздать на работу. Вхожу в кухню, несу вчерашнее платье и вижу маму, которая уже поставила на стол контейнеры с завтраком. Серо-коричневая овсянка. Само собой. Мы едим для здоровья и для выполнения долга, а не для удовольствия. Другое дело, в праздники. Всю последнюю неделю количество съеденных нами калорий было строго ограничено, зато вчера на банкете мы могли есть все, что было на столе, без всяких последствий.
Брэм еще в пижаме. При моем появлении он насмешливо усмехается.
— Так, — произносит он, запихивая в рот последнюю ложку овсянки, — проспала, потому что всю ночь видела во сне Ксандера?
Не хочу, чтобы он догадался, насколько близок к истине. Потому что, хоть я и не видела Ксандера во сне, мне этого очень хотелось.
— Нет, — отвечаю я. — А ты что, намерен опять опоздать в школу? — В возрасте Брэма дети еще учатся, а не работают по субботам. Если он не поторопится, то опять опоздает. Надеюсь, его не накажут.
— Брэм, — говорит мама, — пожалуйста, иди и поскорее оденься. — Она вздохнет с облегчением, когда он перейдет из начальной школы в среднюю, где занятия начинаются на полчаса позже.
Когда Брэм наконец неохотно, волоча ноги, выходит из комнаты, мама дотрагивается до моего платья:
— Ты была такой красивой в нем вчера вечером. Жалко его отдавать.
Мы обе с минуту смотрим на платье, любуясь тем, как шелк ловит и отражает свет, будто ткань и свет — живые существа. Мы обе почти одновременно вздыхаем. Мама смеется и целует меня в щеку.
— Они пришлют тебе маленький кусочек ткани. Помнишь? — спрашивает она, и я киваю в ответ.
К каждому платью с изнанки пришита полоска ткани, которую можно потом разрезать на кусочки — для каждой девочки, надевавшей это платье. Этот кусочек вместе с микрокартой в серебряной коробочке всегда будет напоминать мне о дне моего Обручения.
Но этого платья, моего зеленого платья, я больше никогда не увижу. Я помню момент, когда я его увидела и поняла: это то, что я хочу. После того как я выбрала это платье, женщина в распределительном центре, отметив в компьютере его номер — 73, улыбнулась мне.
— Это платье — ваш самый вероятный выбор, — сказала она. — Ваши личные данные указывают на это, и это следует из общих понятий психологии. Вы и раньше делали выбор, отличный от других, да и большинство девочек выбирают цвет платья, чтобы оттенить цвет своих глаз.
Я улыбнулась. Ее помощница принесла платье. Надев его, я убедилась, что она права. Платье было сшито будто по моим меркам. Его длина была мне по росту. Сужение в поясе идеально подчеркивало талию. Я смотрела в зеркало, любуясь собою.
Женщина сказала:
— Кстати, вы единственная выбрали это платье для предстоящего банкета. Большинство девочек предпочли розовые платья под номером двадцать два.
— Хорошо, — ответила я. Я не против выделяться чуть-чуть.
В дверях появляется Брэм: будничная одежда смята, волосы растрепаны. Я словно читаю мысли, которые проносятся в маминой голове: причесать его, но тогда он опоздает в школу, или отпустить в таком виде?
