Эхо северных скал - Тамоников Александр (читать книги полностью txt, fb2) 📗
Остров был большой, и Михаил боялся, что придется пройти километров двадцать. Но охотники хорошо знали эти места и провели русского самой короткой дорогой до небольшой и, видимо, глубокой бухты. Путь занял всего минут тридцать, и когда Сосновский остановился на высоком берегу, то решил, что подводная лодка вполне могла сюда войти. Неизвестно пока, какие глубины у берега, но у левого высокого берега, где сплошные скалы резко обрываются к воде, вполне можно было встать на якорь. Там лодку и с воздуха не сразу заметишь, если не будешь ее специально искать. А до берега фашисты могли добраться и на резиновой лодке.
– Никого нет, – обвел рукой горизонт Сосновский, чтобы успокоить встревоженных охотников. – Надо обойти весь берег и найти следы людей, которые высаживались с большой лодки. Давайте начнем отсюда, с полого берега, и пойдем вон в ту сторону, к скалам.
Охотники разошлись, и Сосновский тоже принялся за поиски. Вряд ли он со своими навыками составил бы ненцам конкуренцию, и вряд ли его помощь была бы существенной, но стоять или сидеть без дела Михаил просто не мог. Да и беспокоило его то, что фашисты могли появиться в любой момент. Ведь зачем-то они сюда приходили один раз. Могут прийти и второй.
Двое ненцев сидели на коленях метрах в десяти от воды и что-то обсуждали, показывая на камни. Сосновский подошел к ним и увидел среди не очень крупных камней углубление. В песке или мелком щебне от него не осталось бы и следа, а здесь вот осталось.
– Кол забивали, – пояснил ненец. – Железный. Лодку привязывали. Большую лодку не привяжешь. Маленькую лодку привязывали.
«Так и есть, – подумал Михаил, с благодарностью похлопав охотника по плечу, – субмарина находилась в бухте, а кто-то из экипажа высаживался на берег в резиновой лодке. Здесь ее и закрепили, чтобы не унесло в море». К нему подошел еще один охотник, что-то бережно неся на ладони. Это были два окурка сигарет. Не мундштуки советских папирос, не огарки «самокруток», а именно окурки от сигареты. «Ну, вот и первый след, – с удовлетворением решил Сосновский. – Надо срочно сообщить Шелестову».
Максим просто физически чувствовал, что Иван Папанин – это непробиваемая броня, это скала, которую ни преодолеть, ни обойти. Даже разговаривал Папанин с Шелестовым так, будто перед ним был рядовой матрос с какой-то баржи или студент-океанолог, который «христаради» просит взять его в полярную экспедицию. Еще бы: дважды Герой Советского Союза, орденоносец, известный полярный исследователь, герой гражданской войны, а теперь еще контр-адмирал! И даже звание Шелестова в системе НКВД для Папанина не играло роли, как и сам наркомат. В молодости в Крыму был он и комендантом «чрезвычайки», и членом Реввоенсовета, и наркомом был. Только Шелестов прекрасно знал, что все посты этот человек заслужил не столько своими организаторскими способностями, сколько умением перешагивать через людей. А в критической ситуации это немало, это очень ценно, а порой и единственно важно. Да и доктором географических наук он стал не в результате научных достижений, а как раз в виде благодарности за организацию полярных исследований.
– Вы отдаете себе отчет, товарищ Шелестов, – величественно вещал Папанин, – в том, что в такую трудную минуту для страны каждый снятый с Севморпути самолет, каждое судно – это удар по обороноспособности страны, удар по снабжению, это гибель советских людей, которые ежедневно, не щадя себя, отдают все делу победы над ненавистным врагом. И в такую минуту вы обращаетесь ко мне с подобными просьбами?
– Я обращаюсь к вам за помощью, Иван Дмитриевич, – сдерживая гнев, напомнил Максим, – потому что это была рекомендация наркома Берии.
– А, Берии! – Папанин вознес руки над головой. – И вы что ждете, что я вам в ноги кинусь? Ваш Берия…
Папанин вовремя опомнился и не стал использовать эпитеты. Шелестов понял, что хотел сказать этот человек, возомнивший себя всесильным, обласканным властью и защищенным со всех сторон. Он полагал, что неуязвим, но страх перед именем всесильного Берии и здравый смысл все же взяли верх над горячностью и самомнением Папанина. И заслуженный полярник, росчерком чьего пера было искалечено немало судеб, снова пустился в идеологическую риторику, весь смысл которой сводился к двум словам: «не дам».
