Тигр стрелка Шарпа. Триумф стрелка Шарпа. Крепость стрелка Шарпа - Корнуэлл Бернард (книга жизни .txt) 📗

– Сбросим ублюдков с холма! – прокричал Моррис, обращаясь к пехотинцам, и, отвернувшись, прикурил сигару. – Любой, кто струсит, – продолжал он, убирая трутницу, – будет расстрелян. Слышите меня?

– Ясно, сэр! – крикнул в ответ Хейксвилл. – Расстрелян! Да! И ваши имена будут зачитаны у вас дома в церквях как имена трусов. Так что деритесь как англичане!

– Шотландцы, – проворчал голос за спиной Шарпа, но слишком тихо, чтобы сержант услышал.

– Ирландцы, – добавил другой.

– Среди нас нет трусов, – уже громко объявил Гаррард.

Сержант Грин, человек сдержанный и спокойный, укоризненно покачал головой:

– Тише, парни. Я знаю, вы все выполните свой долг.

Передняя колонна двинулась с места, задние остались, выжидая, чтобы батальон мог наступать с широкими интервалами между своими двадцатью полуротами. При таком построении, решил Шарп, расчет, очевидно, делался на то, чтобы уменьшить потери от обстрела вражеской артиллерией, которая пока, ведя огонь с максимальной дистанции, расходовала снаряды впустую. Далеко в тылу разворачивавшихся батальонов оставшаяся часть союзной армия ожидала, пока высота будет очищена от неприятеля. С того места, где стоял Шарп, сгрудившаяся масса людей представлялась грозной силой, но он знал, что большая ее часть – это гражданский обоз обеих армий: торговцы, жены, маркитанты, скотники, поддерживавшие боевой дух и физическое состояние военных. Именно на их запасы рассчитывало командование в предстоящей осаде вражеской столицы. Шесть тысяч быков требовалось только для того, чтобы возить ядра для больших осадных орудий, и всю эту живность надо было пасти и кормить, а потому скотники и пастухи шли с семьями, которым, в свою очередь, тоже требовалась тягловая сила. Лейтенант Лоуфорд однажды заметил, что экспедиционные силы больше похожи не на армию на марше, а на огромное кочующее племя. Орду гражданских и животных окружала тонкая цепочка пехотинцев-красномундирников, состоявшая в большинстве своем из индийских сипаев, в чьи обязанности входило защищать торговцев, боеприпасы и тягловый скот от мобильной и эффективной легкой кавалерии султана Типу.

Султан Типу. Враг. Тиран Майсура и человек, по всей вероятности руководивший сейчас артиллерийским огнем. Типу правил Майсуром и был врагом, но что он представлял собой, почему считался врагом, был ли действительно тираном, супостатом или полубогом, ничего этого Шарп не знал. Солдату много знать не положено, и Шарпу вполне хватало того, что ему сказали о султане, а потому он терпеливо, обливаясь потом под палящим индийским солнцем, ждал продолжения.

Капитан Моррис оперся о луку седла, сдвинул треуголку и вытер влажный лоб смоченным в одеколоне платком. Накануне вечером он изрядно набрался, и теперь в животе у него бурлило. Если бы батальон не собирался вот-вот вступить в бой, он отъехал бы подальше, нашел укромное местечко и опорожнил кишечник, но сделать это на глазах солдат было невозможно, не вызвав подозрений в слабости, а потому капитан поднял флягу и отхлебнул арака в надежде, что крепкий напиток смирит бушующие в желудке силы.

– Пора, сержант! – крикнул Моррис, когда передняя рота отошла на достаточное расстояние.

– Полурота, вперед! – заорал Хейксвилл. – Марш! Живей! Живей!

Лейтенант Лоуфорд, получивший в свое распоряжение последнюю полуроту батальона, подождал, пока люди Хейксвилла отойдут на двадцать шагов, и кивнул сержанту Грину:

– Командуйте.

Красные мундиры шли с незаряженными мушкетами, поскольку враг находился еще далеко и никаких признаков пехоты Типу или его гораздо более опасной кавалерии не наблюдалось. Только вражеские орудия на холме да кружащие в высоком знойном небе стервятники. В передней шеренге последней полуроты шел рядовой Шарп, и лейтенант, едва взглянув на него, не в первый уже раз подумал, какой у него отличный солдат. Худощавое, потемневшее от солнца лицо и пронзительные голубые глаза выражали уверенность, свидетельствовавшую о высокой компетентности, что внушало нервничающему перед первым боем лейтенанту хотя бы некоторый душевный комфорт. С такими, как Шарп, думал Лоуфорд, проиграть невозможно.

