Как найти любовь в книжном магазине - Генри Вероника (читать хорошую книгу полностью .txt, .fb2) 📗
Эмилия поднялась в свою спальню на верхнем этаже, откинула одеяло и забралась на высокую кровать с медными шашечками, на которой спала, сколько себя помнила. Она взяла подушку и прижала ее к себе – чтобы согреться и почувствовать себя защищенной. Подтянула колени к груди, ожидая, что вот-вот расплачется. Но слез не было. Она ждала и ждала, а глаза оставались сухими. Эмилия подумала, что она, наверное, чудовище, раз не может заплакать.
Через некоторое время она проснулась от легкого стука в дверь и не сразу поняла, почему лежит в постели полностью одетая. Осознание реальности отдалось болью в груди, и ей снова захотелось погрузиться в забытье. Но нужно было общаться с людьми, что-то делать, принимать какие-то решения. И ответить на стук. Она сбежала вниз в одних носках и распахнула входную дверь.
– Девочка моя.
Джун. Уверенная в себе и сильная Джун, возможно, лучший клиент книжного магазина с тех пор, как три года назад она вышла на пенсию и переехала в Писбрук. Она подменяла Джулиуса с тех пор, как он попал в больницу. У Джун более сорока лет было собственное дело, и она с готовностью взяла бразды правления в свои руки вместе с Мэл и Дэйвом. Стройная, с густыми темными волосами и кучей серебряных браслетов, она выглядела по меньшей мере на десять лет моложе своих реальных семидесяти. Энергичная, как двадцатилетняя девушка, умная, как физик-ядерщик, и храбрая, как лев. Эмилия сначала подумала, что между Джун и Джулиусом может завязаться роман (Джун дважды была замужем), однако их отношения были дружескими и исключительно платоническими.
Эмилия поняла, что надо было позвонить Джун, как только все произошло. Но ей не хватило ни сил, ни слов, ни присутствия духа. Их и сейчас не было. Она просто стояла, а Джун прижимала ее к сердцу своими мягкими и теплыми, как ее кашемировый свитер, руками.
– Бедная малышка, – сказала Джун.
И только тогда Эмилия расплакалась.
– Сегодня магазин можно не открывать, – сказала Джун Эмилии, когда та, выплакав все слезы, наконец смогла приготовить себе что-нибудь поесть.
Но Эмилия была непреклонна: магазин должен быть открыт.
– Много кто заходит в четверг. Это же рыночный день, – сказала она.
В итоге это решение оказалось лучшим из всех, что она могла принять. Мэл, обычно словоохотливая, молчала. Дэйв, обычно молчаливый, пять минут на одном дыхании говорил о том, как Джулиус научил его всему, что знал сам. Мэл включила радио «Classic FM», чтобы им не нужно было поддерживать беседу. Дэйв, у которого было множество неожиданных талантов, в том числе каллиграфия, вывел надпись:
С глубокой печалью мы вынуждены сообщить вам о кончине Джулиуса Найтингейла, любимого отца, друга и книготорговца, ушедшего мирно после непродолжительной болезни.
Они открылись с небольшим опозданием, но все же открылись. В течение всего дня в магазин заходили постоянные посетители, чтобы отдать дань уважения памяти Джулиуса и выразить свои соболезнования Эмилии. Одни приносили открытки, другие – домашнюю выпечку, а кто-то оставил у кассы бутылочку Chassagne Montrachet, любимого вина Джулиуса.
Эмилию не нужно было убеждать в том, что ее отец был замечательным человеком, но к концу дня она поняла, что все, кто его знал, тоже так считали. Мэл готовила бесчисленное количество чашек чая и выносила их на подносе в магазин.
– Приходи на ужин, – предложила Джун, когда они наконец повесили на дверь табличку «ЗАКРЫТО», спустя долгое время после официального окончания работы магазина.
– Я не очень голодна, – ответила Эмилия, которой не хотелось даже думать о еде.
Но как отказать такому человеку, как Джун? Она подхватила Эмилию под руку и почти силой отвезла в свой просторный коттедж на окраине Писбру-ка. Джун была из тех, у кого всегда припасен пирог с мясом. После двух порций Эмилия и правда почувствовала себя гораздо крепче, и это придало ей сил обсудить то, что она обсуждать совсем не хотела.