Напрасно Шелестов пытался убедить Папанина в том, что подводные германские лодки, если им удастся обосноваться в полярных водах СССР, могут натворить много бед, в том числе и для Севморпути в целом, и сорвать массу перевозок по Белому морю. А ведь Папанин был еще и уполномоченным Государственного Комитета Обороны по перевозкам на Белом море.
– Ну что? – спросил Коган, когда Шелестов подошел к нему в парке.
– Есть люди, с которыми разговаривать бесполезно, – зло проговорил Шелестов. – Им надо или приказывать, или смещать их с должности к чертовой матери!
– Ясно, самолетов он нам не даст и воздушного поиска не предвидится.
– Догадливый, – невесело усмехнулся Максим. – Просто ясновидящий. Папанин пользуется покровительством лично Сталина, и связываться с ним никто не будет. Никто не захочет рисковать. Ладно, все равно решает не один человек, есть еще и люди на местах, которые могут помочь. Тем более что приказ нам надо выполнять вне зависимости от того, поможет нам Папанин или нет.
– Нам нужно составить карту всех возможных мест или наиболее вероятных мест, где немцы могут попытаться устроить свои базы, – заговорил Буторин. – И методично отрабатывать эти места. Для этого нужны какие-то критерии оценки.
– Ну, они в принципе есть, – кивнул Шелестов. – Это должна быть бухта, в которую поместится не одна, а как минимум две или три субмарины. Скрытность по условиям рельефа. Ну и удаленность от караванных путей, мест охоты и рыболовства местного населения. Так что направление поиска есть. Беда лишь в том, что все эти места, которые нам нужно осмотреть и проверить, находятся на удалении от обжитых мест, туда без транспорта не попасть.
Обустройство аэродрома на Севере, в полярной тундре – дело сложное, требующее особого подхода. Тут не только инженерная мысль важна, нужно хорошее знание природы, геофизики местных ландшафтов. Ровное место, покрытое чахлой травой и мхом, может быть ловушкой для самолета, когда он при посадке зароется передней стойкой шасси в болотную жижу или просто на его пути встретится участок, где грунтовые воды неожиданно поднялись очень высоко. И фактически под дерном не сухая земля и камни, а грязевая жижа.
Аэродромы здесь делают на каменистых участках, которые можно выровнять. Или использовать бетонные плиты, стальные щиты. Но с учетом удаленности дороговизна таких взлетных полос становится неподъемной. И тогда решающее слово остается за учеными, знающими местную природу. Они подскажут участки, которые не подтопляются, участки, где под колесами самолета окажутся плотные каменистые грунты. Не всегда можно забетонировать полосу. Если почва подвижная и часто подтапливается, то бетон будет проседать, крошиться, трескаться. И снова недалеко до аварии. Поэтому аэродромов в Заполярье мало, находятся они на большом удалении друг от друга. Еще на прибрежных участках и в устьях больших рек выручают гидросамолеты. Зимой легче, зимой самолет можно поставить на лыжи.
Коган с тремя летчиками сидел в курилке под небольшим шатровым навесом. На аэродроме Колыван ремонтировали полосу, и с самого утра все полеты были прекращены. А на краю возле дощатых пакгаузов скопился груз для дальних поселений, магазинов, для метеостанций. Не поднимались в воздух и самолеты ледовой разведки. Летом очень коварны отдельные льдины, которые могут приблизиться к берегам, неожиданно появиться на пути северного каравана. Иногда к берегам прибивает много льда, и на трассе Севморпути образуются ледовые поля. Увидеть это нужно как можно раньше, чтобы изменить курс, обойти опасные участки или направить туда ледокол.
– Смотреть умеют все, а вот видеть… – плечистый немолодой летчик Никифор Митрофанов в распахнутом реглане покачал головой и снова затянулся папиросой. – Тут ведь глаз надо иметь наметанный, чтобы он цеплялся за все, что не соответствует природному ландшафту. Мы вот, когда корабли во льдах ищем или упавший самолет, как смотрим… Не на все ледяное поле в целом, на тундру или тайгу, а на мелочи, зацепки, которые в глаза не бросаются обычному человеку, а нам бросаются. Промоина в центре ледового поля! Откуда она там появилась? Не может ее там быть. Или сломано несколько верхушек елей. А почему они сломались? Ветром может поломать, еловое дерево хрупкое. Может от тяжести снега, если его зимой было много, но тогда зелень пожухлая должна быть. То-то и оно!