Шарп не заметил взгляда офицера и наверняка бы рассмеялся, узнай он, что его вид придает кому-то уверенности. Он плохо представлял, как выглядит, потому что редко смотрелся в зеркало, а когда смотрелся, отражавшийся образ не значил для него ничего. Шарп лишь знал, что нравится женщинам и что они тоже ему нравятся. Еще он знал, что у него самый высокий рост в роте. По этой причине он должен был бы идти сейчас впереди, в гренадерской роте, но шесть лет назад, сразу по вступлении в полк, командир роты легкой пехоты настоял на том, чтобы взять его к себе. Капитан Хьюз умер в Калькутте, став жертвой какой-то кишечной болезни, но до того успел собрать в своей роте самых сообразительных, самых расторопных солдат, на которых можно было положиться в любом бою и которые умели действовать самостоятельно. К сожалению, по-настоящему испытать их ему довелось лишь однажды, да и то случилось это во время спешной, неподготовленной высадки на туманное побережье Фландрии, где никакая расторопность и сообразительность не могли компенсировать очевидной глупости начальства. Теперь, пять лет спустя, рота снова шла на врага, только вместо энергичного и предприимчивого капитана Хьюза командовал ею капитан Моррис, которому было наплевать, что у него за солдаты и насколько они сообразительные и расторопные, – капитана заботило только одно: чтобы его поменьше беспокоили. Потому-то Моррис и взял в роту сержанта Хейксвилла. И по той же самой причине высокий, уверенный в себе и компетентный рядовой Ричард Шарп подумывал о побеге.

Впрочем, если и бежать, то не сегодня. Сегодня их ждал бой, и Шарпа такая перспектива не только не пугала, а наоборот – радовала. Сражение – это добыча, трофеи, и если уж думать о побеге и о том, чтобы начать собственную жизнь, то неплохо бы иметь кое-что про запас.

Семь батальонов приближались к высотке. Шли они колоннами по полуроте, так что стервятникам, должно быть, представлялись в виде ста сорока крохотных красных прямоугольников на зеленеющей равнине. Прямоугольники размеренно двигались к холму, на котором их ждали вражеские орудия. Сержанты шагали сбоку от колонн, офицеры впереди – либо пешком, либо в седле. Издалека прямоугольники казались, наверное, ровными и аккуратными, в действительности же дела обстояли иначе. Шерстяная форма хороша для боевых действий в туманной Фландрии, но не в знойной Индии – краска полиняла под дождем, так что мундиры были скорее розовыми или тускло-фиолетовыми, чем красными, а высохший пот оставлял на них белые пятна. Высокий и жесткий кожаный воротник впивался в кожу и натирал шею; туго зачесанные назад длинные волосы смазывались свечным воском и убирались в специальный кожаный мешочек, перехваченный для надежности кожаной полоской. Затем волосы пудрили белой мукой, и хотя со стороны все это выглядело аккуратно, на самом деле солдатская голова представляла собой рай для вшей и прочих насекомых. Сипаям в этом смысле было легче. Они не посыпали волосы мукой, не носили бриджей и маршировали босиком. Не было у них ни кожаных воротников, ни – что самое удивительное – такого наказания, как порка.

Вражеское ядро нашло наконец цель, и Шарп увидел, как полурота вдруг рассыпалась, уступая место скачущему круглому снаряду. На мгновение в воздух над строем взметнулся красный фонтанчик. Сержант сомкнул ряды, а на земле остались двое. Еще двое солдат захромали, и один из них, сделав несколько шагов, пошатнулся и упал. Шедшие под знаменами барабанщики отбивали ритм четкими ударами, перемежая их более быстрой россыпью; проходя мимо двух кучек развороченной плоти, которые только что были солдатами гренадерской роты, мальчишки невольно ускорили темп и разогнали полк так, что майору Ши пришлось их притормаживать.

– Когда же заряжать? – спросил у сержанта Грина рядовой Маллинсон.

– Когда скажут, парень. Не раньше. О господи!

Последняя реплика сержанта была вызвана оглушающим залпом. Огонь открыли легкие орудия Типу, и вершину холма заволокло серовато-белым дымом. Две легкие пушки британцев ответили, но из-за скрывающей высоту дымной завесы оценить нанесенный ими урон не представлялось возможным. Справа появилась индийская кавалерия – люди в алых тюрбанах, с длинными, грозного вида копьями.