– Не хочу устраивать пышные похороны, – сказала она.
– Тогда и не устраивай, – ответила Джун, положив к пудингу немного ванильного мороженого. – Устрой небольшие похороны, только для своих, а через несколько недель мы сможем провести поминальную службу. Так будет гораздо лучше. И это даст тебе время как следует все организовать.
На мороженое Эмилии капнула слеза. Она вытерла глаза.
– Как мы без него?
Джун протянула ей банку с соленой карамелью.
– Не знаю. После ухода некоторых людей жизнь очень меняется. И твой отец – один из таких людей.
Джун предложила ей остаться на ночь, но Эмилия хотела домой. Лучше грустить в собственной постели.
Она включила свет в гостиной. В этой комнате с бордовыми обоями и длинными тяжелыми занавесками было, кажется, больше книг, чем в книжном магазине. Две стены занимали книжные шкафы, и вообще повсюду громоздились книги: на подоконниках, на каминной полке, на пианино, рядом с драгоценной виолончелью Джулиуса. Эмилия погладила гладкое дерево и увидела, что инструмент покрыт пылью. Завтра она сыграет на виолончели. Она не так хорошо играла, как отец, но ей хотелось, чтобы виолончель ожила, и она знала, что Джулиус тоже хотел бы этого.
Эмилия подошла к книжному шкафу, который считался ее собственным и в котором уже давно не было места для новых книг. Провела пальцем по корешкам. Ей захотелось почитать что-нибудь утешительное; что-нибудь, что вернуло бы ее в детство. Не Лору Инглз Уайлдер: сейчас ей было бы невыносимо читать о маленьком домике в лесах. И не Фрэнсис Ходжсон Бёрнетт: все ее героини были сиротами, а Эмилия понимала, что и она теперь тоже сирота. Она достала свою самую любимую книгу, в красной матерчатой обложке с золотой надписью на корешке, потрескавшейся от старости, с пожелтевшими страницами. «Маленькие женщины» [3]. Села в кресло с высокой спинкой у камина, перекинув ноги через подлокотник и прислонившись щекой к бархатной подушке. Через несколько мгновений она уже была у камина в Бостоне, с Джо Марч и ее сестрами, за сотни лет и миль отсюда…
К концу следующей недели Эмилия чувствовала себя опустошенной и измученной. Все были так добры и заботливы с ней, говорили о Джулиусе такие чудесные слова, но это эмоционально выматывало.
В крематории состоялась небольшая панихида, на ней присутствовали только его мать Дебра, приехавшая на поезде из Лондона, Андреа, близкая школьная подруга Эмилии, и Джун.
Перед тем как отправиться на службу, Эмилия взглянула в зеркало. На нее смотрела молодая женщина в длинном черном пальто, похожем на шинель, и в блестящих сапогах для верховой езды, с рассыпавшимися по плечам медно-рыжими волосами. У нее были большие глаза, густые брови и ресницы. Цвет лица она унаследовала от матери, чья фотография стояла на пианино, а тонкую кость и крупный рот – от отца. Дрожащими пальцами она надела серьги, которые Джулиус подарил ей в прошлом году на Рождество, открыла бутылку Chassagne Montrachet, выпила бокал, а затем надела шапку из искусственного лисьего меха, в точности подходившую к ее волосам. Ненадолго задумалась, не слишком ли она похожа на актриску из какой-нибудь костюмированной драмы, но решила, что это не имеет значения.
На следующий день, когда они посадили мать Джулиуса на поезд до Паддингтона – Дебра не любила надолго покидать Лондон, – Андреа провела Эмилию через дорогу в «Писбрук армс». Это был традиционный трактир, с полами из плитняка, деревянными панелями на стенах и обеденным залом, где подавали котлеты по-киевски и стейки по-шассерски и стояла старомодная тележка с десертами. Было что-то успокаивающее в том, что его не выкрасили сверху донизу в современном стиле, а оставили в прежнем виде. Трактир и не претендовал на что-то большее, не притворялся тем, чем не являлся. Здесь было тепло и уютно, хотя кофе был отвратительный.
Эмилия и Андреа устроились на диванчике в баре и заказали себе горячий шоколад.
